Витязь. Замок людоеда - Степан Кулик

— Как не быть, конечно, есть, — стражник с проворством не меньшим, чем у служанки, поставил блюдо посередке стола. — Приятного аппетита. Секрет в том, господа, что «Пьяный шмель» принадлежит ее супругу. А место хозяйки любую женщину привлекает больше, чем роль прислуги.

— Разумно, — кивнул Лев Ольгердович. Одновременно и соглашаясь, и указывая место за столом. — Присаживайся… Если голоден — ешь. А можешь потерпеть — ответь на пару вопросов и уж потом пируй.

— Мужское дело — питие, а не чревоугодие. А главное, разговору не помеха… — ухмыльнулся стражник. — С вашего позволения, — он потянулся к кувшину. Взял в руку и поднес к носу. Втянул ноздрями воздух и скривился: — Квас?

— Самое оно, чтоб утолить жажду, — толкнул его в бок локтем дружинник. — Или ты, Рудольф, из тех, кто вино предпочитает воде?

Стражник пожал плечами и с самым серьезным выражением лица ответил:

— Как истый католик, я не могу ослушаться воли Господа нашего Иисуса Христа. Ведь если Сын Божий сам способствовал превращению воды в вино, то, стало быть, благословил именно этот напиток.

— Вот шельма, — довольно усмехаясь, произнес княжич. — За словом в кошель не лезет.

— Надеюсь, что и рассказчик из тебя не хуже? — ввернул я, подзывая служанку. — Подай-ка, милая, сему доблестному стражу кувшинчик вина. Самого лучшего…

Девушка смерила стражника каким-то странным взглядом и вроде даже сказать что-то хотела, но не решилась. Передумала в последний момент. Да и он не дал ей рта раскрыть:

— Не слышала, что их сиятельство велели? Или у вас теперь новые порядки, и заказ надо дважды повторять? — Дождался, пока служанка удалилась, и повернулся ко мне: — Спрашивайте, ваше сиятельство. Все, о чем ведаю, расскажу. А чего не знаю, посоветую, у кого разузнать можно.

— Интересуюсь тем, что случилось в Янополе этой зимой…

Стражник пожевал губами, вспоминая. Потом удивленно посмотрел на нас:

— Прошу прощения, уж не о той ли истории, что со свадебным поездом приключилась, вы изволите говорить, ваше сиятельство? Неужто и в ваши края молва весточку занесла?

Стражник говорил свободно, ничуть не печалясь. Словно массовая резня ни в чем не повинных людей — самое обыденное дело. Или это от того, что, как говорят в народе, «чужой зуб не болит, а чужое горе никого не волнует»?

Стражник тем временем взял принесенный кувшин и приложился к нему, как к большой кружке. Отпил изрядно и довольно крякнул.

— Благодарствую. На службе нельзя… А за день, да еще на таком солнцепеке, что сегодня, в горле — аки в пустыне Аравийской…

Помолчал немного, сделал глоток помельче и продолжил:

— Стало быть, случилось это аккурат на Стефана… Ближе к полудню. Молодые уже обвенчались и, по давней нашей янопольской традиции, выехали из города на праздничное катание. На десяти санях. Денек задался хороший, солнечный. Мороз только-только прихватил, аккурат чтоб сани лучше скользили… Свадебный поезд обогнул город по правую сторону по речке, потом выкатились на Рябую горку и, как обычно, с хохотом, визгом, перезвоном бубенцов понеслись вниз по склону, забирая к Деминой балке.

Рудольф еще разок промочил горло.

— И откуда они только взялись? Ночью, в ненастье всякое случалось… Но чтобы средь белого дня… А главное, такой стаей… Голов сорок, не меньше… Из балки вымахнули и наперерез… Хорошо, людей много на стенах стояло, на свадьбу любовались. Крик подняли. И стража не растерялась. Все, кто мог, в седла сел… Не успели, конечно… Слишком много волков было. Лошадей зверье всех порезало. Зато людей почти не тронули… У нас же как… Пограничье. Без сабли или рогатины даже пастухи не ходят. Мужики стали в круг. Баб и девок внутрь… Ну а волк — зверь умный. Зачем ему с человеком силой меряться, если лошадей хватает? Да еще и в постромках…

— Подожди, — я остановил рассказчика. — Какие волки? Ты о чем говоришь?

— Как о чем? — удивился стражник. — Вы же, ваша светлость, сами спрашивали: что необычного этой зимой в Янополе приключилось.

— Да, но я о нападении крестоносцев хотел узнать.

— Крестоносцев?.. — стражник широко перекрестился. — Слава Богу, в этом годе миловал. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не накликать. От них нам бы точно не отбиться.

