Товарищ 'Чума' - lanpirot

— Да-а-а, — протянул он, — обмельчал совсем ведьмак. Даже сил своих не разумеет. Кто у тебя в наставниках был? Или комиссарьё совсем уже вашей учебой пренебрегает?

— Какая, нахрен, учёба, Евлампий? — Я тоже начал потихоньку выходить из себя. — Какой, в жопу, наставник? Да я только сегодня этим гребаным даром стал обладать! Я обычный разведчик, вот только угораздило меня рядом с помирающей старухой-ведьмой оказаться! Еще суток не прошло, как я чёртовым ведьмаком стал! А на меня уже со всех сторон всевозможные беды посыпались! — Я решил немного разжалобить своего тюремщика. Пусть он, хоть немного, но начнёт мне сочувствовать. А там, глядишь, и найдем какое-никакое взаимопонимание.

— Ох, ты ж, Пресвятая Богородица! — воскликнул монах, со всего размаха падая задом на табурет, отчего тот жалобно заскрипел и слегка покосился. — Так ты, выходит, дар у Степаниды отобрал?

— Отобрал? — Я криво усмехнулся. — Насильно всучила карга! Сказала — задаток у меня отличный, куда сильнее, чем у внучки её — Акулинки. А я об этом задатке — ни сном, ни духом! Для меня ведьмы и колдуны — герои страшных сказок, которые мне бабка моя в детстве на ночь рассказывала! Комсомолец я, дядя! И атеист! Вот и сам прикинь, как мне теперь с этой хренью потусторонней быть? Самому в петлю залезть? Ведь так вышло, что всё, во что я всю свою жизнь верил, натуральным враньём оказалось! И Он есть, — я стрельнул глазами в потолок, — и оппонент Его — тоже… — Хоть я решил рассказать «всё» отцу Евлампию, пытаясь заручится его поддержкой. А она бы мне на моём «поприще», очень бы пригодилась. Как говорится, хоть и конкурирующие структуры, но подчерпнуть у них найдётся чего.

— Да, паря, — шумно почесав бороду, произнес поп. — Попал ты, как куря в ощип! Комсомолец и атеист — это еще не приговор…

— А ведьмак, значит, всё, пиши пропало? — продолжал я потихоньку, исподволь давить на Иеромонаха.

Хоть он, может, и продвинутый борец с нечистью, но я-то, продукт двадцать первого века! Где психологическая обработка и умение ловко выдавать одно за другое и запудривание мозгов, достигли невиданного размаха! А здесь еще, можно сказать, детский сад, штаны на лямках. И каким бы прошаренным в церковной идеологии не был батюшка Евлампий, ему со мной тягаться.

— Да ты подожди в уныние впадать… — с неожиданным воодушевлением произнёс монах. — Э-э-э, а крестили-то тебя каким именем, паря?

— Так некрещеный я, батюшка — дитя революции! Товарищ Чума — так и зови.

— Во отсюда и все беды! — ворчливо произнёс Иеромонах. — Но ты руки-то не опускай, Чума… Прости, Господи!

Меня после этих слов слегка передернуло, что не укрылось от отца Евлампия.

— Да, корежит новиков от имени Его… Терпи… ведьмак, раз доля у тебя такая. А насчет доли проклятой твоей, так скажу — «перековать» бесовской дар в божественный, сложно, но можно! Вот почитаемый церковью нашей святой Киприан[1] вначале очень могучим чернокнижником был. Даже князья ада ставили его в пример своим подручным бесам… Но не тут-то было: ан раз и перековал он своё проклятие в благой промысел! Обуздал, стал быть, бесову силу!

— Ну-ка, ну-ка? А подробнее можно, дядь Евлампий? — Эта история меня весьма заинтересовала. Если она окажется правдивой, то можно и попробовать, когда тянуть лямку ведьмака станет уже совсем невмочь. А то, что это время когда-нибудь наступит, я не сомневался.

— А что же не рассказать? — Пожал плечами батюшка и заерзал тяжелым задом по скрипящей табуретке. — Жития святых премного интересны и поучительны в мудрости своей. Святой Киприан родился язычником и еще в раннем детстве отдан был нечестивыми родителями своими в служение языческим богам. С семи лет и до тридцати обучался Киприан в богомерзких храмах — на горе Олимп, в городах Аргосе и Таврополе, в египетском городе Мемфисе и в Вавилоне. Постигнув премудрость волховства и чародейства, был посвящен на Олимпе в жрецы. Обретя великую силу призывания нечистых духов, удостоился он встречи с самим князем тьмы, получил от него полк бесов в услужение, и обещание — стать высшим демоном после смерти.

Вернувшись в Антиохию, Киприан стал почитаться язычниками как верховный жрец, удивляя людей способностью управлять стихиями, насылать мор и язвы, вызывать мертвецов. Многие людские души сгубил великий жрец, обучая их чародейству и служению бесам.

— Это что же, дядь Евлампий, все ведьмаки тоже так могут? — притормозил я рассказ священника. — Ну, мертвых поднимать и стихиями управлять? И мне бы против фрицев бесовской полк не помешал…

— Могут, но для этого надо весьма в проклятых чинах вырасти, — ответил без запинки Евлампий. — А на моей памяти никого старше восьмого чина и не встречалось. Поизвели исчадий преисподней мои собратья-инквизиторы в прежние века, проредили основательно проклятое племя…

— Но без перекосов-то и в тот раз не обошлось, — «мягко» намекнул я. — Сколько невинного народа при этом пострадало?

— Помяни, Господи, в Царствии Твоём, души невинно убиенных… — монах поднял руку для крестного знамения, но, заметив, как я при этом напрягся опустил. — Грехи наши тяжкие… — прогудел он, опустив глаза. — Но заразу при этом тоже выжгли калёным железом… А с теми кто пролил кровь невинную, Он сам разберется, кто праведник, ибо несть живёт человек и не согрешит… — Тяжело вздохнув, он вновь твердо взглянул мне в глаза.

— И что дальше с этим Киприаном случилось? — решил я вернуться к прежней теме. — Отчего ж это он так резко «переобуться» решил?

— Переобуться? — Наморщил лоб Евлампий. — А, понял… — Наконец расплылся в довольной улыбке монах, огладив ладонью бороду. — А ты шутник, однако!

Я опять укорил себя за очередную несдержанность. Да сколько можно уже так глупо прокалываться? Но, к счастью, «батюшка» не заострил на этом внимания, а продолжил:

— Обратился к нему однажды юноша по имени Аглаид, сын богатых и знатных родителей. Однажды увидел он девушку Иустину и поразился ее красотой, и стал с тех пор искать ее расположения и любви, она же отвечала ему отказом: «Жених мой — Христос! Ему я служу и ради Него храню мою чистоту».

Вооружившись тайными знаниями и призвав на помощь нечистых духов, Киприан три раза посылал их соблазнить Иустину. Они внушали ей дурные