Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов

30 августа Васильев сообщил сестре: «Для того чтобы Иван Иванович налег как следует, то передай ему, что я со своей стороны употреблю все старание на то, чтобы на конкурс что-нибудь действительно порядочное… Если Иван Иванович считает меня конкурентом несколько опасным — то пусть примет к сведению. Да во всяком случае нужно ему постараться если не ради денег, то ради первого места, которое он легко может занимать в небольшой семье пейзажистов, занимать его всегда, а не только тогда, когда он захочет. Это мое крайнее убеждение и дружеское пожелание».[88]

Затем наступила апатия. Занимаясь без особого успеха ширмами, Васильев даже потерял надежду участвовать в соревновании ОПХ. 15 сентября в письме от Григоровича живописец узнал, что конкурс назначен на 15 декабря, то есть много раньше привычного уже марта. И он понял, что на сей раз не успеет… В этот решающий момент живописец очень нуждался в поддержке, в том числе и от Строгоновых. Но граф Павел Сергеевич и другие представители семьи были обескуражены и опечалены смертью 7 октября графини Натальи Павловны, прекрасной матери и образцовой жены. Великий князь, в отличие от Строгонова, не оказывал Васильеву должного содействия.

Живописец, в частности, должен был самостоятельно нанимать экипаж для поиска нужных видов и создания этюдов.

Правда, здесь следует сказать, что великий князь Владимир Александрович, сын императрицы, сам был еще весьма молодым человеком — он был всего на три года старше художника.

Портрет графини А.Д. Строгоновой работы И. Венингера

Не удавалось завершить Васильеву и ширмы. При содействии Крамского живописец октября вместо них начал создавать вид на Ялту из дачи «Эреклик», строившейся для императрицы А.И. Резановым в 1872–1873 годах в северной части Ливадии. Именно там императрица Мария Александровна полюбила уединяться, зная о романе мужа с княжной Е.М. Долгорукой. Васильев завершил полотно к Рождеству и тут же узнал, что конкурс состоится все же в обычные сроки, то есть 1 марта 1873 года. Эта новость несколько смягчила творческую и коммерческую неудачу работы для великого князя (вместо ожидавшихся двух тысяч Васильев получил только восемьсот, выданных ему на основании сравнения со стоимостью работ А.П. Боголюбова). Собрав последние силы, Федор Александрович написал в течение двух месяцев, для посылки в Петербург, полотно «Южный берег Крыма в зимнее время» — шедевр, получивший первую премию (вторую — В.Д. Орловский, 1842–1914).

Затем Васильев вновь взялся за «проклятые ширмы», которые доделать ему не было суждено. Его силы окончательно подорвало соревнование. Более Васильев не работал. Некоторое время он думал, что в августе отправится за границу — ОПХ решило ссужать ему 150 рублей в месяц под будущие картины, не ограничивая в маршруте и сроках. Григорович оставался верен своему принципу отказа от «пустой благотворительности», который критиковался Васильевым. Он однажды довольно резко написал своему благотворителю: «Я — это лотерейный билет, по которому Общество проиграть может скорее, чем выиграть, и вот почему: если я — билет пустой, то Общество проиграет и материальную, и нравственную сторону в этом деле; если же я — билет с нумером, то Общество выиграет только в нравственном отношении».[89]

Федор Александрович прекрасно понимал необходимость завершения художественного образования. Достаточно привести строки одного из его посланий П.М. Третьякову: «Я никогда не мог учиться, ибо на ученье нужны деньги, т. е. не собственно на ученье, а на жизнь в это время. Так как я готовых денег не имел, а напротив имел вместо них семейство… то и принужден был работать, отложив надежду совершенствоваться на лучшее время… Постоянно работая для денег, я не мог заметно продвигаться вперед, не мог совершенствовать свою технику, в обширном значении этого слова.

Я не мог работать над чем-нибудь до тех пор, пока останусь доволен; я должен был работать только до того времени, пока были у меня деньги: вышли деньги — нужно кончать картину. Словом, если я не исписался, даже наоборот, постоянно беру какую-нибудь премию, то этим я обязан не себе, а таланту. Но иметь талант — еще очень мало. Нужно при одном таланте иметь другой — талант правильно и в лучшую сторону развиваться. Я уверен, что имею и этот другой талант, но <.. > обстоятельства сильнее человека… Положим, я добьюсь своей цели даже и при таких обстоятельствах, но это будет гораздо позже… (остановить меня может только единственная вещь — болезнь и смерть)».[90]

К сожалению, именно это и произошло. По мнению друзей мастера, его погубило именно самопожертвование ради семьи (матери и брата), которое осуждал Григорович в повести «Неудавшаяся жизнь». 24 сентября 1873 года Васильев скончался, не успев преодолеть все свои творческие, финансовые, социальные проблемы. В таланте живописца, краткая жизнь которого сложилась трагически, современники не сомневались. Приняв участие в пяти конкурсах ОПХ, он победил в трех из них (два остались за И.И. Шишкиным). К радости Григоровича все свои 124 произведения живописец завещал Обществу. Некоторые из них послали на Всемирную выставку в Вену.

Выставленные в декабре 1873 года для продажи в России полотна мастера были куплены, разумеется, еще ранее. Так, Крамской писал Третьякову о том, что интересовавшая его картина приобретена Монигетти и, кроме того, добавил: «Остаются альбомы да несколько рисунков, но и те, кажется, берет Строгонов, а один из альбомов пойдет в Академию».[91] Известно, что из десяти альбомов два оставила себе императрица, забрав их себе еще в Ялте. Доход, полученный Григоровичем, составил более шести тысяч рублей, что почти в шесть раз превышало долг покойного организации.

Знаменское стало для графа Павла Сергеевича не только спасением от пыли и шума большого города и местом для ссылки лишних картин. Это был дом, где он мог вместе с женой предаваться горестным раздумьям об одинокой старости. Ф.А. Васильев, бедный художник, воплощал в какой-то степени его мечту об одаренном сыне.

Глава 5

Наследник

Графа Александр Сергеевич, полный тезка президента Академии художеств, являлся наследником графа Сергея Григорьевича. Уместно было бы использование приставки второй или младший, у Юсуповых в семействе именовались, к примеру так: Николай Борисович-старший (1751–1830) и Николай Борисович-младший (1827–1891), но Строгоновы такого именования не ввели, и мне придется его использовать только в скобках. Помимо московского университета граф Александр Сергеевич (второй) учился в Крейцшуле в Дрездене — одном из старейших учебных заведений Германии (оно принадлежало к евангелической Крейцкирхе и в тот момент располагалось поблизости от нее).