Жар-птица - Андрей Владимирович Козырев

власть. Я хотел, чтобы вы узнали их требования, и чтобы те, кто их выдвигает в России, узнали о вашей реакции. Я надеюсь, достаточно однозначной, чтобы охладить горячие головы. Я благодарю вас за это… Я рад объявить вам громко и ясно, что, пока первый свободно и честно избранный президент России Борис Ельцин руководит страной, а я провожу его внешнюю политику, о подобных изменениях не может быть и речи…

Я понимал, что честен только наполовину, ручаться за то, что президент не изменит позицию, я не мог. Поэтому, наверное, не слишком удивился, когда Ельцин назначил Примакова моим преемником. Но в тот момент мне очень хотелось верить, что мы с президентом не отступим от своей линии.

— Сейчас я представлю вам действительную политику Российской Федерации, как её определяет президент, и официальный текст моего выступления будет роздан участникам конференции и прессе.

После этого я зачитал текст ранее подготовленной речи, которая после шока, вызванного предыдущим выступлением, была встречена с большим вниманием и заслужила триумфальные отклики в прессе как доказательство того, что объявление новой холодной войны было всего лишь предостережением.

Большинство западных обозревателей и политиков поняли меня правильно и заговорили о необходимости относиться с бóльшим вниманием к проблемам России и нашим внешнеполитическим нуждам. К сожалению, этого понимания хватило ненадолго. Доброжелательные слова западных политиков и дипломатов так и не были подкреплены практическими действиями.

Многие украинские и прибалтийские комментаторы сосредоточились на первой части моей речи, видя в ней реальное новое направление российской внешней политики. Ельцину пришлось раз за разом повторять, что он никогда не собирался менять свой политический курс. Его твёрдая, публично заявленная приверженность этому курсу и была тем, чего я хотел достичь.

Сторонники возрождения империи на постсоветском пространстве были вынуждены сдать назад и публично отречься от своих собственных идей, назвав первую часть моей речи «выдумками и преувеличением». Им также пришлось доказывать, что они никогда не требовали изменить политику, а только хотели сделать её менее «проамериканской». Они представляли мое выступление в Стокгольме как хулиганство министра иностранных дел, который слишком многое себе позволяет и нуждается в наставлениях со стороны президента.

Удивительно, но они нашли неожиданного союзника в лице канцлера Германии Гельмута Коля, который в день моего выступления прилетел в Москву с официальным визитом, чтобы продемонстрировать поддержку Ельцину. Мне рассказали, что Коль выразил своему другу возмущение нарушением дипломатических порядков в Стокгольме. Министр иностранных дел Германии Клаус Кинкель позднее подтвердил, что канцлер, как и сам Кинкель, был поначалу шокирован нарушением порядка, когда узнал, что «объявление новой холодной войны», причинившее ему столько беспокойства, было хитрой уловкой. «Но скоро, — сказал он, — мы признали важность сигнала, который вы послали, чтобы вынудить Ельцина подтвердить свои истинные намерения».

Когда Ельцина спросили про мою речь на пресс-конференции по окончании визита Коля, президент просто сказал: «Козырев действовал по собственной инициативе. Возможно, он преувеличил силу оппозиции, продемонстрированную на съезде народных депутатов, и слишком пессимистично оценил нашу способность и волю к проведению новой внешней политики и реформ».

Так я отвоевал себе в Стокгольме немного свободного пространства, но, как оказалось, не более того. Через несколько дней после моей речи Ельцин опять заставил меня задуматься о плохом сценарии. Во время своего визита в Пекин он заявил прессе, что внешняя политика России является «чрезмерно проамериканской» и что для России будет лучше поискать союзников в других местах, прежде всего на Востоке. Китайские лидеры бесстрастно выслушали эти заявления, политических последствий у них не было. Однако слова Ельцина казались мне тревожным знаком. Похоже, он прислушивался к «Гражданскому союзу», который выступал за разворот в сторону Китая как во внешней политике, так и в проведении реформ по государственно-капиталистической модели. Это была любимая идея его лидера Аркадия Вольского.

* * *

В 1993 году моё поле для манёвра сузилось. Всё возрастающая опора Ельцина на недостаточно реформированный госаппарат вкупе с решением не возглавлять никакую политическую партию лишили демократов сильных позиций в законодательной власти. В результате огромные возможности, которые открылись перед Россией как демократической страной, начали сужаться.

Глава 7

Россия — США. Трудное партнёрство

Выборы 1992 года в США привели к власти Демократическую партию. Поражение республиканцев и приход в Белый дом новой администрации под руководством неопытного и сосредоточенного на внутренней политике Билла Клинтона нанесли неожиданный удар по демократическому движению в Москве.

В лице Буша и его команды мы потеряли преданных партнёров, которые понимали всю серьёзность ситуации в России. Уходящий президент, в прошлом — директор ЦРУ, опирался на свой обширный опыт в международных делах — в том числе во взаимоотношениях с СССР. Будучи послом в Китае, он хорошо изучил особенности коммунистического режима изнутри. Он умел прочитывать в высказываниях политиков скрытые смыслы. Эти знания очень помогали ему, когда он был избран президентом. То же относилось и к его внешнеполитической команде во главе с закалёнными во времена холодной войны ветеранами, такими как советник по национальной безопасности Брент Скоукрофт и госсекретарь Джеймс Бейкер.

Буш и члены его команды до какого-то момента многократно говорили об опасностях, связанных с распадом СССР, но при этом ясно сознавали масштаб возможностей, которые могут открыться с исчезновением советской империи и созданием СНГ. Политики с опытом холодной войны, они понимали, насколько важна демократическая трансформация России. Прежде всего, для уменьшения угрозы ядер-ной войны.

Администрация Буша также хорошо понимала трудности, с которыми столкнулись российские реформаторы. Выступая в Принстонском университете 12 декабря 1991 года, накануне визита в Москву, Джеймс Бейкер изложил своё понимание бурных событий в СССР и прямо призвал не только США, но и Запад в целом поддержать демократические реформы в нашей стране. На этом историческом перепутье, сказал он, мир должен помочь России, Украине, Казахстану и другим постсоветским республикам построить демократию и свободный рынок. Никто — предупреждал Бейкер — не должен недооценивать трудности, сопровождающие такие перемены, и могущество «тёмных сил» — наследников сталинской политики, которые ждут шанса, чтобы вновь поднять голову. В заключение он предложил коалиции западных стран сообща помочь новым независимым государствам не только продовольствием, но и поддержкой в создании демократических институтов и рыночных механизмов.

И это были не пустые слова. Соединённые Штаты и другие западные страны действительно помогли России без проволочек вступить в мировые финансовые организации. На встрече «Большой семёрки», состоявшейся в Мюнхене 6–8 июля 1992 года, где Россия участвовала как специальный гость, был предложен проект расширенной помощи странам СНГ.

Но по мере того, как перспективы переизбрания