Сердце женщины - Уильям Локк

Они пошли рядом. С минуту оба молчали.

— Ну? — первый начал он. — Что же вы хотели мне сказать?

— Не знаю, что-нибудь, только спросить, наладилась ли ваша жизнь. Я так много думала о вас.

Он с любопытством посмотрел на нее.

— Как вы дошли до этого?

— А как вы дошли до тюрьмы? — был ответ.

— Я поступил дурно и был наказан.

— И я тоже. Это моя кара. Когда вы ушли, мне стало так тяжко, что я готова была своими руками вырвать свое сердце. Я стала пить, чтобы забыться — не могла достать ангажемента. Ну, и покатилась под гору. Ниже уж, кажется, нельзя упасть. Если вам нужна месть — вы отомщены.

Она по-старому, вызывающе, тряхнула головой. Джойсу стало жаль ее, когда он понял, какую роль он сам сыграл в ее падении.

— Богу известно, я и не помышлял о мести. Наоборот, я очень огорчен, что вы дошли до этого. Если б я мог помочь вам, я помог бы. Но это, вы сами знаете, не в моей власти.

— Да! Единственное, чем вы могли бы помочь мне, было бы жениться на мне и сделать меня честной женщиной, но это маловероятно, — цинично заметила она.

— Да, это маловероятно. Я могу только искренне жалеть вас.

— Если бы вы знали, что значит для меня говорить с вами — даже так! О, Боже! Если бы вы знали, как я жаждала встретиться с вами!

— Почему вы так поступили со мной?

— Не знаю. Не спрашивайте. Должно быть, потому что в каждой женщине на дне души сидит тигрица. Я привыкла считать мужчин жестокими. Теперь я знаю, что жестоки женщины. Все мы одинаковы. Я ненавижу себя. Я рада была бы, если б вы завели меня куда-нибудь в глухой переулок и убили. Моя жизнь — это ад. Помните, что вы мне сказали на прощанье: «Некоторым людям лучше не жить». Это — самые правдивые слова, какие я слышала за всю свою жизнь.

— Уйти из этого мира, если надо, не трудно, — промолвил Джойс. — Но может быть, лучше бороться с ним. Попробуйте взять себя в руки и бросить эту жизнь; она не для вас — вы такая гордая.

— Ну, гордости-то во мне осталось немного.

— Я тоже о себе так думал. Совсем, было, стал тонуть. А вот выплыл же. Почему бы и вам не выплыть?

— Я и выплыву, но только трупом. Но все-таки я рада, что ваши дела поправились. Теперь, когда я знаю это, у меня легче на душе. Я думала, что это я погубила вас, может быть, из-за этого я и себя погубила. Ну, да ладно, не стану больше вас задерживать. Я знаю, что вам неприятно будет, если кто-нибудь увидит вас со мной.

— Не могу ли я что-нибудь сделать для вас? — спросил Джойс, роясь в кармане.

— Да, можете обжечь меня, точно каленым железом, предложив денег. Вы однажды уже это сделали — вы помните?

Она умолкла, взяла протянутую руку Джойса и выговорила уже мягче:

— Это хорошо, что вы не брезгуете пожать мне руку. Мужчины все-таки лучше женщин. Слава Богу, что я, наконец, встретилась с вами. Прощайте!

— Прощайте! — ласково ответил Джойс.

Они расстались и пошли каждый своей дорогой. Анни Стэвенс — к своей ужасной жизни, Джойс — домой, где его ждала Ивонна. Идя домой, он думал об этом резком контрасте между ними. Оба они были бывшие люди, обломки разбитых жизней; оба искупали свое прошлое, оба носили в душе вечное раздвоение, и падшее, порочное их «я» вело жестокую и непрестанную борьбу с другим, более благородным. Он не сердился на нее за ту обиду, которую она нанесла ему. Ему было глубоко жаль ее, и он судил ее не строго.

Но странно, до какой степени на его плавание по морю житейскому без руля и без ветрил влияли другие разбитые суда, также плывущие по воле течения. Анна Стэвенс, которая любила его и едва не погубила, толкнула его на сближение с бедным Ноксом; через Ивонну — другой и трогательнейший обломок крушения, с которым он теперь вместе совершал тихое плавание — он впервые познакомился с Анни Стэвенс. Когда он раздумывал об этом однажды в свободную минуту в лавке, ему пришла странная фантазия.

— Вы ведете очень одинокую жизнь, м-р Рункль, — неожиданно обратился он к старику.

— Да. Должно быть, что так. Кроме сестры, которая вот уже несколько месяцев умирает и все не может умереть, у меня в целом мире нет ни родных, ни близких.

XIX

ФЕРМЕНТ БРОЖЕНИЯ

— И все это правда? — печально спросила Ивонна.

— К несчастью, да, — ответил Джойс, отрываясь от воскресной газеты.

— Как это ужасно!

Она только что кончила читать «Загубленные жизни», недавно вышедшую повесть Джойса. Особенного успеха она не имела. Все критики признавали, что она блестяще написана; но мрачный пессимизм автора, несмотря на красоту формы, отталкивал читателя. И это приводило автора в уныние.

Но для Ивонны эта повесть была откровением. Она со вздохом захлопнула книгу и некоторое время рассеянно смотрела на обложку. Потом, по обыкновению, быстро встала.

— Пойдем куда-нибудь на солнце, а то я заплачу. У меня так тяжело на душе, Стефан.

— Все из-за этой несчастной книги?

— Тут и она, и многое другое. Сведите меня в Реджент-Парк — посмотреть на цветы.

Он охотно согласился, и Ивонна пошла одеваться. Через несколько минут они уже сидели на империале омнибуса.

— Мне уже лучше, — говорила Ивонна, втягивая полной грудью теплый воздух. — А вам?

— И мне. Но будет еще лучше, когда мы выберемся из этих безотрадных улиц. По воскресеньям они особенно унылы. За все время, что мы едем, я еще не видел улыбки на человеческом лице. Какой серой жизнью живут люди!

— Но ведь не все же они несчастны.

Омнибус на миг остановился. Трое расфранченных по воскресному парней, с грубыми животными лицами и нестройным громким говором, прошли мимо и шумно приветствовали двух скромно одетых девушек, очевидно, их знакомых.

— Вот этим, кажется, не скучно, — сказала Ивонна.

Джойс пожал плечами.

— Думали ли вы когда-нибудь о том, сколько горя приносят с собой в мир подобные субъекты? Ведь они, по обычаю своего класса, непременно женятся — и женятся молодыми. Представьте себе жизнь женщины в руках такого типа.

Омнибус снова тронулся, Ивонна молчала. Тон Джойса был так же безнадежен, как книга, которую она только что прочла. Она украдкой покосилась на него. Когда он молчал, лицо у него было грустное, задумчивое. Сегодня ей казалось, что на лице этом резче обыкновенного проступают черты, наложенные на него пережитыми унижениями. Она отождествляла его с героями удручающих сцен, им описанных.

— Вы думаете, что и наша жизнь — очень серая? — мягко спросила она, коснувшись рукой его руки.

— Разумеется, она однообразная и скучная; для вас такая жизнь должна быть очень тяжела.

— Вовсе нет. Мне очень хорошо, и я довольна. Чтоб быть совсем счастливой, мне не хватает только одного.