Пламя и пепел - Наталья Соболева

— Ну и отлично. Пойдем все вместе.

— Что? — Этьен потерял дар речи от удивления. Потом он одарил меня таким осуждающим взглядом, что я невольно подумала — убить можно не только словом. Таким вот взглядом — вполне.

— Да успокойся ты, я вовсе не собираюсь рисковать его жизнью — не больше, чем он сам, по собственному желанию, рискует в каждом своем походе.

— Не могу поверить, что ты это говоришь. А случай с Леграном тебя ничему не научил?

Попадать прямехонько в больную точку — так получается только у действительно близких людей. Я мотнула головой.

— Такого не будет, — твердо сказала я, сама удивившись стальному звону в голосе, — Жан просто проводит нас до нужного места — и все. Ничего лишнего он даже не увидит.

— Проводник, значит, — Этьен резко вышел из раздевалки, и я слышала, как он разговаривает Жаном.

Я отлично понимала его сомнения. Я и сама не знала, как мы выпутаемся из всего этого, но в одном была уверена — из-за меня больше никто не попадет под удар.

Как ни странно, именно Этьен натолкнул меня на эту мысль — что нам надо бы подстраховаться. Он был прав — у нас был лишь один шанс, первый и он же последний. Обидно будет, если мы погибнем, даже не дойдя до места битвы — просто навернувшись с горы, грубо и вульгарно. Только на руку нашим противникам — тогда им даже напрягаться бы не пришлось, мы сам поднесли бы им человеческую цивилизацию на блюдечке.

В эти несколько минут, одна в пустой и тихой раздевалке, я позволила себе задуматься о том, что будет, если мы не справимся. Прежде я всегда гнала от себя эти мысли, отчасти потому, что боялась — оживленные моим сознанием, все эти ужасы погасят мой боевой пыл. Но сегодня именно они станут моей самой надежной опорой — ведь никто не борется с такой силой, как тот, кому есть, что терять.

Моим бесценным сокровищем были Этьен, Алиса, Кортен и даже Жан с Венсаном — и еще тысячи, миллионы таких, как они, только те стояли на маленький шажок дальше от меня, но все же рядом. Все они были добрыми, светлыми людьми, и я любила их, кого-то крепче, кого-то чуть меньше. Но даже самому подлому человеку на Земле я не пожелала бы того, что произойдет, если исчезнет между людьми и темной энергией барьер пламени Феникса. Я теперь знала, что будет — мир потонет в своем собственном негативе, разрываемый на части изнутри.

Да, темные были правы — основным источником того негатива, из которого складывались землетрясения и потопы, действительно были люди, а вернее, их эмоции. Их энергия была мощной, живучей, и именно ею подпитывались наши с Этьеном противники. Но из человека не сделаешь ангела при жизни — если только они есть вообще. Даже если мы боремся с ветряными мельницами — польза есть хотя бы в том, чтобы невидимые весы не качнулись в их сторону.

Пусть во мне многое изменилось после той пещеры. Пусть я наделала таких ошибок, которые мало осознать и просто невозможно исправить. Пусть я мало во что верю и почти совсем никому не доверяю. Но никакие картины прошлого и будущего не заставят меня думать, будто зла в человеке больше, чем добра. Уж во всяком случае, добра не меньше — а там уж, кто как им воспользуется. Наверное, в это и верили древние боги, создавая защитника-Феникса. В это буду верить и я.

Этьен вернулся в раздевалку и окинул меня удивленным взглядом.

— Договорился, выезжаем завтра в пять утра, — вздохнул он.

Я сообразила, что все еще сижу в тренировочном костюме, и принялась спешно стягивать тугой комбинезон.

— А мы сможем тут напрокат взять снаряжение?

— Да, все есть. Вот только эта миссия влетит нам в копеечку, — ухмыльнулся Этьен.

Через десять минут мы забрали упакованные специалистом сумки со всем необходимым снаряжением и вышли на улицу. Хорошо еще, что администратор не подозревала, что у костюмов, веревок и крючьев есть хороший шанс так и остаться в горах — гораздо больший, чем если бы они оказались во владении у обычных туристов. Ну, ничего, не разорятся, наверное. В конце концов, это для их же блага, подумала я, едва не расхохотавшись вслух — такой абсурдной показалась мне сейчас эта фраза.

— Лучше б нам, конечно, выйти прямо сегодня, вечером, — задумчиво сказала я, не отрывая взгляда от пейзажа, равномерно бегущего за окном машины. Меня не оставляла мысль об украденной пирамидке. Ведь горы — тоже своего рода пирамиды… Что, если темные задумали что-то совсем из ряда их пакостей вон?

— Не думаю, что лазать ночью по горам — это очень уж хорошая идея, — скептически ответил Этьен. Я повернула голову к нему и внимательно на него посмотрела. Этот вечер был таким мирным, что даже не верилось, что уже завтра может произойти нечто страшное. Я внимательно смотрела на его лицо — он сконцентрировался на дороге, брови чуть сдвинуты, уголки губ опущены. Ясно, что он тоже не мог не понимать всей серьезности ситуации. Руки сжимают спортивный руль немного крепче, чем нужно, большой палец правой руки будто по собственной воле едва заметно выстукивает по «баранке» какую-то мелодию — наверное, это был марш.

Жаль, что сейчас мы вынуждены были возвращаться в отель — дома было бы уютнее. Я включила торшер, белесоватым светом озаривший казенную комнату, и уселась с ногами на кровать, пытаясь как-то очистить мысли.

— О чем ты думаешь?

— Пытаюсь не думать вообще, но не выходит.

— Считаешь, все так плохо? Мы не выберемся? Скажи честно, я ведь все равно пойду, при любом раскладе.

— С чего ты так решил? Мы идем не умирать. И потом, мало ли, что я думаю, мне ничуть не виднее…

— Очень даже важно, что именно ты думаешь. Я видел, как ты смотрела на меня, пока мы ехали. Будто ты уже умираешь, и хочешь запомнить…

— Глупости, — перебила я его. Так ли, не так — слушать это совсем не хотелось. Такой разговор камнем ложился на душу. Но Этьен продолжил.

— Ну, я ведь видел, о чем спорить. Но мы еще живы, Виви, и постараемся вернуться — сюда, в эту комнату, или в какое-то другое место. Мы живы. И если ты хочешь что-то запомнить — запомни лучше вот это. Это — лучшее, что дает нам жизнь.

Поцелуй настиг меня внезапно — и, не успев ни о чем подумать, я ответила. Но уже через секунду я немного отстранилась от любимых губ.

— Нет. Нам нужно выспаться, отдохнуть, — я старалась сказать это спокойно, без тени хмурого раздражения. — А ты и вправду считаешь, что секс — венец жизни?

— Любовь. Я имел в виду любовь, Виви. Я люблю, люблю тебя. Я иду бороться не против, а за — и за любовь тоже.

Он снова целовал меня, и мог больше уже ничего не объяснять. Я не нашла бы в себе сил сказать, что мы не имеем право на эту роскошь.