Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Бенджамин Рошфор

- От моего отца. В тот день, когда от Рампоно пришло письмо, в котором он предлагал этот брак, сначала я покатилась со смеху. Я сказала: - Он что - спятил, твой друг, или с ним что-то случилось? Ты хочешь, чтобы я вышла замуж за этого старого косоглазого карлика?

И тогда я увидела, что мой отец огорчен, а потом он пришел в ярость и кончилось тем, что он заплакал и сказал, - ему ничего больше не остается, как пустить себе пулю в лоб. И он сделал бы это. Он меня в этом убедил. Вот и все. Вот так я стала невестой генерала. Слава Богу, - добавила она, снова неожиданно рассмеявшись своим чудесным смехом, - слава Богу, что для того, чтобы скрасить наши мрачные вечера, существовал тот невидимый гость, которым оказался ты, и о котором я мечтала, закрыв глаза, как о чудесном принце, когда Рампоно описывал тебя как отпетого висельника. Приступы его ярости иной раз были так сильны, что у меня часто возникала надежда, что его хватит удар. Я даже надеялась, что его убьет черепица, сорвавшаяся с крыши в тот момент, когда мы будем входить в церковь, но так как ничего этого не произошло и гром не поразил его, когда он надевал мне кольцо, то я подумала: - Хорошо, милая Эвелина, надо надеяться только на себя! - Вот как я оказалась здесь, в этом чудесном уголке Франции вместе с моим милым шалопаем.

Они снова стиснули друг друга в объятиях с безумной страстью, которая вызвала такое ностальгическое ощущение непрочности этой неожиданной встречи, что она спросила его:

- Ты не сразу забудешь меня?

Он сказал, что никогда её не забудет. Сколько раз он говорил женщине, что никогда не забудет её? Но он всегда был при этом искренен, так что когда женщина спрашивала его, увидятся ли они снова, то он, как обычно, отвечал, что увидятся.

Затем они молча оделись и вновь запрягли лошадей. Тюльпан вышел на дорогу; наступил вечер, все больше сгущались сумерки и ему стало ясно, вероятность того, что в этот час появятся преследователи, даже если предположить, что они вы берут именно эту дорогу, становится все меньшей. У маленькой кареты был фонарь. Если ехать осторожно, можно было двигаться всю ночь. Эвелина все-таки опасалась быть схваченной. Зато завтра, если не случится несчастья, она будет в Алансоне, в надежном убежище.

Скорее из любопытства, а главным образом для того, чтобы рассеять внезапно охватившую их печаль, когда они, словно за похоронными дрогами, шли за каретой, которую лошади вытаскивали на дорогу, Тюльпан спросил, благодаря какому же мошенничеству Рампоно стал генералом и разбогател настолько, что смог купить себе молодую девушку из благородной семьи.

- Генерал... Я думаю, что это случилось благодаря протекции молодого герцога Шартрского.

"- Решительно, этот тип то одним, то другим способом оказывается на его пути," - подумал Тюльпан, но ничего не сказал.

- А что касается его денег, то несколько лет тому назад он женился на беспомощной старухе, стоившей миллионы, за которой ухаживал с потрясающей заботливостью, но в обществе ходили слухи о том, что он её отравил.

Она замолчала. разглядывая пыльную дорогу; небольшой замок вдали, окруженный каким-то строениями. Пели птицы.

- Ну, хорошо, прощай Тюльпан, - сказала она с глазами, полными слез. И добавила вполголоса, приподнявшись на сидении: - Это замок де Рош Нуар, он расположен в одном лье от Алансона и принадлежит моей матери. Она разошлась с моим отцом более десяти лет тому назад из-за его непристойного поведения, а также для того, чтобы не позволить ему растратить все её состояние. Заключение суда было в её пользу, что поз волило ей сохранить свое родовое имение, но она потеряла право на то, чтобы я жила с ней вместе. Ты видишь, я приехала, мой дорогой. Она сильная, энергичная и стойкая женщина. Я думаю, у неё достаточно связей и могущенственных покровителей, чтобы помочь мне избежать монастыря...или Бастилии. Её добродетель в сопоставлении с печальной репутацией моего отца помогает ей в общественном мнении. Но... но что ты делаешь?

Он легко скользнул к ней и взял вожжи из её рук.

- Но, мои милые! - крикнул он на лошадей, а затем, когда они помчались, повернулся к Эвелине:

- Я провожу тебя, - сказал он с полной нежности улыбкой. Разве я не говорил, что мы снова увидимся? Так зачем же ждать? У меня нет ни кола, ни двора, меня никто не ждет. В моем прошлом одни старые раны. Я не знаю, что ждет меня в будущем. Так не согласится ли моя сегодняшняя супруга дать мне все то, чего я не имею? До смерти уставший, многократно предаваемый, а теперь ещё и преследуемый, я часто мечтал о спокойных днях, о том, чтобы окончить свои дни рядом с кем-то - и этим кем-то стала ты.

И тут они услышали шум погони.

* * *

Их было около дюжины. Их отделял уже лишь поворот дороги, скакали они во весь опор, держа в руках факелы. И во главе их скакал человек, которого Эвелина немедленно узнала, испустив крик ужаса: это был Рампоно, который впервые в своей жизни превратился в кентавра, подстегиваемого унижением и яростью. Факел в его руке, за которым тянулся черный хвост дыма, зловещим багровым светом озарял его искаженные черты. Они находились всего лишь в полукилометре и рассчитывали догнать карету через пару минут, но не приняли во внимание, что имеют дело с Тюльпаном.

В ту же секунду, когда он обнаружил опасность, Тюльпан безжалостным ударом кнута подбодрил своих лошадей и погнал карету во всю мочь. Не переставая стегать лошадей, он заулюлюкал, испуская те дьявольские ужасающие крики, с помощью которых ирокезы возбуждали пыл своих скакунов. Примерно в течение четверти часа всадники не смогли добиться преимущества, но со временем стало очевидно, что если карета и не перевернется, то их лошади, которым приходилось тащить тяжелый экипаж, не выдержат долго такой скачки. И кроме того наступала ночь. При том слабеньком фонаре, который у них был, они рисковали налететь на дерево или оказаться в канаве, прежде чем им удастся заметить препятствие.

Пересиливая топот лошадей, скрип колес, ужасный треск кареты и свист ветра в ушах, он прокричал:

- Эвелина!

Она сидела рядом с ним на кучерском сидении, цепляясь изо всех сил, чтобы не слететь на землю от ужасных толчков, стиснув зубы и повторяя про себя: - Фанфан, дорогой мой. Боже, спаси нас! Я буду твоей женой, дорогой мой, я буду твоей женой.

- Да? (Ей тоже приходилось кричать).

- Раздевайся.

- Что ты сказал?

- Я сказал: перебирайся в карету и раздевайся.

Она ничего не понимала, но сделала все, как он сказал. Может быть он сам не знал, что говорит, но она ему доверяла.

Тут он, продолжая мчаться с бешеной скоростью и держа вожжи одной рукой, начал сам раздеваться свободной рукой. Сюртук, рубашка, штаны, башмаки - все полетело внутрь. Чудом ему удалось стянуть штаны. Срывая голос, он прокричал: