Игра королей - Даниэль Дакар

Мэри встала. Похлопала набычившегося техника по плечу. Ободряюще похлопала, спокойно. Только билась, выдавая фальшь этого спокойствия, жилка на шее. Они оба понимали: «Москва» — калека. Без Рори она далеко не улетит: слишком много техников погибло при взрывах, каждая пара рук на счету. Тем более таких умелых, как руки премьер-лейтенанта О'Нила. И значит, ретранслятор подключит к своему импланту графиня Корсакова, превращая мозг в живой маяк.

Он продержит сигнал столько, сколько будет нужно — эксперименты длились до полутора бельтайнских суток, и минимальное время работы такого маяка составило двадцать пять стандартных часов. В подпространстве они провели около десяти, ну пусть даже одиннадцать… так что долететь до обитаемого сектора Галактики ее соратники вполне успеют.

Ну а если не удастся прислать кого-то за ней, если маяк прекратит работу раньше, чем они сумеют сориентироваться и взять ситуацию под контроль — не беда. В сущности, за чем возвращаться? За телом? За ходящим под себя растением? А смысл? Разве что похоронить по-христиански. Конечно, ей хотелось бы лежать в земле, но это непринципиально…

Правда, можно было попытаться соорудить маяк из любой другой головы, на короткий сеанс связи даже мозга обычного человека должно было хватить, а уж как уговорить Долгушина на экстренную имплантацию — вопрос чисто технический. Можно и приказать, военврач подчиняется командиру корабля. И насколько она за эти годы успела изучить русских, добровольцем вызовется каждый первый.

Но, во-первых, это означало как минимум три смерти вместо одной: первый сеанс для обозначения присутствия и времени следующего выхода на связь; второй — для того, чтобы готовая к вылету помощь засекла координаты; и третий — коррекционный.

Во-вторых же, Мэри не была уверена (и этот момент они с Константином тоже обсуждали, решая, лететь при наличии маяка или дожидаться подмоги на месте), в чьи руки попадет их призыв о помощи. И какого рода помощь в результате будет оказана — если будет. С раскуроченным правым бортом и неполным комплектом маршевых двигателей «Москва» была боеспособна весьма условно, да и что может противопоставить легкий крейсер линкору? А кто стоит за Рудиным — неизвестно…

Так что, как ни крути, а вариант — рабочий вариант — только один.

— Нет, — сказал, как отрезал, Рори О'Нил, чувствуя, как краска бессильной ярости заливает лицо.

Мэри, уже выходившая из каюты, оглянулась от дверей и подмигнула. Медленно, со значением. Она знала: да.

Графиня Корсакова что-то затевала, и это что-то Даниилу Терехову не нравилось с самого начала. По определению не нравилось. Не только Мария Александровна обладает развитым нюхом на жареное: хрен бы капитан Терехов дослужился хотя бы до лейтенанта, не будь он способен ощущать опасность.

И сейчас Дана не устраивало буквально все. И то, что придя к старшему технику, она попросила капитана остаться за закрытой дверью и вообще не отсвечивать. И то, что, несмотря на неплохую звукоизоляцию, шум спора он все-таки уловил. И рычащее «Нет!» Рори, когда дверь наконец открылась. И ее спокойное: «Постарайся управиться за три часа. Там, я знаю, ничего особенно сложного нету». Когда же ее сиятельство с ледяной улыбкой сообщила, что через три с половиной часа состоится совещание офицерского состава, Терехов окончательно уверился в том, что ее затея точно не придется ему по вкусу.

Косвенное подтверждение было получено немедленно: Мария Александровна, выйдя от Рори, направилась в свою бывшую каюту, в которую после взрыва не заглядывала ни разу. Надобности не было. Да и состояние организма заставляло желать много лучшего, так что спала она в госпитале, под ненавязчивым, но непреклонным присмотром Долгушина. Теперь же графиня Корсакова придирчиво разбирала остатки багажа, выискивая уцелевшие предметы. Таковых, кстати, оказалось довольно много, направленная взрывная волна прошла по большей части над кофрами.

Терехов наблюдал от дверей, как в небольшую сумку ложатся украшения, знаменитые шпильки, свежеподаренный веер, пара шелковых туфелек… сувениры, пришло в голову Даниилу. Она отбирает сувениры. Вещицы на память. Причем ему показалось, что отбирает не для себя, а для кого-то другого. Для дочери, быть может? Но почему сейчас? Почему не на подлете к Кремлю? И вообще — зачем? Доставят домой все вместе, там и разберется. Или… или ее сиятельство не думает, что долетит до Кремля?

Подозрения изрядно укрепились, когда она попросила минут на пятнадцать оставить ее одну, а выйдя из каюты, имела вид весьма бледный, но решительный.

