Осторожно, треножник! - Александр Жолковский

Но, как говорится, рукописи не горят. Ксерокопия 1-го издания (врученная мне при моем переезде в Лос-Анджелес профессором Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе [UCLA] Х. Бирнбаумом, который получил ее от Мельчука) и оригинал 2-го (найденный мной в Москве уже после перестройки) лежат передо мной. Гордиться, впрочем, особенно нечем – остроты кружковые, часто однодневные, а то и просто дешевые. На титульном листе значилось:

WHO IS WHO & WHAT IS WHAT IN LINGUISTICS. Справочник Объединения по Металингвистике при АН и КГБ СССР. Изд-во «Красное словцо». М. 1966.

Помимо откровенной жеребятины (типа: «ИБИСТ – специалист по языку ибо. ИБИСТИКА ПОРОЖДАЮЩАЯ – трансформационное описание языка ибо»), справочник вдохновлялся почтенной сатирической задачей осмеяния раздутых претензий, и в мишенях, естественно, не было недостатка.

Про одного коллегу говорилось, что он «автор статей, начинающихся словами: “Пусть имеется тезаурус θ”», а затем сообщалось, что «в действительности не имеется (Прим. сост.) »;

про другого, бывшего «технаря», обратившегося в лингвистическую веру в зрелом возрасте и применявшего к языку математическую теорию графов, было написано, что он – «один из крупнейших представителей современной лингвистической графомании (“До этого мужика настоящего графа в лингвистике не было”)»;

про третьего, трактовавшего предложение как «кортеж, или цепочку, слов», утверждалось, что «в лингвистике ему нечего терять кроме своих цепочек», а его «эвристическая методология» описывалась как «обнаружение правильной модели путем полного перебора неправильных»;

про четвертого – что он «не читает чужих сочинений, боясь обнаружить в них плагиат из своих будущих работ, которых, однако, не пишет, имея в виду вскоре открыть то, из чего все остальное получится само»;

про пятого (Мельчука, известного любителя скатологического юмора и вечного кандидата наук) – что он «доктор hovnoris causa»;

КЯЭРИКУ определялось как «модный семиотический курорт»;

МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА – как «деятельность, состоящая в том, чтобы применить то, что я знаю из математики, к тому, что я знаю из лингвистики»;

НОВОЕ В ЛИНГВИСТИКЕ – как то, что «легко распознается по хору голосов: “Я делаю то же самое”»;

РИГВЕДЕНИЕ – как «отрасль семиотики, связанная с поездками в Ригу, Таллин, Тарту, Кяэрику (см.)»;

СЕМИОТИКА – как «цепь заседаний и симпозиумов, в повестке дня которых всегда один и тот же вопрос: Разное»; [209]

ЭВКЛИДОВ КОМПЛЕКС – как «комплекс гуманитарной неполноценности лингвиста, проявляющийся в болезненной наклонности к доказательству теорем».

На конфликт со «славяноведами» и лично В. В. Ивановым явно нарывались такие статьи, как:

ДЕРЕВО ТИПОЛОГИЧЕСКОЕ (славянских и иных языков) – липа.

НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ ПРИНЦИП – физическое понятие, которое уже своим названием взывает о применении к лингвистике и поэтике.

ИВАНОВА ДОКЛАД – витрина лингвистики: все есть, все манит и все из папье-маше («Приехал жрец – знаменитый бомбийский браминист – сын Крепыша – Любимец Рабиндраната Тагора – Свечи с Атлантиды – Пророк Самуил отвечает на вопросы публики – Материализация духов и раздача слонов»).

Была осень 1966 года. «WHO IS WHO» ходил по рукам, и одновременно готовилась к печати наша статья, в последний момент украсившаяся полемикой на два фронта – не только против официального и полуофициального традиционного литературоведения, но и против эксцессов

«структурной и семиотической мысли […которая] часто не идет дальше более или менее хитроумной транслитерации банальных или приблизительных представлений. Это, в сущности, не удивительно, если учесть, что многие из таких работ являются результатом массовой фабрикации, приурочиваемой ко дням малых и больших семиотических праздников, когда всем желающим предоставляется возможность отлить свои читательские впечатления в научную бронзу» ( Жолковский и Щеглов 1967а: 89). [210]

Зайдя к Иванову по поручению Розенцвейга (готовилась большая статья В. В. о кибернетической лингвистике и поэтике в юбилейный – к 50-летию советской власти – том «Кибернетика на службе коммунизму»), я показал своему учителю эти рукописные материалы («WHO IS WHO» и статью для «Воплей») – с тем, чтобы положить конец закулисности своих нападок. Одновременно произошел и принципиальный разговор. В. В. поинтересовался моим мнением о его статье, где главное место отводилось П. Флоренскому и, слово за слово, я сказал, что предпочитаю «точный», «работающий», поистине «машинный», подход Мельчука размытым рассуждениям о философско-семиотических глубинах (хотя и понимаю диссидентский кайф прославления репрессированного священника под флагом октябрьских торжеств).

