Тайны Дивнозёрья - Алан Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, ни страхам, ни надеждам не суждено было сбыться: всю ночь она видела хоть и тревожные, но самые обычные сны.
Будильник поднял ее ни свет ни заря (но Тайка была даже рада: ей как раз снилась очередная заваленная контрольная по алгебре), сборы прошли гладко (если не считать нытья засони-Пушка), и даже мама не сказала ни слова поперек, узнав, что дочка собирается вернуться домой. За последнее, похоже, стоило поблагодарить Лютогора и его лапши-на-уши-навешивательные чары, но Тайка все равно до последнего тряслась, ожидая какого-нибудь подвоха, поэтому, конечно, вздрогнула, когда за завтраком мать, вздохнув, выдала:
— Ох, как же не хочется тебя отпускать, принцесса моя… Медом тебе, что ли, намазано в этом твоем Дивнозёрье? Не понимаешь, от чего отказываешься.
— Нет, мам, я все понимаю, — Тайка решила не ходить вокруг да около. Они ведь почти никогда не говорили о чудесах, как будто всего этого и вовсе не существовало. — Знаю, ты хотела как лучше. Но у каждого свое «лучше», понимаешь? Вот ты когда-нибудь жалела, что отказалась от волшебства?
Кажется, вопрос застал маму врасплох: рука дрогнула, и с бутерброда упал кусочек колбасы, который тут же подхватил ворюга-Пушок. Не удержался-таки, проглот.
— Пожалуй, нет, — она так крепко задумалась, что даже не заметила пропавшей колбасы. — Но мне было совестно. Вроде как мой долг был остаться, хранить и защищать. А я его на тебя перевесила. Боялась, что ты будешь винить меня за это.
— Мам, все хорошо, я тебя не виню, — Тайка взяла ее руки в свои. — Думаю, мне подходит такая судьба. Скажи дяде Толе, что я не буду поступать в его колледж, ладно?
Она увидела, что мать опять хочет возразить, и поспешила пояснить:
— Это не значит, что я совсем не собираюсь учиться. Можно же и на заочный поступить. У меня с русским и литературой неплохо, вот я и придумала: буду заниматься фольклором. Уж чего-чего, а всяких баек да легенд в Дивнозёрье — тьма-тьмущая — есть чего поизучать. А два раза в год на сессии буду к тебе приезжать, лады?
— Ты только береги себя, Таюша. — В кои-то веки мама не стала с ней спорить: может, чары Лиса помогли, а может, и сама поняла, что дочка уже выросла. — Только не суйся очертя голову туда, где опасно. И не пропадай.
Обещать Тайка ничего не стала, но крепко-крепко обняла маму на прощание и сказала, что будет обязательно звонить.
Только в автобусе, уже распихав все сумки по полкам (мать опять всучила им с собой шоколадный торт), она села и выдохнула: уф, вырвалась… Теперь поскорее бы доехать!
Утренний рейс был почти пустым, и Тайка, заняв сразу два сиденья, свернулась калачиком и задремала. Где-то через час на крупной остановке ввалилась толпа пассажиров с мокрыми зонтами и сумками. Какая-то бабка, тряхнув ее за плечо, заворчала над ухом:
— Ишь, разлеглась! А ну просыпайся, молодежь, бабушке сесть негде.
Тайка выпрямила спину, потянулась, глядя на капли дождя за окном, и, повернувшись к своей соседке, ахнула:
— Матушка Осень! Как вы здесь оказались?
— Тебя проведать заглянула. — Старая ворожея поправила сбившийся платок, но Тайка все равно успела заметить: волосы ее собеседницы почти все стали седыми, лишь пара прядок отливала прежним золотом. — Снег сегодня пойдет, чуешь? В этом году Марина ночь будет белой.
— А это хорошо или плохо?
Тайке, признаться, не очень понравился ее тон: была в нем какая-то обреченность.
— Вот с утра узнаем, — старуха пожала плечами. — Теперь все зависит от тебя и твоих друзей. Я же предупреждала: над Дивнозёрьем нависла беда. Спросили бы меня вчера, я бы сказала — плохо дело. Но сегодня, говорят, хранительница возвращается… Значит, все еще можно исправить.
Бабка подмигнула ей озорно, по-девичьи.
— Неужели от меня и вправду столько всего зависит?
— А ты как думала, ведьма? Не зря ж говорят: назвался груздем — полезай в кузов. Обещала родную землицу беречь — так выполняй обещаньице. А не то проснешься в безволшебном ноябре!
— Это как?
— А вот так! Профукаешь все чудеса, и станет Дивнозёрье самой обычной деревней. Хочешь?
Тайка отчаянно замотала головой:
— Нет, конечно! Может, хватит уже загадками говорить? К чему нам готовиться?
Бабка, усмехнувшись, наклонилась к самому ее уху и зашептала:
— Ишь, молодежь! Все бы вам с наскоку решать! Слыхала небось: скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается…
— Но так времени же нет! — Тайка чуть не плакала. — Почему волшебство может уйти?!
Матушка Осень вложила в ее руку свернутый носовой платок и вздохнула:
— Потому что волшебство — это я.
Волшебство — это я (2)
От неожиданности Тайка потеряла дар речи. У нее в голове не укладывалось, как такое вообще может быть. Кто эта старуха? Какой-то местный дух? Или, может, сама судьба?
— Я звон весенней капели и гром летних гроз, — ответила ворожея, хоть Тайка так и не осмелилась задать свой вопрос вслух. — Я — шорох опадающих листьев и крик журавлей, скрип снега под ногами и морозные узоры на окнах. Я — старая судьбопряха, а вы все — мои дети. Ну, так кто же я?
Стоило Тайке припомнить сказки, и отгадка сама прыгнула на язык.
— Быть может, Мать сыра земля?
Старуха улыбнулась, щуря ясные, совсем не старческие глаза, и в этот миг за окном автобуса выглянуло солнце:
— Не совсем. Но можно и так сказать. На заре времен был заключен один уговор: пока есть ведьма-хранительница, будет и волшебство в Дивнозёрье.
— То есть мне теперь оттуда ни ногой? — помрачнела Тайка.
Одно дело оставаться дома, потому что сама этого хочешь, и совсем другое — не иметь возможности уехать даже на денек-другой, потому что без тебя все пойдет прахом.
— Мне нужно не чтобы ты к месту прибитая сидела, а чтобы дело было сделано. В обычные дни и твоя Аленка справилась бы: все-таки чему-то ты ее обучила. Но в Марин день, когда сама княжна из Навьего царства навредить нам решила… девчонка одна не выстоит — а спросят с тебя.
— Ясно… — Тайка потерла переносицу. — То есть у нас форс-мажор? В смысле, непредвиденные обстоятельства?
Ворожея кивнула. Наконец-то они друг друга поняли.
— Помнишь, я говорила: в навью седмицу добрая нечисть ложится спать, а злая, наоборот, просыпается. Чары Доброгневы пробудили и тех, кто давным-давно был в землице