Нейропат - Р. Скотт Бэккер

— Сэм… Пожалуйста…

Она на мгновение замерла, так и не поднимая глаз. Аура напускной оживленности исчезла. Когда она посмотрела на Томаса, две серебристые слезинки сбежали по ее щекам. Сэм покачала головой и как-то странно, виновато улыбнулась, что показалось ему ужасным.

— Простите, профессор, — сказала она. — Я не могу…

Затем она встала, пригладив пиджак и юбку ладонями.

— И никогда не смогу, — сказала она уже в дверях.

Томас услышал стук ее каблучков по бетону. Предпочитая не встречаться с жалобным взглядом отца, Рипли безучастно сидела в продолговатом пятне солнечного света, подбирая с коврика пушинки.

— Так что же с мамой? — снова спросила Рипли; по телевизору, в блеске прожекторов, показывали цирковое представление. Как девочка благовоспитанная, она выждала несколько минут, прежде чем повторить вопрос.

Жизнь — вся сплошь из углов. Исследование затонувшего континента.

— Мама скучает по Фрэнки, милая, — сказал Томас, даже сам несколько удивившись, что смог произнести имя сына вслух. Контроль явно восстанавливался.

— Но Фрэнки же просто спит в больнице. Ты сказал, что он еще не умер.

Томас моргнул.

Опустился на колени перед дочерью.

— А ты, Рипли? Разве ты не скучаешь по Фрэнки?

— Не-а, — ответила Рипли, пожав плечами. — Обычно проходит неделя, прежде чем я начинаю скучать по этому за…

И она разрыдалась.

Томас взял ее на руки и стал укачивать, шепча на ухо слова утешения. Когда Рипли наконец перестала плакать, Томас молча уселся с ней в кресло. Скоро печаль сменилась скукой, и Рипли принялась теребить отца за большой палец. Томас заставил ее хихикать, притворяясь, что это животное, которое то высовывается, то прячется под ладонь, как черепаха в панцирь.

— Пошли ко мне в кабинет, — сказал он, вставая и поднимая Рипли в воздух. — Можешь там порисовать.

— А ты будешь работать? — спросила она.

— Да, — ответил Томас — Попробую выручить Фрэнки.

Сначала казалось, что он так и проснулся с этим откровением. Но потом Томас вспомнил, что оно снизошло на него накануне, во время разговора с Гайджем; вот только он был слишком обескуражен появлением последнего, чтобы сразу уловить смысл. И даже тогда он не был вполне уверен, что это вообще откровение.

Рипли рыбкой выскользнула у него из рук, и они отправились в кабинет. Девочка бросилась вперед, к своим карандашам и книжкам, и растянулась на полу, упав на живот. Томас помедлил в дверях, рассеянно изучая огромный постер с изображением земного шара на дальней стене.

Нейлу он страшно нравился. Он становился перед плакатом в профиль, так что Флорида непристойно свисала у него между ног, напоминая член какого-нибудь гоблина, и звал Нору: «Нора! Ты когда-нибудь была в Мире Диснея?»

«Слишком часто», — обычно отвечала она.

Ха-ха-ха. А сколько раз они перемигивались? Нейл и Нора… Томас задумался над тем, как долго он еще будет переписывать свою историю. Он знал, что будет делать это до седых волос.

— Попробуем, — произнес он, усаживаясь за компьютер. — Файлы групп… Начнем, ну, скажем, лет за пять.

По экрану побежали строчки. Томас вглядывался в них, высматривая нужные.

— Десять лет! — захихикала Рипли.

Строчки продолжали бежать по экрану монитора. Томас хмуро посмотрел на дочь. Рипли скорчила невинную рожицу, рассматривая рисунок, долженствующий изображать красный мак.

— Вот свинтус! — пробормотал Томас, улыбнувшись.

«Повторный запрос» — всплыло окошко на экране.

— Начнем с последних пяти лет, — сказал Томас.

Он одним взором окинул колонки имен. Должно быть, большая группа. Томас и его коллеги в шутку называли такие группы «инкубаторами», где преподаватель играл вторую скрипку в улюлюкающем хоре новичков, превращая их в будущих психологов.

«Открыть Интро 104а 2010», — дал он команду.

Появился список файлов, на каждом из которых значилось имя студента. Томас бегло просмотрел их.

Ничего.

«Открыть Интро 1046 2011».

Томас начал просматривать список. Он пробежал глазами две трети списка, и сердце его замерло.

ПОВСКИ СИНТИЯ 792-11-473

Она была его студенткой.

Из чего следовало, что он связан со всеми ними — всеми жертвами Нейла.

