Судьба династии - Александр Широкорад

И Феликс, и его мать слишком хорошо воспитаны, а, кроме того, не исключено, что письмо могло попасть в руки жандармов. Поэтому стоит повнимательнее прочесть его и выудить суть: Юсуповы прекрасно понимают, что великий князь Михаил не может быть наследником, что цесаревич Алексей неизлечимо болен гемофилией. О царе нет ни слова, но в аристократических кругах давно уже считали, что «сущий младенец» не может долго процарствовать. И в такой ситуации Феликс и Зинаида спешили сделать свою игру.

Вскоре состоялось объяснение соперников (любовников?), и Феликс пишет матери: «С Дм. Павл. у нас по-прежнему дружеские отношения. Он мне откровенно рассказал про своё посещение со всеми подробностями, а также, что Мария Фёдоровна хочет, чтобы если Ир. вышла замуж за него, но он думает, что если Ир. его не любит, а любит меня, то противиться не будет».

Через много лет Феликс Юсупов так описал принятое в этом разговоре решение: «Теперь решать предстояло Ирине. Мы с Дмитрием обещали друг другу никоим образом не влиять на решение её».

Наконец Феликс решает сыграть ва-банк и наносит визит Александру Михайловичу.

Юсупов прибыл в половине пятого, вся семья пила чай. Сначала побеседовали о погоде, о загранице и т.д. Когда дети ушли, Феликс прямо приступил к делу. Для начала он рассказал о ситуации с Зоей Стекл. Объяснения Юсупова были приняты супругами без возражений. И вот тогда-то Феликс спросил в лоб:

— Наши отношения с Ириной Александровной были исключительно дружеские. Но сейчас, по крайней мере, с моей стороны, они изменились. Если Ваши Высочества имеют в этом случае что-либо против, то не лучше ли сразу прервать все отношения?

Ксения страшно покраснела, но через секунду взяла себя в руки, и они вместе с мужем твёрдо заявили, что будут только рады, если всё это случится. Немного подумав, Александр Михайлович добавил:

— Во всяком случае, не торопитесь, пусть Ирина хорошенько окрепнет и время нам покажет, если ваше чувство правда сильное или нет. Надо ещё переговорить с императором и императрицей Марией Фёдоровной. В Лондоне, когда мы все там будем, то можно будет, не разглашая, решить этот вопрос в принципе.

На этом разговор был окончен. Великокняжеская чета тепло простилась с Феликсом.

Игра была слишком тонкая, чтобы спешить. И Феликс в очередной раз садится в поезд и отправляется в Лондон. Но, как всегда, он не мог на несколько дней не остановиться в Париже.

Вскоре Феликс получил важного союзника в своём сватовстве к Ирине. 28 июля 1913 года в Лондон прибыла великая княгиня Елизавета Фёдоровна, сестра императрицы. Из письма Феликса к матери: «Дорогая Мама, видел великую княгиню, которая в восторге быть в Лондоне. Я поехал её встретить на вокзал, но опоздал на 5 минут, т.е. поезд пришёл раньше, чем его ждали. Она отыскала какой-то удивительный поезд, приходящий в 7½ утра. Когда я вернулся домой, то сейчас же ей телефонировал узнать, когда могу её видеть. Она подошла к телефону и страшно смеялась и балаганила, видно, что она так довольна быть в Лондоне после стольких лет».

Елизавета Фёдоровна с начала века была очень близка к семье Юсуповых. Но сейчас она была монахиня, и пристало ли настоятельнице женского монастыря разъезжать по Парижу, Лондону, «балаганить» и заниматься марьяжами?

Мать ответила сыну: «Верю, насколько Елизавета Фёдоровна рада быть в Лондоне и как она этим наслаждается, забывая, что ей теперь всё равно, где быть! Как всё это преувеличено и фальшиво! Мне иногда её глубоко жаль!»

В середине июля 1913 года семья Александра Михайловича приезжает в Лондон. Феликс традиционно докладывает матери: «Вчера завтракал в Ритце с родителями, Ириной и англичанином [близкий друг Ксении Александровны]. Очень странное впечатление производит этот господин. Он себя, по-моему, держит очень развязно, хотя довольно симпатичный. Во время завтрака он несколько раз напоминал великой княгине всё то, что она должна была купить для Ирины. Он очень о ней заботился, но ей это неприятно, и за завтраком она всё время краснела. После завтрака я их отвёз в гостиницу, а вечером поехал с ними в театр, англичанин тоже был. Всё очень странно. Великая княгиня всё время с ним ездит вдвоём, и он у них всё время сидит. Сегодня были с Ириной в музее. Много говорили. Она решила бесповоротно, даже если бабушка будет против, настоять на своём. У неё очень утомлённый вид, и я думаю, что жизнь родителей не может не быть ей заметна».

