Градус любви - Кэнди Стайнер

Ноа резко вздохнул и отпустил мою руку, потянувшись к бедру. Он позволял мне исследовать его, позволял нежно и медленно ласкать, и от каждого движения член становился более каменным.

Я хотела ощутить его в своем теле.

Я знала, что будет больно. Знала, что, скорее всего, не готова принять его полностью. Но хотела попробовать. Мне нужно было узнать, что я почувствую, установив с ним подобную связь – когда между нами не останется ничего, кроме одного безмятежного единения.

Я сглотнула комок в горле, убрав руку с его члена, и Ноа приоткрыл глаза. Он смотрел пылким взглядом, когда я забралась на него, держась за изголовье кровати, и опустилась.

Его толстый член скользнул между моих половых губ, и я задвигала бедрами, прижимаясь влажным лоном к его эрекции. При каждом движении головка члена терлась о мой клитор, раздвигая влажные складки, и я застонала, запрокинув голову и еще сильнее вцепившись в спинку кровати.

– Господи боже, – хрипло выдал он, будто молитву. – Как же приятно. А я еще даже не вошел в тебя. Почему настолько хорошо, черт возьми?

Я простонала в ответ, продолжая двигать бедрами, размазывая по нему свою влагу и чувствуя, как приближается еще один оргазм. Когда Ноа был готов к дальнейшему, я, смотря ему в глаза, протянула руку и обхватила ладошкой член.

– Презерватив? – выдохнула я.

Ноа обвил меня рукой, держа на коленях, наклонился и порылся в ящике тумбочки. Мы выпрямились, и он завел руки мне за спину, а потом я услышала, как рвется фольга, и почувствовала, что Ноа убрал мою руку со своего члена и натянул резинку. Сразу после он снова положил руки на мои бедра, смотря в глаза и передавая власть мне.

Я сглотнула и прерывисто вздохнула, после чего завела руку за спину. Член пульсировал в моей ладошке, твердый и готовый, и когда я приблизила головку к своему входу, мы с Ноа замерли.

Мы перестали дышать.

Время словно остановилось.

Я опустилась ровно на пару сантиметров – ровно настолько, чтобы в моей вселенной все переменилось.

Мы одновременно застонали от удовольствия, и я приподнялась, чтобы опуститься еще ниже и принять чуточку больше. С каждым моим движением мы дышали чаще. Ноа простонал, когда я опустилась на него полностью, чувствуя, что между ног растекается приятная боль. Ноа был полностью во мне и придерживал за бедра, и это мгновение выжгло на моем сердце клеймо.

Я приподнялась и снова опустилась.

Покрутила бедрами.

Потерлась клитором о его таз.

– Че-е-ерт, – обхватив меня руками и немного привстав, простонал он. Ноа прижал меня сильной рукой к груди, а другой, проведя по спине, обхватил затылок и притянул к себе. Он прижался своим лбом к моему, закрыв глаза, и подвигал тазом, а я охнула, чувствуя, как он полностью в меня вошел.

Я и не знала, что секс может быть таким.

Не знала, что можно вообще чувствовать такое.

Это не было жестким сексом, которым любил заниматься со мной Энтони – несколько минут он стонал, а потом слезал с меня после быстрого головокружительного оргазма.

Это было искусством.

Ноа – художник, его руки – кисть, а я – холст.

Я была его музой, а каждый вдох напоминал пламя, которое пробуждало меня к жизни.

Мы были мокрыми от пота, катались по кровати, прижимались скользкими телами. Я раскачивалась на нем, а он двигал бедрами, с благоговением целовал меня, и комната наполнилась стонами и вздохами. Казалось, они танцуют в такт нашим движениям – каждому порыву, перевороту, поцелую.

Наш секс напоминал красивый вальс.

И мы танцевали часами.

Когда Ноа резко вошел в меня, я снова кончила, прижавшись клитором к его паху. Ноа перевернулся, а я оказалась на животе, уткнувшись лицом в подушки, и прогнулась, приподняв попу в ожидании. Он вошел в меня сзади, и ощущение новой глубины проникновения поразило нас обоих.

Я втянула воздух.

Он простонал мое имя.

И на следующем вдохе кончил, изливаясь в презерватив, снова и снова входя в меня, пока не исторг все до последней капли.

На какое-то время Ноа замер надо мной, а я медленно отпустила простынь. Наше дыхание замедлилось, в груди горело от нехватки воздуха. Ноа осторожно вышел из меня, выбросил резинку в стоящее рядом мусорное ведро и рухнул на кровать.

Я даже не успела дотянуться до трусиков, как он притянул меня к себе, сплетаясь руками и ногами, запустил ладони в волосы и овеял дыханием мою кожу.

И я не знала, как сдержать то, что произошло после.

Глаза заслезились, в носу защипало, и я не выдержала и заплакала, роняя слезы на грудь Ноа. Он отстранился и обеспокоенно посмотрел на меня.

– Прости, – прошептала я, стирая слезу, но Ноа опередил меня, погладив большими пальцами мокрые щеки. – Понятия не имею, чего я плачу.

– Все в порядке, – так же тихо ответил он. – Я понимаю.

Брови сошлись на переносице, и я, волнуясь, посмотрела на Ноа.

– Правда?

Он кивнул.

– Я тоже это почувствовал, Руби Грейс, – сказал он, снова притянув меня и даря свое тепло. – Я тоже это ощутил.

Я закрыла глаза, и на щеки упало еще две слезинки. Я прижалась к Ноа, желая большего, чувствуя потребность слиться с ним всеми возможными способами. Это казалось нереальным, а случившееся преобразилось в моем сознании в сон, который вот-вот должен был прерваться.

И потому я крепко схватилась за Ноа, желая, чтобы все оказалось правдой, желая, чтобы и он был настоящим.

Тело стало погружаться в темноту, и сознание быстро последовало за ним. Я скользнула в обнадеживающий мрак, словно в приветственные объятия давно потерянного друга.

Если Ноа – сон, я буду спать, чтобы удержать его еще ненадолго.

Я засну и, возможно, – только возможно, – проснусь в тот день, когда смогу остаться с ним навечно.

* * *

Ноа

Господи, как же не хочется ее будить.

Только эта мысль вертелась в голове на следующее утро, когда я сел на краю кровати, смотря, как спит Руби Грейс. Резинка, которой она забрала волосы, развязалась, и дикие рыжие пряди рассыпались по подушке, как лепестки. Руби Грейс спала, приоткрыв рот и свесив ногу с кровати, а ее веки немного подрагивали.

Ей снились сны.

Надеюсь, обо мне.

Я вздохнул, наблюдая за ней с тревогой в сердце. С тех пор, как мы уснули, она не просыпалась – разве что около полуночи, когда я разбудил ее, потому что милая попка прижималась к