Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - Леонид Горизонтов

Широко задуманная концепция преобразований требовала коренного поворота в кадровой политике. «Осмелюсь выразить глубокое убеждение, невольно вызываемое прежними в Царстве Польском опытами, — настаивал Милютин во всеподданнейшей записке в 1865 г., — что предпринимаемое улучшение (или, вернее, пересоздание) всей польской администрации, доказавшей в последнее время свою несостоятельность, будет зависеть не столько от полноты и совершенства законодательной работы, сколько от строгого и удачного выбора надежных исполнителей»55. Необходимой предпосылкой привлечения кадров из внутренней России выступало решительное внедрение в работу присутственных мест русского языка.

Между тем в сентябре 1863 г. правительство пришло к выводу, что «все меры, употребляемые местными нашими в Царстве властями к приглашению русских чиновников, остаются безуспешными»56. Сами местные власти достаточно пессимистически смотрели на перспективу обрусения административного аппарата. «Предпринятые в Империи преобразования по всем отраслям государственного управления, — рассуждал плоцкий губернатор, — открыли широкую дорогу и обширный круг деятельности для всякого человека, одаренного способностями и желающего трудиться, и потому при существующих в Царстве малых окладах жалованья и при других неудобствах и лишениях, сопряженных для русского с жизнию в Царстве, привлечение к службе людей способных из Империи, которым можно было бы вверить с пользою для службы главнейшие отрасли местного губернского и уездного управления, несбыточно»57.

Дабы сдвинуть дело с мертвой точки, Александр II потребовал содействия министров. Речь шла о представлении руководителями центральных ведомств кандидатур, окончательное же решение об определении на должности оставалось за наместником. Затем был установлен порядок комплектования штатов учреждений, проводящих в жизнь крестьянскую реформу 1864 г. В подборе кадров принимали участие министерства внутренних дел и государственных имуществ, но и в этом случае их роль сводилась к обеспечению технической стороны предприятия, в частности, выявлению сведений о чиновниках, владеющих польским языком. Право окончательного выбора и приглашения людей, а также определения им содержания получил лично Н. А.Милютин «на том основании, что по прежнему служению своему, по нахождению в Санкт — Петербурге и по соотношениям с министерствами и другими главными управлениями он имеет возможность ближе оценить способности сих чиновников и положение их в служебном быту, а затем и соразмерное трудам их вознаграждение». Дальнейшее распределение командированных по присутственным местам, хотя и требовало согласования с наместником, фактически находилось в ведении Учредительного Комитета, который, по крайней мере в начальный период своего существования, контролировался приверженцами Милютина 58.

Деятели крестьянских учреждений представляют для нашего исследования особый интерес. Во–первых, речь идет о контингенте, в который поляки категорически не допускались. Во–вторых, именно ему в наибольшей степени присущи созвучные эпохе великих реформ черты. В-третьих, подбор кадров для Учредительного комитета и крестьянских комиссий воспринимался в качестве эталона, способного обеспечить реформаторский процесс как в Царстве Польском в целом, так и в западных губерниях. Милютин выражал уверенность в том, что коренной поворот в крестьянском вопросе на польских землях можно произвести силами сотни русских деятелей. К концу 1864 г. таким ориентиром стала цифра 15059.

И действительно, как следует из обнаруженных нами именных списков, с февраля 1864 по август 1865 г. «по милютинскому на бору» в Царство Польское прибыли 154 человека 60. Многие из них уже имели опыт работы мировыми посредниками. Ядром данной категории являлись тульские посредники, оставившие прежние места под влиянием В. А.Черкасского, также туляка 61. Поскольку для замещения этой должности в Центральной России, как известно, требовался достаточно высокий имущественный ценз, можно говорить о материальной независимости части протеже Милютина.

Немало людей дали столичные университеты, прежде всего Московский. Молодежь надеялись привлечь и в западные губернии. «Пусть же честные образованные молодые русские люди, — призывал во время восстания И. С.Аксаков, — кончив курс в университете, направляются в Западный край с своими свежими бодрыми силами и явятся туда миссионерами русской народности!»62. В расположенных в Царстве Польском частях в крестьянские учреждения было набрано «человек двадцать юных офицеров (из таких много весьма порядочных)»63— сформировавшихся в период общественного подъема недавних выпускников военных учебных заведений.

