Тысяча И Одна Ночь. Книга 2 - без автора

И Дау-аль-Макан обрадовался этому, и они стали поздравлять друг друга с победой над врагами, и везирь Дандан поздравил Шарр-Кана и его брата и сказал им: "Знайте, о цари, Аллах дал нам победу потому, что мы подарили Аллаху, великому, славному, наши души и покинули близких и родных. По-моему, лучше всего нам двинуться за врагами и ожидать их и сразиться с ними. Быть может, Аллах даст нам достигнуть желаемого, и мы истребим наших врагов. А если хотите, садитесь на мои корабли и идите морем, а мы пойдём сушей и будем стойки в бою и сражении во время схватки".

И везирь Дандан, не переставая, подстрекал их к бою и произнёс слова сказавшего:

Лучше благ всех - когда врагов убиваюИль на спинах копей несусь, нападая.Или если гонец придёт от любимой,Иль любимый, что сам пришёл, без условья".

И слова другого:

"Коль буду я жив, войну возьму себе в матери,И в братья - копьё моё, в отцы же - мой меч возьму,Бок о бок со встрёпанным, что смехом встречает смерть,Как будто убитым быть стремится и хочет он".

А окончив эти стихи, везирь Дандан воскликнул: "Слава тому, кто укрепил нас своей великой поддержкой и отдал нам в добычу серебро и чистое золото!" И Дауаль-Макан велел войскам трогаться, и они двинулись, направляясь к аль-Кустантынии. И ускорили они ход и подошли к просторному лугу, где было все, что есть прекрасного: и резвящиеся звери, и бегающие газели, а воины пересекли многие пустыни, и вода у них вышла шесть дней назад. И, приблизившись к этому лугу, они увидели там полноводные ручьи и спелые плоды, и ту землю, подобную райскому саду, что убралась в свой убор и украсилась, и ветви её упились вином росы и закачались, соединяя сладость райского потока с нежностью ветерка и ошеломляя разум и око, как сказал поэт:

Посмотри на сад ты сверкающий - и подумаешь,Что разостлан плащ на земле его зелёный.Если взор очей обратишь к нему, то увидишь тыТолько пруд большой, где вода, кружась, гуляет.И о душевным оком узришь величье в ветвях его:Над главой твоей, где бы ни был ты, будет знамя.

Или, как сказал другой:

Поток-щека, от лучей блестящих румяная,И ползёт на ней молодой пушок - тень ивы.На ногах ветвей, как браслет, вода обвивается,Серебром сияя, цветы же - как короны.

И Дау-аль-Макан взглянул на этот луг, где сплетались деревья и пышно цвели цветы и пели птицы, и позвал своего брата Шарр-Кана и сказал ему: "О браг мой, поистине в Дамаске нег подобного места. И мы по двинемся отсюда раньше чем через три дня, чтобы мы могли отдохнуть и войска ислама ободрились бы и укрепили мы свои души для встречи со скверными нечестивцами". И они остались в этом моею и, будучи там, вдруг услышали издали голоса. И когда Дау-аль-Макан спросил о них, ему сказали: "Это караван купцов из земель сирийских, который расположился в этом месте для отдыха. Может быть, воины повстречали их и, возможно, взяли что-нибудь из их товаров, так как эти купцы были в землях неверных".

А через некоторое время пришли купцы, крича и взывая к царю о помощи. И, увидя это, Дау-аль-Макан приказал привести их, и они предстали перед ним и сказали: "О царь, мы были в землях неверных, и они ничего не отняли у нас. Так как же наши братья мусульмане грабят паше имущество, когда мы в их землях? Увидев ваши войска, мы приблизились к ним, и они забрали паши товары. Вот мы рассказали тебе, что с нами случилось".

И потом купцы вынули письмо царя аль-Кустантынии, а Шарр-Кан взял его и прочитал и сказал купцам: "Мы возвратим вам то, что у вас взяли, но вам не следовало возить товары в страны неверных". - "О владыка, - сказали купцы, - Аллах направил нас в их страны, чтобы нам досталось то, что не досталось ни одному завоевателю, ни даже вам в ваших походах". - "А что же досталось вам?" - спросил Шарр-Кан. И купцы ответили: "Мы скажем об этом только наедине, так как, если это дело станет известным среди людей, может случиться, что кто-нибудь узнает об этом, и эго будет причиной нашей гибели и гибели всех мусульман, отправившихся в страны румов".

И купцы принесли сундук, в котором была проклятая Зат-ад-Давахи, и Дау-аль-Макан с браюм взяли их и уединились с ними, и купцы рассказали им о подвижнике и стали так плакать, что довели их до плача..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Дау-альМакан и его брат Шарр-Кан уединились с ними, христиане, бывшие в обличье купцов, рассказали им о подвижнике и так плакали, что довели царей до плача. А они рассказывали так, как их научила кудесница Зат-ад-Давахи.

И сердце Шарр-Кана размягчилось, и он почувствовал жалость к подвижнику, и приверженность к Аллаху великому поднялась в нем. "Освободили вы этого отшельника иди он до сей поры в пустыни?" - спросил он купцов. И они сказали: "Нет, мы освободили его и убили начальника пустыни, так как боялись за себя, а потом мы поспешили убежать, страшась гибели. И верные люди рассказали нам, что в этом монастыре целые кантары золота, серебра и драгоценностей". А потом они принесли сундук и вынули оттуда эту проклятую, и она была точно стручок кассии, - так она почернела и исхудала, опутанная цепями и оковами.

И, у видя её, Дау-аль-Макан и присутствовавшие подумали, что это кто-нибудь из лучших богомольцев и достойнейших подвижников, особенно потому, что лоб у неё светился от жира, которым она намазалась. И Дау-альМакан и его брат горько заплакали и, поднявшись, поцеловали ей руки и стали рыдать, но она сделала им знак и сказала: "Бросьте этот плач и послушайте мои речи". И братья прекратили плач, следуя её приказанию, и она сказала: "Знайте, я доволен тем, что сделал со мной мой владыка, так как я считаю постигшее меня несчастье испытанием от него, - велик он и славен, - а кто не стоек в беде и испытаниях, нет тому достуна в езды блаженства. И я хотел бы вернуться в мою страну не от горя, из-за несчастий, которые постигли меня, а чтобы умереть под копытами копей и бойцов за веру, которые по будут живы, а не мертвы".

И она произнесла такие стихи:

"Вот крепость-гора Синай, и битвы огонь горит,А ты - Моисей и время - время беседы.Так брось же свой посох, - он пожрёт все творенья их не бойся, верёвка их змеёю не станет.И строки врагов в бою читай, точно суры, ты,А меч - ивой на шеях их стихи вырезает".

И когда старуха окончила свои стихи, слезы полились у неё из глаз, а лоб с жиром сиял ярким светом. И ШаррКан поднялся и поцеловал её руки и принёс ей пищу, но она отказалась и сказала: "Я не разговлялся уже пятнадцать лет, как же могу я нарушить пост в этот час, когда мой владыка даровал мне освобождение из плена неверных и отвратил от меня то, что тяжелее пытки огнём? Я подожду до времени заката". Когда же настала вечерняя пора, Шарр-Кан с Дау-аль-Маканом принесли ей еду и сказали ей: "Ешь, подвижник", а она ответила: "Теперь не время есть, теперь время поклоняться владыке воздающему".

И она простояла в михрабе на молитве, пока не прошла ночь. И делала так три дня, вместе с ночами, и присаживалась она только при заключительном приветствии. И когда Дау-аль-Макан увидел, что она поступает так, хорошие мысли о ней овладели его сердцем, и он сказал Шарр-Кан: "Поставь этому богомольцу кожаный шатёр и назначь постельничего, чтобы служить ему".

А на четвёртый день она потребовала еду, и ей подали все кушанья, какие желательны душе и усладительны для глаз, но она съела из этого лишь одну лепёшку с солью и затем принялась поститься. А когда пришла ночь, она встала на молитву.

И Шарр-Кан сказал Дау-аль-Макану: ""Этот человек совсем отказался от жизни и если бы не война, я бы не покидал его и служил бы ему, поклоняясь Аллаху, пока не предстану пред ним. Я хочу войти к нему в шатёр и побеседовать с ним немного". - "И я тоже, - сказал Дауаль-Макан, - но мы завтра отправляемся в поход на альКустантынию и не найдём времени такого, как это". - "Я тоже хочу увидеть этого подвижника, - сказал везирь Дандан, - может быть, он помолится, чтобы я окончил жизнь в войне за веру и предстал бы пред господом. Поистине, я отказываюсь от земной жизни".

И когда спустилась ночь, они вошли в шатёр этой кудесницы авт-ад-Давахи и увидели, что она стоит и молится. И, подойдя к ней, они стали плакать, жалея её, но она не обращала на них внимания, пока не настала ночь. А тогда она закончила молитву заключительным приветствием и, обратившись к ним, поздоровалась с ними и спросила: "Зачем вы пришли?" И они сказали ей: "О богомолец, не слышал ты разве, как мы плакали около тебя?" - "Тот, кто стоит перед лицом Аллаха, не существует в бытии и не слышит ничьего голоса и никого не видит", - отвечала старуха. И они молвили! "Мы хотим, чтобы ты рассказал нам, почему ты был в плену, и молился за нас сегодня ночью, - это лучше для нас, чем владеть аль-Кустантынией". Услышав их слова, старуха воскликнула: "Клянусь Аллахом, не будь вы эмирами мусульман, я вовсе ничего не рассказал бы вам об этом, ибо я жалуюсь только Аллаху! Но вот я расскажу вам, почему я был в плену.