Верь в мою ложь - Элизабет Джордж

— Ну, ты говорил об извращенцах.

— Да кто угодно может таким оказаться, — пожал плечами Даниэль. — Их тут пруд пруди.

— Ну, здесь и овец до черта, в этом проклятом местечке, так? — подмигнул ему Зед. — Никакой безопасности!

Мальчик посмотрел на журналиста с тем выражением, с каким подростки смотрят на взрослых, когда хотят сказать: «И откуда только берутся такие идиоты?» Слова тут были совершенно не нужны.

Зед улыбнулся.

— Это просто шутка. Но, пожалуй, сейчас ещё слишком рано, чтобы шутить. Куда тебя отвезти?

— В Лит-Вэлли. Я там сяду на школьный автобус.

— И куда он идёт?

— В Уиндермир.

— Если хочешь, могу отвезти тебя прямо туда. Никаких проблем. Я всё равно в ту сторону еду.

Парнишка осторожно отодвинулся. Похоже, снова испугался. И спросил:

— Да чего вам вообще надо? Вы не сказали, зачем опять приехали в деревню. В чём дело-то?

Зед подумал, что мальчишка слишком умён для своих лет.

— Чёрт побери, да расслабься ты! — сказал он. — Я тебя высажу, где захочешь. Хочешь выйти прямо сейчас?

Даниэль посмотрел на дождь. И сказал:

— Но ты и не пытайся что-нибудь такое сделать. Я тебя ткну прямо в кадык, даже не сомневайся. Я знаю, как это сделать. Мне папа показал, и уж поверь, это здорово действует. Лучше, чем бить по яйцам. В сто раз лучше.

— Отличное умение, — признал Зед.

Ему нужно было как-то вовлечь мальчика в разговор в нужном ему направлении до того, как они доедут до Лит-Вэлли, и чтобы при этом парнишка не ударился в панику. Поэтому сказал:

— Похоже, он о тебе заботится, твой папа.

— Верно. Точно. У нас прямо под носом живут извращенцы, вот как. Делают вид, что они просто соседи, но мы-то знаем правду. Папа говорит, никакая осторожность не помешает, когда рядом такие ребята, а теперь дело ещё хуже стало.

— Почему? — спросил Зед, обрадовавшись повороту в необходимую сторону.

— Да потому что один из них умер, а другой теперь примется искать что-нибудь новенькое.

Это прозвучало как уверенное утверждение.

— Понятно, — кивнул Зед. — А может, тот, второй, просто куда-нибудь переедет, ты не думаешь?

— Папа как раз этого и ждёт, — ответил Даниэль. — Он эту ферму купит, как только её станут продавать.

— Что, ту ферму, на которой вы живёте?

«Ту самую», — ответил Даниэль. Он смахнул со лба мокрые волосы и теперь уже болтал без опаски. Похоже, тема разговора его успокоила, потому что не имела отношения к извращенцам, как он это называл; мальчик включил обогреватель машины на уровень тропической жары и, порывшись в своём рюкзаке, достал банан, который тут же и принялся жевать. Он сообщил Зеду, что его отец хотел купить ферму прежде всего для того, чтобы было что оставить Даниэлю. А это, продолжил он, чертовски глупо, потому что чёрта с два он останется на этой овечьей ферме. Даниэль хотел вообще уехать из Края Озёр. Он стремился служить в воздушных войсках. Военные самолёты постоянно летают над Озёрами, известно это Зеду? Реактивные самолёты, которые проносятся на высоте в триста футов над землёй… ну ладно, может быть, в пятьсот футов, — и могут вдруг промчаться прямо над головой, когда человек просто спокойно идёт куда-то, и они так ревут, что оглохнуть можно, чертовски здорово!

— Я папе сто раз об этом говорил, — продолжал Даниэль. — А он всё равно думает, что сможет удержать меня дома. Ему только и нужно, что заполучить эту ферму.

Он любит папу, говорил Даниэль, но не хочет жить так же, как он. В конце концов, не зря же их бросила мама. Она просто хотела другой жизни, а папа так ничего и не понял.

— Я постоянно твержу, что надо ему заниматься тем, что он по-настоящему умеет. Любой бы так сделал на его месте.

«Этого каждый хотел бы», — подумал Зед, но вслух спросил:

— И что же это такое?

Даниэль слегка замялся. Зед посмотрел на него. Мальчик явно чувствовал себя неловко. Зед понял, что наступил очень важный момент. Даниэль готов был признаться в том, что Джордж Коули знал, как управиться с теми парнями, что жили на ферме его мечты. Похоже, на Зеда готов был пролиться золотой дождь. Золотой, серебряный, платиновый и так далее.

— Он делает кукольную мебель, — пробормотал Даниэль.

— Повтори?..

— Кукольную мебель. Ну, мебель, которую ставят в кукольные домики. Вы что, не знаете?