Томас однажды голосовал за Питера Халаша, однажды участвовал в демонстрации против Теодора Гайджа и несколько раз спорил с Норой насчет одной из книг Джеки Форреста. Но это были очень неосязаемые отношения, совершенно случайные.

И тут его осенило: возможно, в этом-то и заключалась основная цель. Цель Нейла.

Казалось, одна только Синтия Повски не согласна с этим…

— Показать лицо.

На экране монитора материализовалось юное, невинное лицо Синтии. Лицо было неподвижным — фотография, — но казалось, что она откидывается назад, веки трепещут, губы кривятся…

Томас вместе с креслом откатился от компьютера и обеими руками взъерошил волосы.

— Пап, а Сэм придет сегодня вечером? — спросила Рипли.

Сэм понравилась Рипли. Его дочка вообще обожала всех, кто обращался с ней как с маленькой взрослой.

— Не уверен, моя сладкая.

Память, призрачная, как дымка, возвращалась к нему: Синтия, только помоложе, свежая, как все уроженки Среднего Запада, склоняется над столом, признаваясь, что ее смущает термин «гештальт». Томас вспомнил, какую отпустил по этому поводу шуточку, — тогда она показалась ему безобидной и умной, хотя он почти сразу пожалел о своих словах. Какой напуганной выглядела Синтия! Ошеломленной и отчаявшейся. Так легко забылось, какой ранимой она была…

Рука с мышкой задрожала. Томас пролистал ее файл, боясь наткнуться на то, что, как ему казалось теперь, он помнил.

С учебой у нее не получилось. Судя по ее оценкам, она вылетела из университета. Еще одна трепетная, юная мордашка, еще одна отбраковка.

А засы́пал ее Томас.

Он моргнул, представив, как она лижет кончиком языка красный лакированный ноготь.

Неудивительно, что ее образ оказался таким въедливым, преследовал его с такой неистовой регулярностью! Он знал ее. Знал, не зная.

Не считая Фрэнки, Нейл подбирал жертв на основе случайной, нечаянной связи с ним. Нейл перерыл жизнь своего лучшего друга в поисках тех немногих моментов, которые могли максимально приблизить его к славе. Деловой магнат, политик, телевизионный проповедник, порнозвезда. Не было никакого сомнения, что Нейл считал отношения между ними бессмысленными, случайными, как шарф или перчатка, «случайно забытые» у давно брошенной любовницы. Но почему? Неужели это было всего лишь частью его всеобъемлющего послания? Грубая иллюстрация бессмысленности всех и всяческих отношений?

Нет, подумал Томас. Было что-то чудовищно личное в безличной природе этих связей. Что-то предназначенное для него. Он не сомневался.

Но кто же тогда после этого Нейл?

Он явно стремился обзавестись собственной публикой; это с самого начала явствовало из похищений высокопоставленных фигур и драматических демонстраций с их участием. Кроме того, он хотел заставить Томаса страдать — Фрэнки и Нора были вполне убедительным доказательством того. Но другие люди: Халаш, Гайдж, Форрест и Повски — ничего не значили для Томаса. Стать свидетелем их мучений было, безусловно, страшно, но роль каждого была не больше той, которая вообще была им отведена в общем сценарии его жизни. В конце концов, они были ему чужими, не имея, как выразился бы Нейл, общего с ним генетического материала.

Томас посмотрел на Рипли, лежавшую на полу. Она болтала ногами, склонив голову набок и сосредоточившись на раскраске.

На какой-то неуловимый миг она тоже показалась ему чужой.

Ужас овладел им. Весь контроль куда-то улетучился, как краска, слегка потрескивающая в незримом пламени. По коже пробежали мурашки.

«Дана ли тебе власть десницы Божьей?» — спросил у него Нейл в ту ночь.

До Томаса наконец дошло, что все — все случившееся — было направлено непосредственно на него. И ФБР, и неуклюжие претензии на внимание публики, даже пророческая рутина семантического апокалипсиса — все это было не более чем ложь, которой Нейл заговаривал себя, компенсаторные механизмы, предназначенные придать рациональную стройность его подлинному мотиву и скрыть его.

Ненависть. Психопатическая ненависть. Нейл хотел заставить мучиться своего лучшего друга. Ни больше. Ни меньше.

Томас понял, что еще посмеется над этим, когда спор закончится, когда он проникнется зябким, недобрым предчувствием, что, может быть, Нейл и прав. Ответ без труда можно было найти в любом конспекте любого первокурсника или литературном произведении, посвященном этой теме. Нейл ненавидел его и, как любой ненавистник, желал уничтожить объект своей ненависти.