Возможно, я был неправ по сути дела и, уж наверняка, при всем почтении к учителю, бестактен, а еще менее простительны были хохмы на его счет в «WHO IS WHO». Но эффект превзошел все ожидания. В. В. в резкой форме прервал со мной отношения и в дальнейшем ни разу, даже после примирения (1968 г., см. ниже), не предложил мне выступить где-либо под его эгидой. В сущности, он объявил меня чем-то вроде врага народа – в рамках своих полуантисоветских возможностей. [211]

Статья Жолковский и Щеглов 1967а , наконец, вышла – в первом номере «Воплей» за 1967 год, рядом со статьями Лотмана и других участников дискуссии. Перипетии ее продвижения в печать я уже описывал. [212]

Помимо реабилитации предтеч структурализма и полемики на злобу дня, эта статья примечательна тем, что в ней были впервые сформулированы – и проиллюстрированы на примере эпизода с аукционом из «Двенадцати стульев» – основные идеи порождающей поэтики: тема как инвариант текста, инвариантность родственных текстов, описание структуры в форме порождения (= вывода темы из текста в терминах приемов).

«Можно ожидать, – говорилось в статье, – что функции, формулируемые для отдельного произведения, исходя из его темы (то есть, функции Эйзенштейна…), ввиду идентичности содержания… [однотипных] произведений окажутся идентичными для всей группы, то есть совпадут с функциями в смысле Проппа. Тогда следует ожидать появления литературоведческих работ, в которых “грамматика” инвариантных функций будет иметь объясняющую силу для идейной стороны (Пропп, “помноженный” на Эйзенштейна…)» ( Жолковский и Щеглов 1967а: 88).

Имитация многоступенчатого вывода ильфопетровского «Аукциона» по функциям и приемам выразительности сопровождалась не только «техническими» пояснениями, но и наброском порождения – по тем же правилам – альтернативного варианта. Последний очень понравился Шкловскому: «Похоже вышло», – сказал он Щ.

Полагаю, что сегодня статья заслуживает переиздания – наряду с другими ранними работами (которые не были включены нами в сборник Жолковский и Щеглов 1996 , задуманный как «возвращение на родину» наших русскоязычных западных публикаций, поскольку в свое время они были напечатаны в России и, значит, в принципе доступны отечественному читателю). Но в момент своего появления она повела к дальнейшему обострению раскола. В. В. Иванов, способствовавший ее публикации и тем более, по-видимому, считавший себя обязанным дать отпор нашим отклонениям от генеральной линии семиотической партии, вскоре опубликовал в «Вопросах литературы» собственную статью (Иванов 1967) , где назвал наши порождающие разборы «полупародийными».

В «полупародийности», если понимать ее всерьез, я большой беды не вижу: литературоведение должно моделировать, то есть научными средствами пародировать, свои объекты и, значит, быть в буквальном смысле полупародией. Однако соль этого ярлыка, повторенного в статье с демонстративной многократностью, была, конечно, в том, чтобы объявить деятельность Ж. и Щ. пародией на подлинную семиотику и подать недвусмысленный сигнал к их отлучению от нее. [213] Дело было, разумеется, не столько в самих разборах и «порождающих» идеях, сколько в антитартуских выпадах Ж. и Щ., а также в той трибуне, с которой они были произнесены: «Вопросы литературы» были официальным советским органом, и наши нападки могли трактоваться как донос на семиотику; правда, при таком прочтении контрдоносом оказывались и ответные инвективы в том же издании.

Еще одним событием в шумной истории советской семиотики и структурализма стал организованный осенью 1968 года в редакции «Иностранной литературы» круглый стол по вопросам структурализма с участием В. Б. Шкловского, Б. Л. Сучкова, П. В. Палиевского, Е. М. Мелетинского, В. В. Иванова и многих других, включая Ж. и Щ. Дискуссия была острая, несмотря на заметное сгущение идеологических сумерек брежневской эпохи, особенно после недавнего вторжения в Чехословакию. «Структуралисты» выступали более или менее единым фронтом. [214] Произошло даже формальное возобновление моих отношений с В. В. Ивановым, амнистировавшим меня как собрата по диссидентскому оружию. К сожалению, материалы дискуссии, насколько мне известно, так никогда и не были опубликованы. [215]