Градус любви - Кэнди Стайнер

моей эрекции. Мы медленно занимались любовью, лежа на боку и прикрыв глаза, а после того, как оба достигли кульминации, Руби Грейс снова уснула.

Но мое тело опять проснулось в пять утра, желая ее – так сильно, так часто.

Потому я вылез из постели и не без сожаления пошел на тренировку.

Нужно было куда-то девать скопившуюся энергию.

Выполняя силовые упражнения, я каждую минуту думал о девушке, лежащей в моей постели. Вспоминал эту ночь, закрепляя в памяти, как прикасался к ней, чтобы никогда этого не забыть. И попутно пытался прогнать чувство, сдавливающее грудную клетку, – это ощущение было чуждым и вместе с тем знакомым.

Оно было глубже сексуального влечения.

Теперь, заполучив Руби Грейс, я знал, что не смогу жить в мире, где она не со мной.

Я хотел открыться, дать увидеть себя настоящего и хотел сам увидеть ее.

И пока я все утро обдумывал каждое слово, прекрасно зная что и где хочу ей сказать, Руби Грейс лежала в моей постели и спала. Измученная эмоционально. И чертовски уставшая.

Я знал, что ей нужно отдохнуть после вчерашнего, и не хотел лишать такой возможности.

Но сегодня было воскресенье, и единственное, что могло бы оправдать Руби Грейс за отсутствие в церкви, – смерть.

Еще немного вспотевший после тренировки я откинул с ее лица прядь волос и провел кончиком пальца вдоль подбородка. Она немного пошевелилась, вытянула руки над головой, подвигала пальцами ног, а потом распахнула глаза.

И тут же улыбнулась, встретившись со мной взглядом.

А у меня от этой сонной улыбки чуть не разорвалось сердце.

– Доброе утро, – хриплым голосом сказала она. – Ты потный.

Я усмехнулся.

– А ты – соня.

Она застонала и потерла глаза.

– И правда. Я как будто несколько лет проспала.

– Держи, – сказал я и протянул ей чашку с горячим чаем. – Эрл Грей. Кофеина в нем немного, но должно помочь.

Поблагодарив, она взяла кружку и привстала, прислонившись к изголовью, а после первого же глотка замурлыкала.

– Как вкусно, – обхватив руками теплую чашку, сказала она.

Одеяло сбилось у нее на талии, но грудь была обнажена и призывно манила. Руби Грейс проследила за моим взглядом и понимающе ухмыльнулась.

– О чем задумался, Ноа Беккер?

– Только о тебе, Руби Грейс, – произнес я, снова посмотрев ей в глаза. – Всегда о тебе.

Ее взгляд смягчился, и она протянула руку. Руби Грейс накрыла ладонью мою пятерню и переплела наши пальцы, коснувшись большим моего запястья.

– Скажи мне, что прошлая ночь была настоящей, – прошептала она.

Я сглотнул и сжал ее руку.

– Все было по-настоящему, – заверил я. – И идеально.

Она кивнула и улыбнулась, прикрыв глаза, а после снова глотнула чай. Несколько минут мы сидели молча и, нежно улыбаясь, смотрели друг на друга. Я столько всего хотел ей сказать, хотел признаться, но знал, что время неподходящее. И место тоже. Для начала нужно кое с чем разобраться, а потом я сделаю широкий жест и покажу, что ее ждет, если она выберет меня.

Если окажет мне честь и назовет своим мужчиной.

– Я хочу отвести тебя кое-куда, – сказал я, поглаживая большим пальцем ее ладонь. – Ты пойдешь со мной?

– Куда?

Я покачал головой.

– Пока не хочу говорить. Но… ты пойдешь со мной?

Она наклонилась, поставив чашку на тумбочку, и обхватила мое лицо ладонями.

– Куда угодно.

Я улыбнулся.

– Но не сегодня, – сказала она. – Сегодня мне нужно разобраться со… всем этим. – Она указала на мою комнату, будто ее бывший жених, ее семья и весь город находились сейчас с нами в спальне. Руби Грейс перевернула мою руку, посмотрев время на часах с отслеживанием пульса, и простонала. – И начать надо с церкви. Где-то через час.

Я усмехнулся.

– Понимаю.

Снова потянувшись к ней, я сжал ее руку и хмуро посмотрел на Руби Грейс. Она была так молода – слишком юна, чтобы разбираться с трудностями, которые ее ждали. Непросто разорвать помолвку – особенно в нашем городе.

И особенно с ее семьей.

– Почему бы тебе не отдохнуть несколько дней? – предложил я. – Я буду рядом, но ты делай, что нужно. Хорошо?

Она быстро улыбнулась, а потом ее улыбка снова исчезла.

– Ладно. Да. Думаю, так будет лучше.

– Хочешь, схожу с тобой? Буду рядом?

Она вздохнула.

– Нет, – сказала она и потерла лицо свободной рукой. – Так было бы проще, но мне нужно разобраться во всем самой.

– Понимаю, – сказал я, переплетая пальцы. – Тогда прибережешь для меня пятницу?

– Пятницу, – задумчиво произнесла она.

Я кивнул.

– Мне нужно немного времени, чтобы подготовиться.

Руби Грейс приподняла красивую бровь.

– Что ты задумал, Ноа Беккер?

– Секрет, но тебе понравится, Руби Грейс Барнетт, – парировал я, целуя ее в нос, щеки и наконец в губы. Она вдохнула, овеяв меня дыханием, а когда я отстранился, с ее губ сорвался вздох.

Она лукаво улыбнулась.

– Ты вчера сказал, что у меня губы, как клубничный смузи.

– Это правда, – сказал я и провел большим пальцем по этим самым губам. Я оттянул вниз нижнюю, а потом снова отпустил.

И от этой картинки член ожил.

Я застонал, покачав головой, поправил шорты и снова запустил руку в ее волосы.

– Это первая мысль, что пришла мне в голову, когда я снова увидел тебя в городе. И с тех пор каждый день задавался вопросом, похожи ли они по вкусу на клубничный смузи.

– И как?

Я покачал головой и наклонился, чтобы поцеловать ее и услышать еще один хриплый стон.

И решил, что это мой самый любимый звук.

– Вкуснее, – прошептал я напротив ее губ. – Они намного вкуснее.

Глава 15

Руби Грейс

Сегодня утром церковь напоминала аттракцион «Гравитрон» с ежегодной ярмарки, проводимой в штате.

Только что я улыбалась, как безумная, чувствуя, как переворачивается все внутри, когда я прокручивала в мыслях каждую минуту с Ноа за эту ночь.

И вдруг желудок делает такое сальто, что я наклоняюсь вперед с ощущением, будто меня вот-вот стошнит.

За двадцать четыре часа все изменилось.

Я поглядела на кольцо, которое надела перед тем, как уйти от Ноа, и к горлу снова подступила желчь. Мне не терпелось его снять. Не терпелось избавиться от бремени, отменить свадьбу с мужчиной, который меня не любил, которого волновало только то, как я буду смотреться рядом с ним и чем поможет моя семья его предвыборной кампании.

Я чувствовала себя небывалой дурой, но скоро в дураках останется Энтони.

И все же тошнотворное чувство не проходило – и пройдет, только когда я выскажусь и во