Логово гадюк (ЛП) - Найт К. А.

А я не могу потерять его.

Я защищу плачущего мальчика с окровавленными руками, и она будет ключом.

Это началось в моей голове в самый первый день после того, как он посмотрел на нее так, словно она была вызовом, загадкой, которую Рай не мог разгадать, и Рокс не боялась его, как все остальные. Она встретила его лицом к лицу, такая же упрямая, такая же злая на весь мир. Рокси спасет его.

Она спасет нас всех.

И мы запятнаем ее.

Мне должно быть не все равно, но я, кажется, не могу ничего с собой поделать. Не тогда, когда я смогу оставить ее и моего брата.

Замечаю что-то дальше по переулку, движение настолько слабое, что я бы не заметил его, если бы не смотрел.

— На двенадцать часов, — бормочу я, едва шевеля губами.

— Да, — огрызается Райдер, все еще притворяясь, что разговаривает по телефону.

Тень движется вдоль стены и останавливается за ящиком. Я быстро набираю сообщение Тони, не глядя, не сводя глаз с силуэта. Он стреляет, и мы бросаемся вперед, когда машина трогается. Идиот, это гребаное стекло пуленепробиваемое.

Он пытается убежать, зная, что мы его заметили, но Тони блокирует переулок на другом конце, и тогда мы настигаем его. Выскакивая из машины и перепрыгивая через капот, я хлопаю его по плечу, а когда он поворачивается, бью кулаком в лицо. Он не падает, хотя и пытается ударить меня пистолетом, но Райдер хватает его сзади и начинает душить, поэтому я выхватываю у него оружие из руки и бью пистолетом по виску.

Он падает в объятия Райдера, который позволяет ему упасть на землю.

— Видишь, брат? Просто, — смеюсь я.

Тони и Сэм хватают мужчину и тащат его обратно к своей машине, а мы направляемся к нашей.

— Дизель будет вне себя от счастья. — усмехается Райдер. — И мы получим необходимую нам информацию. Они связались не с теми людьми.

— Гадюками, брат. Даже змеи боятся других змей, — соглашаюсь я.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

РОКСИ

— Я его грохну.

Я серьезно. Я собираюсь убить Гарретта. Мы с Гарреттом не разговаривали все утро после того, что случилось прошлой ночью. Этим утром Дизель вытащил меня из моей комнаты, а Гарретт приготовил мне завтрак, не сказав ни слова. После этого они потащили меня в гостиную, где я заснула на диване. Он не разговаривает со мной и даже не смотрит в мою сторону.

Это сводит меня с ума.

Ну и что? Он ненавидит женщин. И да, он использовал меня, но мне это понравилось. Иначе я бы сказала ему «нет» или надрала бы задницу. Мне плевать, и по какой-то неизвестной мне причине я все равно хочу его. Мне нужно слой за слоем содрать с него весь его гнев, чтобы добраться до того страха, который я обнаружила под ним. Добраться до того настоящего парня, который скрывается под слоем гнева.

Это кажется таким важным, но Гарретт не позволяет мне, вместо этого оказывая мне холодный прием. К черту. Никогда не была одной из тех, кто предпочитает сидеть сложа руки. Ведь все это время, так долго я выживала, будучи бойцом и никогда не сдаваясь, как бы мне ни было страшно. И это ничем не отличается.

Что бы ни было между нами, за то время, что я здесь, все изменилось, и секс с Кензо и Райдером только укрепил нашу связь. Я хочу их, и я забочусь о них — не то чтобы я когда-нибудь им в этом признаюсь. Эти ублюдки использовали бы мое признание против меня.

Я могу продолжать бороться с собой, сколько захочу, или я могу просто получать наслаждение от этого. Купаться в удовольствии и силе, которую они мне предлагают. Я устала убегать, устала выживать изо дня в день, и Гарретт не может оттолкнуть меня, потому что он напуган.

Я в ужасе.

Относительно него, относительно их всех и особенно в отношении того, что они значат для меня, в частности, для моего тела и моего сердца. Но я все еще здесь. Все еще борюсь. Так что он тоже должен это делать.

Сначала я раздражаю Гарретта, толкаю, пинаю, а когда он рычит на меня, я торжествующе ухмыляюсь. Гарретт снова игнорирует меня и смотрит телевизор, поэтому я переключаю канал. Он ворчит и кричит на меня, но тут звонит его телефон.