Мать делает строгий выговор сыну: «Сейчас пришла твоя телеграмма, где ты говоришь, что вы были в театре и что все на Вас смотрели! По-моему, это глупое положение! Не имея согласия Бабушки, не показываться публично. Можно видеться сколько угодно, не ставить себя на положение женихов. Где находится Бабушка? Если она, с тобой не познакомится теперь, то это очень дурной знак!»

Сын отвечает: «Только что вернулся от великой княгини Елизаветы Фёдоровны, которая уезжает завтра в Киль на неделю, затем в Россию… Мы с ней много говорили про меня. Она мне дала очень хорошие советы, за которые ей очень благодарен. С Ириной мы видимся каждый день и несколько раз в день. Вчера у меня был Александр Михайлович, посидел немного, а затем мы с ним поехали встречать Ми-ми Игнатьеву, которая приехала на несколько дней. Мы с ним очень подружились, и у нас отношения совсем как между товарищами. Вчера обедали втроём: он, Ирина и я, затем поехали в оперу. Они все себя ведут, как будто всё между нами решено, а вместе с тем Бабушка молчит. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна ничего не могла узнать, только когда она спросила Марию Фёдоровну, скоро ли Ксения Александровна уезжает, то та подмигнула многозначительно глазом и сказала: «Пусть останется подольше, это очень хорошо». Вот и всё, что она могла узнать. Завтра мы все едем на целый день за город в моём автомобиле. Toute la sainte famille [всё святое семейство (фр.)]. Ксения Александровна ещё похудела и вид у неё отчаянный. Он [Александр Михайлович] совсем с ума сошёл и с утра до поздней ночи танцует. Во вторник мы с ним даём большой ужин с танцами».

Действительно, в те годы великий князь Александр Михайлович сходил с ума по вошедшему в 1912 году в моду в Париже аргентинскому танцу танго. Николай II же считал сей танец аморальным и запретил его. На частных вечеринках в России всё равно студенты и курсистки танцевали танго. Но за публичное исполнение этого танца где-нибудь на балу в Петербурге офицер мог с треском вылететь из полка, а то и вообще из армии без права ношения мундира. Лишь после отречения Николая II Александр Михайлович впервые открыто танцевал танго на балу в Киеве.

Замечу, что Зинаиду Николаевну, смотревшую сквозь пальцы на «нетрадиционные» похождения сына, крайне возмущало поведение Александра Михайловича и особенно его любовь к танго. В письме от 14 июля 1913 года наряду с наставлениями сыну в марьяжной игре Зинаида резко высказывается о будущем свате: «Я думаю, что может быть завтра, 3-го, ты как-нибудь встретишь Бабушку, а может быть, и нет, что также возможно! Вызвать тебя она не может, так как это было бы равносильно объявлению, но встретить, как будто случайно, было бы более чем естественно, и меня удивляет, что она не пожелала тебя видеть! Значит, у неё на душе всё ещё эта мысль не улеглась, и она надеется, что, авось, переменится и будут новые впечатления. Это мне очень не нравится по отношению к тебе, и я советую об этом серьёзно подумать. Мне тоже не нравятся товарищеские отношения с отцом. Это ни к чему. Он очень хитёр и очень изменился к худшему за последние годы, так что я опять повторяю, будь осторожен и не выдавай зря, не доверяй ему чересчур! Всё это очень грустно, но что же делать, приходится говорить печальную правду, когда её видишь, а его я знаю насквозь и поперёк! Ужин с танцами мне тоже не нравится! Во-первых, это эксплуатация твоего кармана, во-вторых, эти поганые танцы меня возмущают! (танго)… Говорят, что порядочные женщины в Лондоне не допускают этого безобразия у себя! Здесь, в Kurhaus, запрещено танцевать неприличные танцы полицией! Это какая-то болезнь, и я нахожу, что надо быть ненормальным, чтобы пускаться в пляс, как это делают «родители»! Великий князь Георгий Михайлович очень остроумно говорит, что новые танцы не что иное, как «хлыстовские радения»! Это, говорят, чёрт знает что! Мне обидно думать, что Ирину также привлекают туда, и нахожу, что пора отрезвиться. Жизнь не для того нам дана, чтобы превращать её в какую-то вакханалию! Не ужасайся моим возмущением».

В свою очередь Сандро и Ксения осуждали поведение Феликса и не были уверены в правильности выбора Ирины.

Конец лета 1913 года семья Александра Михайловича провела в Ай-Тодоре. Вскоре туда примчался из Парижа через Петербург и Юсупов. В Ай-Тодоре Феликса принимали почти на правах жениха. Тем не менее 26 сентября после посещения нового Ливадийского дворца Ксения Александровна записала в своём дневнике: «Обедали с Ириной в Ливадии еn famille [по-семейному (фр.)]. Алике всё так же, но она обедала с нами, вид усталый. Много болтали. Сандро всё рассказывал про Америку. Говорила с Алике про Феликса — все спрашивает, уверены ли мы в нём — чего я, к сожалению, не могу сказать».