История Древнего мира. Том 3. Упадок древних обществ - Коллектив авторов

Начало переселения гуннов на запад

Идентификация «азиатских» и «европейских» гуннов нередко вызывала сомнение, так как в источниках нет прямых указаний на их миграцию к западу из среднеазиатских степей. Достоверно неизвестен и язык гуннских племен Востока и Запада, хотя по косвенным данным можно предположить, что их основную массу составляли и там и тут прототюркские племена, язык которых был предком современного чувашского. Это, конечно, не исключает многоязычия гуннских объединений, куда входили предки монголов, тунгусов, угров, а в Средней Азии и на Западе — ираноязычных племен.

Наибольшую трудность вызывает объяснение того обстоятельства, что в степях Юго-Восточной Европы гунны появились внезапно в 70-х годах IV в. Первой их жертвой стали приазовские ираноязычные аланы, лишь часть которых (предки осетин) спаслась в горах Северного Кавказа. Вслед за тем, овладев Прикубаньем, гунны зимой, по льду, переправились через Керченский пролив и разгромили богатые города Боспорского царства. Вся причерноморская периферия античного мира вплоть до Днестра, сармато-аланские и готские племена были сокрушены в течение нескольких лет; частью они были включены гуннами в состав их орд, частью бежали за Днестр. К 376 г. гунны продвинулись непосредственно к границе Римской империи.

«Невиданный дотоле род людей, — пишет автор IV в. Аммиан Марцеллин, — поднявшийся как снег из укромного угла, потрясает и уничтожает все, что покажется навстречу, подобно вихрю, несущемуся с высоких гор». Для римского эрудита, изучавшего труды ранних авторов, гунны были новым племенем, «о котором мало знают древние памятники». В середине II в. автор стихотворного «Описания населения земли» Дионисий упоминает гуннов где-то в Прикаспии. Во второй половине II в. их отмечает там и знаменитый александрийский географ Клавдий Птолемей. Но даже для образованного человека IV в. эти краткие упоминания мало о чем говорили. Поэтому столкновение с невиданным дотоле народом казалось ужасным. По словам Аммиана Марцеллина, гунны, «которые превосходят всякую меру дикости», были «семенем всех несчастий и корнем разнородных бедствий»; «все они отличаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь страшным и чудовищным видом, что можно принять их за двуногих зверей… кочуя по горам и лесам, они с колыбели приучаются переносить холод, голод и жажду; на чужбине они не входят в жилище, за исключением разве крайней необходимости… они плохо действуют в пеших стычках, но зато как бы приросли к своим выносливым, но безобразным на вид лошаденкам, и иногда, сидя на них по-женски, они исполняют все обычные свои дела; на них каждый из этого племени ночует и днюет, покупает и продает, ест и пьет и, пригнувшись к узкой шее своей скотины, погружается в глубокий сон… Если случится рассуждать о серьезных делах, они все сообща советуются в том же обычном порядке; они не подчиняются строгой власти царя, а довольствуются случайным предводительством знатнейших и сокрушают все, что попадается на пути… У них никто не занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи. Все они, не имея определенного места жительства… кочуют по разным местам, как будто вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь. Здесь жены ткут им жалкую одежду, спят с мужьями, рожают детей и кормят их до возмужалости. Никто из них не может ответить на вопрос, где его родина, он зачат в одном месте, рожден далеко оттуда, вскормлен еще дальше».

В своем ярком описании гуннов Аммиан Марцеллин допустил ряд преувеличений, наделив гуннов традиционными чертами самых диких северных племен. Гунны имели достаточно развитую материальную культуру и такие навыки военного дела, вплоть до стенобитной техники, которые позволяли им сокрушать хорошо вооруженных противников, брать их укрепления и города. Но несомненно, что пришедшие в Европу племена утратили многое из достижений экономического, социального и культурного развития, которые были характерны для гуннского государства в Центральной Азии. Собственные производительные силы европейских гуннов были ничтожны. Захват продуктов труда оседлых народов, пленение и обращение в рабство ремесленников сделались для гуннов основным источником добывания жизненных благ, а их общество стало полностью паразитическим. Все это с особой силой проявилось в последующий период, когда гунны прорвали пограничную линию Римской империи.

Кляшторный С. Г. Гуннская держава на востоке (III в до. н. э. — IV в. н. э.) / История Древнего мира. Упадок древних обществ. — М.: Знание, 1983. — с. 166–177.

