Сказки дальних странствий - Иосиф Герасимов

Капитан увидел нас, подошел, спросил Лешу:

— Ну, как съездили?

Леша стал объяснять, что все в порядке, деталь поставят сегодня же, и тут же представил меня, и капитан, пожимая мне руку, сказал:

— Да, я о вас слышал… Мне уж здесь, на «Перове», о вас рассказывали.

Я не знаю, что там ему обо мне рассказывали, но мне было приятно — вот он, оказывается, знает меня, да и вообще обо мне помнят на первом моем судне.

Мы прошли в каюту к Леше, и я сразу же увидел на письменном столе фотографию Нины. Это была все та же фотография, которая стояла здесь полтора года назад; она порядком выцвела, покоробилась в правом нижнем углу, по Леша не убрал ее. Наверное, привык постоянно видеть перед собой, без нее стол может показаться пустым, а может быть, он не убирал ее по другим причинам — разве у него узнаешь толком, он всегда отличался сдержанным спокойствием, и мне оно нравилось в нем.

Я сел в кресло, в которое всегда садился, когда приходил в эту каюту поболтать, и мне почудилось: еще мгновение — и в открытую дверь заглянет Лука Иванович и, по обычаю своему, спросит:

«Ну, малыши, философствуем?»

Но вместо Луки Ивановича заглянул вахтенный помощник капитана, о чем свидетельствовала повязка на его рукаве, и сказал:

— Товарищ стармех, к вам офицер с «Чайковского». Прикажете пропустить?

Леша в это время доставал из холодильника банку с соком; он посмотрел сначала на меня, словно хотел убедиться, на месте ли я, а то, может быть, вышел случайно и это обо мне речь, потом повернулся к вахтенному и, пожав плечами, сказал:

— Ну, давай…

И едва скрылся вахтенный, как в дверях возник Нестеров. Он переступил комингс, скользнул краем глаза по мне — видимо, не ожидал здесь увидеть — и, сжимая в левой руке горящую трубку, правую протянул Леше и сказал:

— Я Нестеров…

Леша все еще держал банку с соком, руки Нестерову не протянул, а пошел к столу, поставил банку и теперь уже внимательно посмотрел на Нестерова. Я видел: ему и в самом деле было интересно его разглядывать, и потому он не торопился.

— Очень хорошо, — сказал Леша. — Ну, и чем обязан?

Нестеров торопливо затянулся дымком из трубки, глаза его сузились — так всегда у него бывало, когда он начинал беспокоиться, — и сказал:

— Я полагал… нам есть о чем поговорить. Я бы не хотел, чтоб оставались неясности…

— Какие у ж тут неясности, — спокойно сказал Леша. — Она сообщила мне, и… Впрочем, я бы не хотел заниматься здесь выяснением отношений. — Он сжал широкой ладонью бородку и вдруг твердо сказал. — Я все понимаю, Нестеров, но вы зря сюда пришли.

— Почему?

— Да потому, что мне неприятно вас видеть, — ответил Леша. — Возможно, вы хороший человек, к плохому бы она, вероятно, не ушла, но видеть мне вас неприятно, а говорить тем более…

Вот этого Нестеров, конечно, не ожидал. Он мгновенно побледнел, скулы его заострились, рука сжала трубку так, что я испугался — он может ее раздавить, потом кровь вновь прихлынула к щекам, окрасив их в нормальный цвет, и он сказал, словно выдохнул:

— Жаль, — и суетливо повернулся, вышел из каюты, и я слышал, как быстро простучали его шаги по палубе.

А Леша неторопливо, будто его прервали по какому-то малозначительному делу, открыл банку с соком, разлил его по стаканам, и, когда мы выпили по глотку, он спросил:

— Ты мне так и не рассказал, Костя, как твоя работа. Ты ведь там что-то марковал с океанографами?