«Чёрт, дерьмо, проклятие! Облом!» — мысленно обрушился на него Зед.

Даниэль продолжал:

— Он чертовски здорово делает эти штучки. Я понимаю, звучит чудно, но он это умеет. И сразу продаёт через Интернет, как только закончит. Я ему сто раз говорил, что он мог бы только этим и заниматься, а не бегать по грязи за этими чёртовыми овцами. А он говорит, что это хобби и что я должен понимать разницу между хобби и делом всей жизни. — Даниэль покачал головой. — Для него дело всей жизни — эта дурацкая ферма, и ничего больше!

Неужели это действительно было так? Зед пытался представить, что будет делать Коули потом, когда узнает, что ферма теперь законным образом принадлежит Кавеху Мехрану в соответствии с завещанием Яна Крессуэлла?

Даниэль показал на огромный дуб, стоявший за каменной стеной, сложенной без раствора. И сказал, что здесь Зед вполне может его высадить. И, кстати, спасибо, что подвёз.

Зед остановил машину, и Даниэль вышел. И в то же самое мгновение зазвонил мобильник Зеда. Он посмотрел на дисплей. Звонил Родни Аронсон из Лондона. Но в такой ранний час Родни и на работу-то обычно ещё не являлся, так что всё это сулило недоброе. Хорошо было только то, что теперь, после разговора с Даниэлем Коули, Зед мог хотя бы доложить о некотором продвижении вперёд.

Однако Родни сказал без каких-либо предисловий:

— Ты там поосторожнее!

— Почему? Что случилось?

— Скотленд-Ярд знает, что ты там. Так что не высовывайся, держись незаметно…

Незаметно — при росте в шесть футов восемь дюймов?..

— …и не своди глаз с Ника Файрклога. Тогда узнаешь, кого прислали из Лондона, чтобы разобраться в гибели Яна Крессуэлла.

Камбрия, Бэрроу-ин-Фёрнес

Манетт не желала думать о том, что её бывший муж предыдущей ночью не явился домой. Более того, она не желала думать о том, какие чувства охватили её из-за этого факта. Но не думать было очень трудно.

Они очень долго и тщательно обсуждали проблему своего развалившегося брака. Они рассмотрели со всех сторон то, что произошло с ними, и то, что могло произойти, и что наверняка произойдёт, если они ничего не станут менять. В итоге решили, что всё дело в отсутствии романтики, в том, что вся их жизнь оказалась подчинена работе, и в особенности им мешало полное отсутствие сюрпризов в их жизни. Они превратились в пару, которая сверяется с ежедневником перед тем, как заняться сексом, во время которого оба притворяются, что чувствуют друг к другу нечто такое, чего на самом деле не чувствуют. И в итоге после бесконечных разговоров они решили, что в любом случае дружба важнее страсти. И что им лучше остаться друзьями и наслаждаться обществом друг друга, и тогда через много лет они смогут сказать, что провели жизнь куда лучше, чем многие другие пары.

Но теперь Фредди не вернулся домой. А когда он был дома, он насвистывал по утрам, собираясь на работу. Хуже того, он начал распевать в душе — поющий Фредди, боже праведный! — и при этом всегда одну и ту же проклятую песенку, от которой у Манетт просто крыша съезжала. Чёртову песенку из фильма «Les Miserables», и Манетт уже начала понимать, что, если она ещё раз услышит, что «кровь мучениц зальёт французские луга», ванную комнату вполне может залить кровь Фредди.

Впрочем, нет. Только не Фредди. Она никогда не смогла бы причинить ему зло.

Придя на работу, Манетт отправилась в кабинет Фредди. Он уже был на месте; сняв пиджак, в идеально белой рубашке с красным галстуком, склонился над рабочим столом, изучая огромную пачку компьютерных распечаток. Он теперь постоянно изучал многочисленные материалы, готовясь занять место Яна, если отец Манетт предложит ему такое. «И если у Файрклога есть хоть капля здравого смысла, — думала Манетт, — он так и сделает».

— И как там «Скорпион»? — спросила она прямо от двери.

Фредди поднял голову. По выражению его лица Манетт поняла, что он представления не имеет, о чём она говорит, и, видимо, решил, что речь идёт о знаках Зодиака.

— Ночной клуб, — уточнила она. — Тот, где ты назначил свидание.

— А! «Скорпион»! — Он отодвинул пачку листов на середину своего невероятно аккуратного стола. — Да мы туда так и не пошли. Встретились у входа.

— Бог мой, Фредди! И что, сразу в постель? Ну ты и проныра!

Фредди покраснел. А Манетт пыталась вспомнить, в какой момент их совместной жизни она перестала замечать, как часто он краснеет и как краска разливается по его щекам от ушей, сначала залив их огненным цветом до самых кончиков. И ещё она гадала, когда же она перестала восхищаться тем, какие у него красивые уши, похожие на две безупречные раковины…