За золотым призраком - Владимир Иванович Буртовой

Отто, усаживаясь за стол вместе с сыновьями, пристально посмотрел на официанта, который выправкой больше смахивал на переодетого сыщика. «Может и в самом деле подсунули мне ищейку? По настоянию инспектора Паркера. Не напрасно же он там, на борту “Британии”, с таким упорством намекал на скорую – причем гораздо раньше, чем ожидаемое возвращение в Порт-Элизабет! – встречу. – Эта невзначай вроде бы пришедшая мысль будто электрическая разрядка ударила в голову, вызвав легкий звон. Ему стало не по себе от сознания, что инспектор что-то пронюхал, это ясно как дважды два… Интересно, за всеми ли подозреваемыми с “Британии” установлен надзор? Или эта слежка персональная и нацелена на какой-то конкретный результат?… Надо срочно разузнать, давно ли этот молодец здесь служит?»

– Скажи, приятель, возможно ли зафрахтовать яхту для длительной прогулки? Или есть трудности? – спросил Отто, стараясь по глазам официанта узнать, что скрыто там, внутри этого ходячего манекена. «По морде видно, что в душе своей этот англосакс крепко ненавидит нас, немцев! Вон сколько ледяного блеска в зрачках… да вынужден вести себя прилично! Служба прежде всего».

– Да… сэр, – ответил официант, явно показывая, что величать «сэром» немцев ему муки адские. Поклонился, но глаза при этом не оторвались взглядом от лица сенатора, а словно намагниченные, глядели на Дункеля, Отто еще раз уточнил, так можно, или весьма трудно зафрахтовать яхту?

– Теперь, по январской жаре… сэр, многие стараются выехать на острова и там проводить время. Кто в Тасманию, кто в Новую Зеландию, а то и на Фиджи, – пояснил официант и добавил будничным тоном, словно сенатор и сам мог об этом догадаться: – У администратора гостиницы вы можете попросить телефонную книгу, позвонить владельцам яхт. – И не добавив положенного в конце фразы «сэр», еще раз поклонился.

– Благодарю, – негромко произнес Отто и отпустил официанта. Принялся за сочный бифштекс с овощным гарниром. – Вы после ужина отдыхайте в номере, а яхтой я сам займусь.

– Я полагал, что в Австралии летом прохладнее, чем у нас, – сказал Вальтер, проглотив кусочек бифштекса и повернув лицо к распахнутому окну. В просвете между двумя высокими, из стекла и стали зданиями видны были мачты и трубы океанских пароходов, стоявших в Мельбурнском порту, а за ними – синяя полоса Бассова пролива, за которым, далеко на юге, раскинулся большой остров Тасмания. Ветер дул с востока, с Тасманова моря, но в Мельбурне он почти не чувствовался: город закрыт вершинами Большого Водораздельного хребта. Где-то далеко у подножья самой высокой горы Косцюшко берет свое начало крупнейшая река Австралии Муррей…

– Ничего, сынок! Вот выйдем в море, а там… – и Отто широко взмахнул рукой, словно показывая, какой простор откроется перед ними. – Ходить по морю на прогулочной яхте куда приятнее, чем на душном железном пароходе. Только бы найти приличное суденышко, водоизмещением тридцать – тридцать пять тонн. И обязательно с двигателем, а не только с парусным вооружением. Ну, с едой покончено. Вы за свои шахматы, а я к администратору для зондирования грунта…

Насвистывая мотивчик довольно фривольной песенки, услышанной еще в предвоенные годы на молодежной вечеринке:

Гретхен в поле убежала,

Там цветы в букет рвала,

Песней Ганса завлекала,

Поцелуй ему дала…

Отто вышел из номера в коридор и повернул направо, к лестничной площадке в дальнем конце этажа. Совершенно случайно бросив взгляд на человеческую фигуру впереди себя, шагах в двадцати, он неожиданно почувствовал неосознанное волнение: беспокойный сигнал от глаз прошел через мозг и горячим угольком упал на грудь: «Опасность!»

Первое, что зарегистрировало уже трезвое внимание – впереди по вечерним солнцем залитому коридору плыл «голубой мираж»: безукоризненная, словно у легендарной богини с Олимпа фигура, прямые красивые ноги в белых туфельках, в легком голубом платье с белым от передника пояском на спине, с белыми кружевными воротничками, изящная высокая шея, пышные истинно скандинавские золотистые волосы, подхваченные с затылка голубой лентой, заколотой брошью с простыми камнями-украшениями.

Дункель споткнулся на ровном месте, вскинул руку, словно собирался перекрестить возникшее перед ним видение…

«Марта!!! Клянусь священными водами Стикса, это Марта! И платье любимого ее цвета, и волосы так же подхватывает, чтобы в жару не потела шея… Или я начал бредить из-за своего одиночества, или… Откуда она здесь?» – И он по имени давно умершей жены едва не позвал горничную – девушка несла на согнутой руке поднос с использованной посудой. Вот она остановилась перед комнатой старшей дежурной по этажу, куда лифтом поднимали из кухни обеды…

«Господи! – продолжал изумляться нежданному видению Отто, – откуда у этой горничной такая величественная осанка? Такая грациозная походка, будто она несет не грязную посуду, а золоченый поднос с хрустальными бокалами, какими хозяйки замков в прошлые века встречали своих изысканных и чопорных гостей… Надо же…» – И он остановился в своих рассуждениях, словно убоялся шальных мыслей, в то же время не понимая причины пробуждающегося в нем чувства восхищения вперемежку со страхом.

Горничная почувствовала на себе не совсем обычный взгляд, уже взявшись правой, с обнаженной до локтя рукой за никелированную круглую дверную ручку, она неожиданно обернулась и глянула на Дункеля. Светлые, с легкой синевой глаза, на круглых щеках румянец, говоривший об отменном здоровье и воздержанном образе жизни, красиво выточенный нос и пухленькие алые без помады губы.

Наткнувшись на ее острый, испуганный взгляд, Отто оробел, будто ему не за пятьдесят, а где-то около двадцати лет! Поддавшись невольному сердечному порыву, он поспешно снял шляпу, издали поклонился. На полных губах горничной мелькнула улыбка, и все еще держась за ручку двери, она сделала легкий реверанс, выказывая тем свою отменную воспитанность и умение ценить внимание выгодных хозяину клиентов. После этого горничная осторожно открыла дверь, вошла в комнату и пропала из виду.

Непроизвольно задерживая шаг, Отто прошел до конца коридора, оглянулся – «голубой мираж» больше не появлялся, и он медленно начал спускаться, по привычке отсчитывая в уме на каждом пролете по тринадцать ступенек из серого, ногами потертого мрамора.

«Крепкая девица! – в раздумье улыбаясь, отметил про себя Отто. – И дети от нее крепкие будут… Хорошая была бы жена для Вальтера». – Он остановился на последней ступеньке, пораженный этой, словно свыше явившейся мыслью. Пытался отмахнуться от нее – прочить сыну в жены случайно увиденную горничную?! Смешно ли? Чем она лучше той индианки, от которой он пытается спасти Вальтера?

«Надо же! Словно моя Марта воскресла в этой девушке! Как по индусской религии произошло переселение души! – Дункель вторично представил только что увиденный в лучах солнца “голубой