Лекция 9: Сасанидская держава в III–V вв

Раннесасанидское государство

Весной 227 г. н. э. поблизости от Стахра, столицы Парса (Персиды), короновался на власть в Иране царь Парса Арташир, сын царя Папака, происходившего из рода Сасана. Коронации предшествовала победа над парфянским царем Артабаном V. И то и другое событие были запечатлены для потомства на скальных рельефах. Были отчеканены монеты с новым титулом Арташира — «Поклоняющийся (Ахура-)Мазде, бог, царь царей Ирана, происходящий от богов». Так окончательно пришла к власти в Иране новая династия — Сасаниды, объединившая страну на четыре столетия.

Еще в 208 г. государство парфян раскололось на две части: одни области признали царем Валарша V, другие — его брата Артабана V. Несколько позже в борьбу за Парфию включился римский император Каракалла. Процесс распада парфянской державы на ряд независимьтх и полузависимых царств был проявлением глубокого кризиса обществ Средиземноморья. Его же проявлением был и захват власти в Стахре Папаком — мелким правителем и жрецом одного из районов Парса. После смерти Папака его сын Арташир предпринял ряд победоносных походов в соседние области. Завоевав их, он двинул войска в Месопотамию, где получил поддержку правителей ряда мелких полузависимых государств. Объединенные силы союзников осадили Селевкию, которая пала в 223 г. Все эти успехи превратили нового повелителя Парса в грозного противника парфянского царя царей, но в решительном сражении разбить армию Артабана удалось лишь с помощью месопотамских союзников и владетелей некоторых «царств» (шахров), расположенных на территории Ирана, а также представителей части знатнейших парфянских родов.

Парфянскую династию ослабляли внутренние распри и неудачи во внешней политике, а Сасаниды были связаны с одним из древних религиозных центров Ирана. Между тем тяжелое экономическое положение страны, ее распад на ряд владений, ослабивший внутриэкономические связи, и почти полное прекращение международной торговли требовали сильной государственной власти, которая могла бы наладить хозяйственную жизнь в стране в интересах и знати, чьи доходы падали, и торговых городов. Для создания сильной власти нужно было держать в руках экономическое «сердце Ирана» — Месопотамию.

В III в. судьба сасанидского государства решалась на его западных границах. Через три года после коронации новый царь царей (шаханшах), Арташир I, повел персидскую армию в Сирию и Малую Азию.

Угроза персидского вторжения была настолько серьезной, что в 232 г. римскую армию в Северной Месопотамии вынужден был возглавить император Александр Север. Римлянам не удалось достичь иранской столицы, но в то же время они добились некоторых успехов в Армении. Стычки на границе не прекращались до 237 г. Сын шаханшаха и его наследник Шапур, командовавший персидской армией, овладел Хатрой в Месопотамии, но не добился решающей победы. В 242 г. император Гордиан III снова начал военные действия. В течение двадцати лет провинции Месопотамии испытывали ужас чужеземных вторжений. Ни один год с 242 по 260 г. практически не был спокойным.

Судя по торжественной надписи Шапура I (243–273) на так называемой Каабе Зороастра в местности Накш-и Рустам, три войны с Римом принесли успех Ирану. Первая война кончилась смертью императора Гордиана, пленением знатных римлян и большого количества римских солдат и выплатой значительной дани — 500 тыс. денариев. Между 244–251 гг. персидскими войсками была завоевана часть Армении, а также Адиабена (район древней Ассирии). Вторая война была снова развязана римлянами. Военные действия развернулись на территории Сирии. Армия Шапура I сокрушила многочисленные римские легионы и овладела штурмом важнейшими городами в Сирии и на востоке Малой Азии. Заключенный мир был непрочен: военные действия фактически не прекращались. Временный успех императора Валериана в 257 г. опять сменился поражениями; на западных границах римлян теснили варвары, а в восточных провинциях в течение 15 лет (с 251 г.) свирепствовала чума. В этот тяжелый для Рима момент «судьба Востока вновь затрубила в страшную трубу, возвещая о страшных опасностях», — говорит римский историк Аммиан Марцеллин. Шапур напал на Карры (Харран) и Эдессу в Северной Месопотамии. Римляне наконец поняли, что имеют дело с великой державой. Речь шла не только о месопотамской границе. Под угрозой была власть Рима во всех восточных провинциях. Решительное сражение у Эдессы было проиграно римлянами. В плен попал сам Валериан, сенаторы и другие вельможи. Шапур в своей надписи сообщает, что иранская армия взяла 36 городов и крепостей. Такого поражения Римская империя еще не знала.