В. А.Черкасский, которому принадлежала одна из ключевых ролей в вызове русских в Царство, считал, что те «жертвуют собою или по личной дружбе, или ради общего дела»64. Отъезду в чужой край сопутствовали и непонимание со стороны окружающих, и страх перед неизвестностью (по свидетельству П. А.Валуева, сами ближайшие соратники Милютина описывали посещение польских земель «в тоне поездок по Египту или Бразилии»65). Губернский рифмоплет напутствовал направлявшегося в Варшаву из Тульской губернии барона В. М.Менгдена словами:

Перикл и АспазияПировали хуже нас.Ах, барон, что за фантазияЕхать в Польшу — жаль мне вас.

«Во время молебна все плакали, с нами прощались, как будто нас ссылали в Сибирь», — вспоминали эти проводы отъезжавшие 66. Не следует, конечно, сбрасывать со счетов и стимулов, Черкасским не упомянутых. И денежное содержание, и служебный статус (должности председателя крестьянской комиссии соответствовал чин действительного статского советника) выглядели весьма привлекательно. В председателях 14 комиссий, образованных в Царстве Польском, Милютин видел «первых кандидатов на губернаторские места»67.

Итак, пользуясь определением М. И.Венюкова, Милютин вверял крестьянское дело в Польше «не чиновникам, а честной, энергичной молодежи из студентов, офицеров, независимых помещиков и т. п.». «Встречались такие люди поодиночке, — писал Н. К.Полевой, — но группу в 10 и 12 человек таких людей, работающих за одним делом, я не встречал более»68. Самого Милютина не покидало чувство сопричастности крупному историческому повороту в судьбах страны. Он призывал «всеми силами увеличить нашу маленькую гражданскую армию в Варшаве»69. «Это только начало», — написал Милютин на годовом отчете одного из губернаторов Царства Польского 70.

Оптимизм реформатора основывался на опыте российских преобразований, расчете опереться на вызванное ими общественное движение. В дневнике П. А. Валуева читаем о том, как Милютин заверил Александра П, что, «найдя «тысячи посредников и кандидатов», мы найдем и тех русских, которые должны обрусить Волынь, Подолию, Самогитию и т. д.»71. Подобно великому князю Константину Николаевичу, он пропагандировал свою систему за рубежом. Так появилась написанная отставным полковником А. Молл ером брошюра «о предпринятых в Польше преобразованиях». Отпечатанная тиражом в 2 тысячи экземпляров «Situation de la Pologne au 1 Janvier 1865», согласно отзыву Милютина, «по исполнению вполне достигает предположенной цели»72.

В кадровой политике, разумеется, не обходилось без сбоев. Так, по сообщению Милютина, один из комиссаров келецкой комиссии «пишет самые неприличные статьи в «Голосе»», в которых демонстрирует пренебрежительное отношение к крестьянам. «Кто этот индивидуй? и как он к нам попал?» — вопрошал Милютин у Я. А.Соловьева. Из переписки милютинцев узнаем о том, что они искали случая «отделаться от офицеров, оказавшихся не вполне удовлетворительными»73. Будучи искренним почитателем Милютина, М. И.Венюков все же признавал, что тот не смог предотвратить «наводнение… бюрократами самого пошлого закала». Просчетами реформаторов старались воспользоваться их оппоненты.

Пассивная роль наблюдателя в проведении главной реформы вовсе не устраивала Ф. Ф.Берга, и осенью 1864 г., когда император находился вблизи границы Царства Польского, наместник вручил ему записку, в которой содержался призыв к изменению кадровой политики. Берг убеждал Александра II, что необходимость в экстренной высылке чиновников из внутренней России миновала, а среди командированных Милютиным лиц не все «оказались способными к определению на должности». Демарш наместника поначалу возымел успех — царь согласился с приводимыми доводами. Однако по возвращении в столицу, решив, видимо, не брать на себя всей полноты ответственности, он передал вопрос на обсуждение Комитета по делам Царства Польского, как будто ходатайство Берга не получило уже высочайшего одобрения.