В общем, Дан ничуть не удивился, когда на совещании слово было предоставлено О'Нилу, который изложил принцип создания «живого маяка», отметив в итоге, что ретранслятор уже изготовлен. И подключиться к нему намеревается командир корабля.

Командир (теперь уже — командир) лейб-конвоя стоял лицом к большинству офицеров. Поэтому он сразу заметил и странное выражение, совершенно одинаковое, промелькнувшее на лицах навигаторов, и то, как молодой пилот — тот самый, на которого пару дней назад орала в рубке графиня Корсакова — резко оборвал движение, словно хотел схватиться за голову.

В этот момент жестом попросил слова Арсений Кобзарев, которого (Даниил это знал) на крейсере за глаза называли «Девяткой»: капитан третьего ранга… третий помощник… трижды три… девятка и есть. Ш-ш-шутники!..

— Госпожа капитан первого ранга! То, что вы предлагаете, вполне осуществимо технически, но к чему торопиться? Я не оспариваю принятое вами решение…

На окаменевшем лице Марии Александровны отчетливо читалось: «Попробовал бы ты!» и, кажется, «Заткнись!». Вмешательство Кобзарева ей явно не нравилось.

— …однако нужна ли такая спешка? В данный момент кораблю ничто не угрожает, жизнеобеспечение в норме. Те из раненых, кому можно помочь, получают все необходимое лечение. Те, кому помочь нельзя, находятся в полной безопасности в гибернаторах. Если же предложенный вами план будет реализован, крейсеру опять понадобится новый командир. Кадровая свистопляска, тем более в наших обстоятельствах…

— Мы ограничены во времени, Арсений Павлович, — медленно, нехотя проговорила графиня Корсакова. — Есть веские основания полагать, что промедление может оказаться фатальным. Не хотелось бы всуе произносить слово «война», но горячих голов хватает как в Новограде, так и в Бэйцзине. И чем дольше его императорское высочество будет отсутствовать, тем выше вероятность того, что победят именно они. Мы не можем тратить время на дальнейшие поиски решения. «Москве» следует стартовать как можно быстрее.

— Но ведь, помимо вас, есть еще и мы! — не унимался кап-три.

— Устойчивый долговременный сигнал дает только имплант, возраст вживления которого не менее десяти лет. Таких на борту два: мой и господина О'Нила. Экипаж, которым я в данный момент имею честь командовать, вполне может обойтись без дополнительного руководства, но корабль не обойдется без дополнительного техника. Так что — я, больше некому.

Объяснение было понято и принято, но капитан ясно видел, что оно нисколько не удовлетворило ни Кобзарева, ни остальных.

Хлопнув себя по лбу, как будто вспомнил вдруг что-то очень важное, Даниил коротко извинился перед великим князем. Потом быстро прошагал к выходу из кают-компании, таким тоном бросив на ходу: «Капитан-лейтенант, на минуточку!», что тому и в голову не пришло ослушаться. А уже снаружи, стоило двери закрыться за их спинами, он схватил Бедретдинова за грудки, притиснул к стене, и тихо, но внушительно процедил:

— А теперь — выкладывай.

— Что выкладывать? — попытался тот высвободиться, но отставной десантник держал крепко.

— Не зли меня, каплей. Я должен знать, по какому поводу шухер. Работа такая. Ну и? Вы все переполошились. Почему? Маяк не сработает?

— Сработает, — парень уже начал приходить в себя и смотрел на Даниила почти дерзко. Только на самом дне прозрачно-зеленых глаз плавало что-то, показавшееся Терехову благоговейным ужасом. — Маяк сработает, и мы улетим, и долетим до места. А каперанг Корсакова умрет. Все просто.

— Умрет — почему? Давай не молчи! — Дан сознательно заторапливал молодого офицера, не предоставляя тому времени на обдумывание ответа.

— Ретранслятор запустит нейронные цепи мозга в полную силу, куда там боевому коктейлю! И процесс нельзя остановить, понимаете? Правда, проработает маяк достаточно долго, тариссит придержит распад. Но только придержит, не остановит и тем более не отменит. Через пару часов — овощ, через сутки — труп, — теперь Бедретдинов говорил быстро, почти захлебываясь словами, словно боялся, что ему не дадут закончить. — Бельтайнцы — психи, но и они ограничились экспериментами, потому что ни один подопытный не выжил, ясно вам?! Стопроцентная смертность даже для них дороговато… мы же знали о таком варианте, все знали, этому теперь учат и у нас тоже… но не знаю, как кому, а мне и в голову не пришло, что мы можем предложить Марии Александровне… командиру корабля!.. Это же убийство, понимаешь, мужик, убийство, все равно что пулю в лоб всадить!.. а она сама вызвалась… и ретранслятор уже готов…