Рассказ стражника Рудольфа о волках подтвердили все, кто, как и мы, ужинал в гостинице. Даже заезжий купец, случайно оказавшийся в Янополе на зимние святки. Но самое главное, как один, побожились, что в здешних местах отродясь не бывало лекаря по имени Себастьян. И даже если предположить, что при постриге монаху дали другое имя, то все равно из троицы нынче здравствующих городских лекарей за последние годы никто не женился. Поскольку не по возрасту им женихаться. Даже самый молодой, Ганс Крауткопф, давно пятый десяток разменял. Впору внуков нянчить.

Но если так, то более не приходилось сомневаться, что Конрад фон Ритц говорил правду, а в монастыре мне солгали. Непонятным оставалось только одно: зачем?

Если предположить, что отец-настоятель хотел подобным образом спровадить с монастырского двора чудище, то к чему такие сложности? Указал бы мне на порог, и всего делов. Я и спорить не стал бы. А выдумывать такую историю, без какой-либо гарантии, что я на нее поведусь, по меньшей мере глупо. Стало быть, не сходятся края. Игумен производил впечатление человека мудрого и к опрометчивым деяниям не способного.

Лев Ольгердович, посвященный в суть дела, с таким выводом согласился и заметил, что скорее всего, настоятеля монастыря самого ввели в заблуждение. Но к чему гадать, если можно у него самого спросить? Или у брата Себастьяна. Заодно поглядеть, насколько он действительно немой…

Несмотря на усталость и мягкую постель, поднялись мы с княжичем вместе с янопольскими петухами. А может, и раньше. Во всяком случае, когда они раскукарекались, я уже подпоясывался.

Время на завтрак тратить не стали, взяли приготовленную паней Марысей снедь с собой. И восход солнца встречали уже в дороге…

Ехали быстро. Даже я, подгоняемый сомнениями, неожиданно наловчился и держался в седле вполне сносно. А может, просто не замечал неудобств, погруженный в беспокойные мысли.

Оно же как говорят? Мол, человек ко всему привыкает, даже к повешенью. Сперва дергается немного, а после привыкает и висит спокойно. Шутка мрачная, но по сути правильная. За редким исключением, все стоит воспринимать философски.

Вот и я стал свыкаться со своим перемещением и больше не рефлексировал по безвременно утраченному будущему. Родителей только вспоминал. Жалко их… Я-то хоть знаю, что случилось, а они небось вконец испереживались. Ну да ладно. Как говорится, «Господи, дай нам силы превозмочь то, что зависит от наших усилий, дай терпения выдержать то, что нам неподвластно, и разум — дабы отличить одно от другого».

Но всему есть предел, а непонятная возня уже начинала раздражать. Особенно после обретения мною первичной, так сказать, сущности.

Лев Ольгердович тоже помалкивал. Держался на полкорпуса впереди и не оглядывался. Думал о чем-то своем. Может, о человечке, который так точно наводил его на мой след?

Я поравнялся с княжичем и тронул за локоть. Лев Ольгердович дернулся, придержал лошадь, и только после этого повернулся ко мне заспанным лицом.

— Случилось что?

Вот же ж, ешкин кот! Я думал, он размышляет, а он спал себе… Даже завидно стало.

— Извини, княже, если спрошу лишнее, но как знать, что важное, а что нет, пока ответа не получишь…

— После того, как ты, Степан Олегович, открыл мне все свои тайны, можешь задавать любые вопросы, — Лев Ольгердович зевнул и помотал головою, прогоняя сон.

— Скажи, ведь ты, прежде чем в Розиттен отправиться, сперва в монастырь заезжал?

Княжич кивнул и зябко поежился.

— Что-то сон не отпускает. Да. Первая весточка была, что Людоед объявился у святой братии. Вот я и помчался в обитель. Мы с тобою всего на пару часов разминулись. А потом — гроза погоню остановила. Все следы смыла. К счастью, как оказалось… Был бы ты в том обличие, о котором рассказывал, я вполне мог бы сперва в бой ввязаться. Нет, не зря отец любит приговаривать, что излишняя торопливость только при ловле блох полезна.

— И что дальше?

— Ничего особенного. Подождал пару дней, вдруг снова объявишься, а потом мне подбросили записку, что Людоеда следует искать в замке фон Ритца.

— Записку?

— Да. Такой маленький клочок пергамента с нацарапанными на нем буквами… — то ли насмешливо, то ли раздраженно объяснил тот.

— Извини, что спрос устроил, но ответь еще раз: ты давно знаешь того верного человечка? Видел его? Говорил с ним?

Лев Ольгердович отрицательно помотал головой.

— Нет, только весточки получал. А что?

— Так, подумалось… Письмо — единственный доступный способ общения для немого, зато обученного грамоте.