Он знал, что я этим интересуюсь, и я ему стал рассказывать: у меня пока еще очень мало данных, и я вряд ли сумею закончить то, что задумал; лучше бы я занялся навигацией, новыми приборами — это ближе к моей практике, особенно сейчас интересно пользование ЭВМ. Он слушал очень внимательно и, когда я закончил, сказал:

— Давай мы с тобой придумаем такую штуку. Спишемся и пойдем вместе в отпуск… Ну, не совпадет где-то недели на две. А остальное можно побыть вместе. Хорошо?

И я ему ответил, что не надо и списываться: в отпуск я пойду, как только мы придем в порт, и было бы хорошо, чтобы и он, как вернется из рейса, тоже бы сошел.

— Так и будет, — сказал Леша. — Вот тогда наговоримся.

Мне надо было спешить, до нашего парохода довольно далеко отсюда.

— Тебя агент отвезет, я его предупредил, — сказал Леша.

Он проводил меня до трапа. Прежде чем сесть в машину, я еще раз оглядел «Перов» и подумал: все-таки он постарел, наш теплоход; корабли ведь тоже старятся, как и люди, только, пожалуй, быстрее…

И снова мы ехали чистенькими улицами, на которые бросали густые тени пальмы, сверкали витрины, струились фонтаны, и внезапно среди движущейся толпы я увидел знакомое лицо и тотчас крикнул агенту, чтобы он остановил машину: по тротуару шел, дымя трубкой, Нестеров. Я позвал его. Он остановился и, наткнувшись на меня взглядом, заспешил к машине.

Некоторое время мы ехали молча, он курил и поглядывал в окно, наконец, он сказал негромко:

— Скверно как все вышло… Очень скверно…

А я думал: «Чего же ты пошел туда? Не знаешь Леши, а пошел. Хоть бы спросил меня, и я бы тогда сказал, что не надо ходить».

— Он правильно сделал, — сказал Нестеров. — Я бы, наверное, сам так сделал…

— Так зачем же ты пошел? — не выдержал я.

— Казалось, так будет честней. — Он болезненно поморщился и вздохнул. — Ну, это же надо — сколько тебя жизнь по носу ни бьет, а все мало… все еще неуч.

За высокой портовой стеной вздымался белый борт нашего «Чайковского»…

«…Здравствуй, здравствуй, мой странничек! А у меня хорошее настроение; всю неделю мне везло и было много радостей, а самых главных две… Но я начну с последней. Была у меня очень важная гостья… Вдруг приехала Оля и привезла с собой… ну, никак не угадаешь! Так вот, привезла она вашу Нину. Оказывается, они учились вместе в „инязе“, и Нина пришла к ней с просьбой помочь ей узнать, как устроиться на работу. Конечно же, они разговорились. Оля узнала, что Нина с „Чайковского“, и тут же повезла ее ко мне. Я-то уж все о ней знала по твоим письмам, но представляла ее другой. Она мне, Костенька, понравилась. Она хоть и строга на вид, но добра. Ну, сам понимаешь, в нее вцепилась и, пока все о тебе не выспросила, не отпустила. Она сказала мне, что поедет обязательно встречать „Перов“, ей очень нужно повидаться с Лешей. А так она бодра и спокойна.

Ну, а еще до нее был у меня в гостях Лука Иванович, заезжал на день. Так у них там вышло, что „Перов“ на пять дней оставался в порту и ему можно было отлучиться. Он гостил у меня весь день, и я его накормила хорошим обедом. Сходили мы вместе с ним в кино. Он был веселый, но я видела — грустно ему, и подумала: не болен ли? Так и сейчас думаю: наверное, болен, но скрывает. Я ведь знаю, что капитаны умеют это скрывать, чего только не делают, чтобы пройти врачей в бассейновой поликлинике, да и за много лет там свои знакомства образуются, врачи ведь тоже люди и понимают: если капитан хочет плавать, то мешать ему не надо. Вот часто и не мешают.