Изменить нельзя простить - Анна Томченко

очевидное. Я просто думала, что вдруг обойдётся, и случится выкидыш, или просто все же отравление. 

Ляля звонила, и даже разговор с ней вызывал тошноту. 

— Алекс просто в ужасе, что творит Кирилл…

При звуках имени Бестужева меня сворачивало в бараний рог сначала от боли, которая почему-то не утихала, несмотря на время, а потом уже от осознания, что этот мудак наделал. Хотя…

Господи, кого я обманываю. Я тоже участвовала в процессе. Я могла вспомнить про презервативы, но в тот момент голова была в отпуске, а сердцу всегда плевать на такие мелочи. 

— Может быть, ты хотя бы поговоришь с ним… — с замиранием сердца шептала Ляля, а я мычала в трубку, потому что рвота не привыкла ждать и рвалась наружу сильным потоком. 

— Нет, —   в перерыве выдавала я и глотала холодную воду, чтобы успокоить вулкан внутри. 

На работе на меня начали странно смотреть. Как будто подозревали в чём-то противозаконном. А ещё генеральный глядел так вопросительно, приподнимая брови. Я делала вид, что театр мимов мне непонятен, и клеила на лицо маску безучастия. 

Кирилл продолжал осаду, но теперь вызывал стойкое чувство неприязни. Я не могла понять, впрочем, не только его, но и Андрея, как при жене можно гулять налево. Не укладывался у меня в голове такой формат отношений. Но мое негодование, мои злые слёзы, которых стало в одночасье много, не могли перебить мысль, что по факту Кирилл мне не лгал. Я просто не спрашивала у него про жену. Я даже ничего этому противопоставить не могла. 

В один из вечеров меня накрыло такой тоской, что помимо овсяного печенья, которое мой организм благосклонно принимал как подношение, я зачем-то полезла в сеть. Жена у Кирилла была женщиной несомненно красивой, только вот… 

Крупные черты лица, которые делали внешность отталкивающей. Узкие бёдра. Светлые волосы того оттенка платины, которого добивались все колористы мира. Эта женщина несомненно шла Кириллу. В них обоих было что-то породистое. Такая тяжёлая красота. 

Я захлопнула ноутбук в психе. Ещё чего не хватало, сидеть сопли на кулак наматывать из-за того, что кто-то своего питона в штанах не смог удержать. С фырканьем я отставила чашку чая с лимоном и потянулась ещё за одной печенькой. 

Ночи были длинными. 

Не знаю почему, но все мои сны словно зациклило на одной сцене, точнее, сцены были разные, но все связаны с Кириллом. Почему-то в голове проплывали кадры из отеля в Стамбуле. Кирилл мог ведь ничего не делать. Не лезть со мной в душ, не доводить дело до точки невозврата, но даже не получив желаемого, он все равно продолжал быть честным. Говорил честно, чего и как хотел. 

Мое молчание меня убивало. Отцу я не могла сказать, что он скоро дедушкой станет, потому что не знала точно. И чтобы решиться узнать, мне необходима была поддержка. 

Мамы не хватало. 

Бабушки. 

В съёмной квартире, на верхней полке антресолей, в коридоре, нашлась старая жестяная   коробка из-под печенья. В таких бабуля хранила пуговицы. Она нанизывала их на нитку и собирала в такие пластмассовые сушки на верёвке. А иногда были обтянутые тканью, гипюром или просто сеткой пуговки на ножке, как шляпка гриба. Пока я сидела и перебирала в пальцах чужие сокровища, в голове всплывали картинки воспоминаний. 

Мама всегда носила платья. Длинные. С расклешенными юбками. Они струились по ногам, вплетались в воздух, который словно танцевал с тканью. На белом с алыми маками платье были пуговки на ножке. Белые. Целый ряд от затылка до талии. 

Мне не хватало их обеих. 

От безысходности я жалела себя. Заплетала ажурные косы, а потом брала на руки ту маленькую девочку Еву, которая слишком быстро осталась без материнского тепла. Я сжимала в объятиях хрупкое тельце, шептала, что все будет хорошо, уговаривала больше не прятаться. 

Становилось легче. 

Наверно, стоило объяснить той маленькой мне, что в этом мире не все плохое, что больше хороших людей, которые не обидят, но язык не поворачивался, лишь вяло шептал, что все будет… 

В клинике недалеко от дома никогда не было толчеи из пациентов, но тем утром я сорвала джекпот, поймав одновременно девушку с переломом ноги, мужчину с гайморитом и подростка, который сделал сам себе пирсинг. В животе. 

От этого мельтешения медперсонала клиники в голове все отчётливее разливалась дурная, вязкая, как патока, апатия. Я цеплялась пальцами за кресло для посетителей и ещё верила, что все будет хорошо. 

— Евангелина Романовская, — тихо произнесла медсестра, выходя из кабинета. — На прерывание беременности, верно? 

Не будет… 

Глава 53

Кир. Первый день без Евы.

— Надо же… — насмешливо произнесла Лена, проходя мимо дивана в зале, куда я упал не помню во сколько, решив пообщаться с женой. — Сейчас ты что-то не орешь и не машешь пачками денег…

Ненавижу. Терпеть не могу свою жену. И наш чертов договорной брак, где я куражусь сколько влезет, а Лена развлекается со своими тренерами, инструкторами, но на людях мы порядочная ячейка общества.

Нахрена женился несколько лет назад?

Ну как же. Жена это статус. Жена это лицо. А с Леной ещё и беспроблемная жизнь, где мы оба свободны в своих желаниях, но совсем не близки.

— А что, твоя рыжая девочка сбежала уже? — Лена стояла на кухне и заваривала себе противную мочу на овсяном молоке. — Или сам выпер за профнепригодность?

Я сглотнул кислую слюну и поморщился.

— Ты только для этого прилетела из Испании? — я сел на диване и сдавил виски ладонями. Какое пойло я вчера в себя заливал, что сегодня так хреново?

— А ты только спустя месяц решил со мной поговорить, а не уходить от диалога? — Лена специально хряпнула стеклянными бокалом по столу, рождая в моей голове целое цунами.

— Квартирой ошибся. В остальном я предельно постоянен.

Я встал с дивана и прошёл в ванную. Долго стоял почти под ледяным душем, в голове проворачивая варианты, куда могла уехать Ева. С похмелья голова работала плохо, поэтому злой я вернулся в зал.

— Думаешь, мне приятно было слышать от общих друзей, как ты тут на носочках пляшешь перед какой-то…

— Рот захлопнула, а то быстро окажешься у своего испанца на обеспечении, — обрубил я, зная, что Лена не разборчива сейчас. Ей не нужны от мужиков деньги, ведь они есть у меня, поэтому ее любовники сплошь одни говночерпии.

— А вот