Судьбы водят хоровод - Лана Барсукова

однажды пошла, записалась в специальную спортивную группу для тех, кому за семьдесят. Лучше бы не ходила, только расстроилась. Когда видишь старых людей на улице, то это нормально. Старость, разбавленная молодостью и зрелостью, не вызывает гнетущего чувства. Но когда старые люди собираются вместе, это совсем другое. Концентрация старости подействовала на Симу удручающе. К вечеру подскочило давление, пришлось вызывать «Скорую».

Врач спросил:

– Что случилось?

– В спортивный клуб сходила, – ответила Сима.

– В вашем возрасте надо с этим осторожнее.

Сима кивнула и проводила его до двери. Ему не объяснить, что сколько ни смотрись в зеркало, а все равно видишь себя еще ничего. Иллюзии рушат не зеркала, а сверстники. Стоит оказаться в их кругу, как воочию видишь, какие же они старые. Самое страшное, что они так же смотрят на тебя. Вот тогда и происходит прощание с иллюзиями.

Стасик этого не понимает. Они с ним как на разных языках говорят.

Сима заварила чай с чабрецом и начала думать о сыне. Хотелось найти в прошлом тот день и час, когда они перестали понимать друг друга. Эти попытки добраться до истоков их раздора давно стали частью ее жизни. Попытки регулярные и неизменно провальные. Но Сима вновь и вновь просеивает свою жизнь сквозь невидимое сито, чтобы найти ту крупицу, которая легла поперек ее отношений с сыном.

Все начиналось очень хорошо.

Ее первым мужчиной стал Петр, молодой инженер из портовой службы. Вообще-то Симочке нравились только моряки, но Петр перебил всех. Он ухаживал настойчиво, но не назойливо. А потом даже подрался с мичманом. Это было, конечно, не по-комсомольски, однако Симочке этот факт очень понравился. Не каждый день из-за нее дрались. Это же почти дуэль, только с другими последствиями. Лучше бы Пушкин с Дантесом подрались из-за Натали.

Для свадьбы откупили портовую столовую. Народу набилось столько, что и не разобрать, кто тут по приглашению, а кто просто зашел выпить. Мичман перебрал и громко пел: «На свадьбу грузчики наде-е-ели со страшным скрипом башмаки». Симочка тогда подумала: что это за свадьба такая, если скрип башмаков слышно? На ее свадьбе тосты заглушались гулом возбужденных гостей.

Какая смешная память. Не помнит, как звали мичмана, зато помнит, что он пел на свадьбе. Не память, а шкатулка для случайного барахла.

Петр был этническим украинцем, что в понимании советских людей было почти то же самое, что русский или белорус. Славян на нации не делили, разве что чисто условно, как не делили прибалтов на латышей и литовцев. Прозрачными были границы не только между республиками, но и между нациями.

Симочка закончила институт, начала работать в школе учительницей математики. Ей очень нравилось учить детей. От них исходила молодая энергия, которой заряжаешься, хочешь того или нет. Наверное, поэтому учителя живут долго и выглядят моложе своих лет.

Одно омрачало счастье Симочки – не получалось завести собственного ребенка. Петр раз в месяц поднимал на нее вопросительный взгляд, и она отрицательно качала головой. Словно двоечница, не выучившая урок. Чувство вины перед мужем застило свет. Симочка почти перестала смеяться.

Они обошли всех врачей, и все говорили одно и то же: противопоказаний для беременности нет. Получался замкнутый круг: ни противопоказаний, ни беременности. И что с этим делать?

Нашлась только одна старая врач-акушер, которая сказала Симе: «Ты слишком зациклилась на своей беременности. Отпусти ситуацию, успокой нервы». Легко сказать! А как успокоить нервы, когда они похожи на оголенные провода?

Неизвестно, чем бы закончилась эта история, но им повезло. Петра услали в длительную командировку на Кубу. Там строили какой-то порт, и требовалась помощь советских инженеров. Куба очень далеко, оттуда просто так не прилетишь. И Сима осталась без мужа, а значит, и без его ежемесячных вопросов и своих виноватых ответов. Получалось, что на какое-то время она получила передышку и могла не думать о беременности.

Эти месяцы были самыми счастливыми в ее семейной жизни. Можно не готовить еду, а просто перекусить в школьной столовой. Можно не гладить мужские рубашки и не стирать носки. Можно ходить с подружками в кино хоть на последние сеансы и громко смеяться над Луи де Фюнесом.

Когда Петр вернулся, то увидел Симу заметно похорошевшей. Он так соскучился, что набросился на нее с кубинской страстью. То ли отдых Симы решил дело, то ли его страсть, подогретая гавайским солнцем, но через месяц Сима кивнула ему вполне утвердительно.

Так в их жизни появился Стасик. Оставалось подождать, когда он родится. Сима каким-то чутьем угадала, что будет сын, и убедила в этом Петра. Они ждали своего мальчика столько лет, что последние девять месяцев казались им мгновением.

В роддоме Симу спросили:

– Сколько полных лет?

– Тридцать восемь, – ответила, стесняясь, Сима.

– Какие роды по счету?

– Первые.

Врач недовольно поморщилась:

– Старородящая значит? Принесло тебя на мою голову.

По советским меркам Сима относилась к старым мамам. Однако роды прошли хорошо. Правда, Сима думала, что умрет от боли. Она сорвала голос от крика, когда ее шили по живому без обезболивания. Но это все мелочи. Главное, родился здоровый мальчик.

Она! Родила! Сына! Это было так неправдоподобно прекрасно, что даже измотанная родами Сима не могла уснуть от ликования.

В палате лежали восемь женщин, давшие миру восемь новых жизней. Утром медсестра принесла восемь свертков и раздала их по кроватям. Симе достался свой туго спеленутый человечек, кокон, из которого высовывалось крохотное личико с закрытыми глазками. Она хотела развернуть и рассмотреть сына, но медсестра запретила это делать. Сима подчинилась. Она вообще была послушной.

Покормить сына не удалось. Он крепко спал, да и молока у Симы еще не было. Она просто положила его на подушку, легла рядом и начала внимательно разглядывать маленькое личико. Приблизилась, чтобы ощутить его запах. Это был ее детеныш. Напряжение любви стало таким осязаемым, что Сима захлебнулась от счастья и почему-то заплакала.

Вот и сейчас, вспоминая свою первую встречу с сыном, старая Сима не может сдержать слез. Она вдыхает свежезаваренный чабрец и в тысячный раз благодарит бога за то, что одарил ее благодатью материнства.

Еще очень рано, но спать совершенно не хочется. Сима усмехается, вспоминая, как сильно хотела спать с маленьким Стасиком. Просто валилась с ног от усталости. Все бы отдала за возможность выспаться. А сейчас страдает от бессонницы. Выходит, что дети забирают у матерей сон в любом возрасте. Сначала они будят по ночам криками, а потом, спустя годы, живут в мыслях матерей, в их тревогах, от которых не уснуть.

Вообще Сима часто думала о