Я слышу, как Гарретт разговаривает с кем-то, по голосу похож на Кензо, поэтому продолжаю переключать канал. Он раздражается, кричит и заканчивает разговор, свирепо глядя на меня.

— Веди себя прилично.

— Или что? — скалюсь я в ответ. — Собираешься снова поставить меня на колени?

Его глаза темнеют, пристальный взгляд опускается на мои ухмыляющиеся губы в воспоминании, когда он ерзает на диване, без сомнения, вспоминая свой член там — я знаю, что так и есть.

— Это была ошибка.

— Конечно, как скажешь, здоровяк. Эй, кстати, мне скоро надо доделать татушку, как думаешь, я могу пойти к мастеру? — спрашиваю я.

— Кому? — возражает он, прищурив глаза. По крайней мере, это шаг в правильном направлении.

— К Зику, из салона «Соблазнительное искусство», — пожимаю плечами.

— Парень? — почти огрызается Гарретт, а его тело вибрирует от гнева. — Нет.

— Что? Почему? — спрашиваю я, уже разозлившись.

— Никто, кроме нас, не прикасается к тебе, — рычит Гарретт, и я смеюсь.

— Ревнуешь? — ухмыляюсь я.

Гарретт снова ухмыляется.

— Нет, другие убили бы его. Твоя татуировка действительно стоит его смерти?

Дизель тоже смеется, развалившись на диване рядом со мной.

— Он прав, я бы убил его, но посмотри татуировки Гарретта, он может закончить ее для тебя. Он бил нам все татухи.

Гарретт замирает, когда я оживляюсь.

— Черт, правда? Они хороши! Ты сделаешь это?

— Нет, — огрызается Гарретт, скрежеща зубами и бросая свирепый взгляд на ухмыляющегося Дизеля.

— Что? Почему? Я не могу пойти к Зику, но ты не закончишь ее? — ору я.

Его голова медленно поворачивается, глаза темнеют.

— Я не буду добивать тебе ее, забудь об этом.

— Почему? Потому что я женщина, и тебе не хотелось бы опускаться до того, чтобы прикасаться ко мне?

Тыкаю я его носом.

— О, это будет хорошо, мне нужен попкорн, — бормочет Дизель, но я игнорирую его, уставившись на Гарретта, не отступая сейчас.

— Отвали, — предупреждает Гарретт.

Да, к черту все это. С меня хватит его истерик.

— В чем, собственно, твоя проблема? Боишься киски, или ты действительно настолько любишь заниматься самоедством и пышешь ненавистью, что можешь завести ее, только причинив кому-то боль?

В комнате воцарилась тишина, если не считать хлопков попкорна Дизеля на кухне.

— Уходи, сейчас же, — рычит Гарретт, его голос низкий и смертоносный. Его глаза горят тем же гневом, который я видела на ринге — он вне себя от гнева. Гарретт вступает на свою боевую территорию, а я его противник.

Разумнее всего было бы уйти и дать ему остыть. Так ли это? Нет, конечно, нет. Я никогда не говорила, что я блещу умом, и у меня в заднице застрял свербун, у которого явно большие яйца.

— Нет. Так это все, малыш Гарретт? Дело в твоей мамочке? Нет, держу пари, то была твоя подружка. Что она сделала, обманула? О нет, бедный маленький Гарретт, но это не значит, что ты можешь обращаться со мной как с дерьмом, ты, большой засранец. Ты можешь сверлить меня взглядом и угрожать мне сколько угодно, но все знают правду. Ты хочешь меня, и ты ненавидишь себя за это.

Никто не обещал, что ты проживешь сотню лет, никто не гарантировал, что завтрашний день наступит, и я не верю в то, что стоит тратить время на то, чтобы хотеть что-то сказать или сделать. Поэтому, хотя я знаю, что это глупо, я все это вылила на него. Мы никогда не сможем двигаться вперед, пока не преодолеем прошлое.

Гарретт двигается быстро, вероятно, после бокса, хватает меня за горло и поднимает в воздух. Мои ноги едва касаются пола, но я не сопротивляюсь его хватке. Я расслабляюсь с ухмылкой, даже когда он сжимает свою хватку, перекрывая мне доступ воздуха. Эти губы скривлены в ненависти, а его лицо — оскал. Им руководит только гнев. Он не видит меня, нет, он видит ее.