Бабочка - Ян Миклашевский

Виски прорезала острая боль, разрывающая голову на две половины. Шатаясь, Макс добрёл до ближайшей в коридоре двери с ничего не говорящей ему аббревиатурой, выбил ту дверь плечом и ввалился в помещение, находившееся за ней. Закрыл её исключительно на рефлексах, чем-то даже заклинил. Тяжело дыша, привалился к стене.

— Уйди боль, уйди нахер. Больно, мать твою, как же больно, — голова раскалывалась, перед глазами плыли различные геометрические фигуры. — Сука, больно-то как. Комп, козлина, ну вколи что-нибудь, а, ну хоть обезболивающее..

— Необходимость повторной идентификации, — в центре компового экрана вывалилась табличка.

— Ты сдурел что ли, скотина? Я сейчас коней двину, а ему код подавай?

— Необходимость повторной идентификации, — комп был непреклонен.

— Охренел вконец. На, жри, упырь, — Макс вбил код. — Сука, что ж ты делаешь, а, помощничек сраный? Ёп!!..

В голове возникло ощущение забивания в неё свай. Острая боль, казалось, долбилась о стенки черепа, пытаясь вырваться наружу и явить своё естество окружающему миру.

— Код принят. Обнаружены изменения структуры ДНК хозяина. Принять: да, нет?

— Ты совсем долбанулся, урод? Какие в жопу изменения? Это же я. Я, мать твою. Максим, нахер, Нимов, твой единоличный господин и повелитель. Что за херню ты мне тут порешь, а, удолбище электронное?

— Изменения ДНК. Принять: да, нет?

В голове снова вспыхнуло. Казалось, что какой-то бесплотный столяр вгоняет в неё такие же бесплотные, но весьма ощутимые гвозди-стодвадцаточки. Вбивает неспешно, с чувством, расстановкой и наслаждением.

— Мля, принимай, мать твою, уродина. Да, нахер. Козлина вонючая, нашёл время, когда тупые вопросы задавать. Коли обезболивающее, срань электронная, у меня чан сейчас взорвётся. Что ж ты тянешь, сука?

— Сбой диагностики состояния организма-носителя. Повторный запуск.

— Пошёл в жопу, говно железное. Обезболивающее коли, урод. А, нахер — ручное управление.

Комп писнул и как будто нехотя выдал меню ручного выбора медицинских препаратов. Дрожащими от разрывающей голову боли пальцами Макс выбрал пункт самого быстро и сильнодействующего анальгетика, указал тройную дозу и нажал на ввод. Запястье укололо, а через десять секунд по телу начала разливаться прохладная немота. Нимов, тяжело дыша, привалился к стене.

— Ох и отходнячок будет, наркотам клубным такой не снился, — тело охватили истома и блаженство, — зато живой и не болит ничего. Потом ещё какую-нибудь шнягу вколем когда снова разложит, кассетки-то у нас, как я понимаю, для военсталов предназначались, а химия в них такая, что если владельца и ухайдокает шальной пулей, так он даже мёртвый сможет устроить шоу программу своим врагам, стимуляторами подкачиваемый. Со стриптизом там, и голыми женщинами… да что со мной происходит-то?

Макс, тяжело дыша, осмотрел помещение, когда-то, судя по всему, бывшее либо караулкой, либо комнатой дежурного: пыльные стеллажи, традиционный мусор, возрастом своим восходящий к эпохе победы коммунизма, но вид имевший ровесника если не динозавров, то неандертальцев уж точно, валяющиеся на полу тряпки, в которых можно было узнать военное обмундирование, какие-то древние приборы непонятного назначения и зеркало около входа, с тремя ржавыми крючками вешалок сбоку. С трудом поднявшись, Макс подошёл к нему, выключил ПНВ, зажёг фонарь…

И отшатнулся — из зеркала на него смотрела жуткая рожа, в которой с большим трудом он узнал своё лицо. Недельная щетина, бледность, переходящая в какую-то покойницкую синеву, просто грязь, несколько ссадин и царапин, но самым пугающим было не это — выпученные глаза, казалось, были залиты кровью, а обострившиеся изменённые черты лица намекали на то, что в скором времени человеческим его назвать будет очень сложно. Боль в голове почти сошла на нет, напоминая о себе лёгкими покалываниями где-то в затылке.

— Что за? Да что со мной такое-то? — произнесло отражение в зеркале одновременно вместе с ним. — Когда ж меня в такое чудище развезло-то? Спокойно, только спокойно, не нервничаем. Попробуем принять это как факт… да в задницу этот факт, я же человек. Человек, да, а не сраный мутант, ведь так? Это всё пройдёт, это всё вылечат, — Нимов всячески пытался себя успокоить. — Вот доберусь до Базы, а там… а что там? А там Маха, она у нас кудесница. Положит меня в бокс, будет колоть разную дрянь и облучать разной фигнёй. Может быть. А что если Базы уже и нет, что добрались до неё вояки и разнесли к херам начисто, вместе с Махой и оборудованием? Нет, на Базу нам хода нет — далеко это и неизвестно что там, а вот если попробовать добраться до своего начальства… а ведь вариант. Придёшь ты такой красивый к профессору Завадскому, если до этого тебя никоновские орлы не пристрелят с перепугу, и скажешь — писец мне, Пал Валентиныч, не могли бы вы это исправить? А он тебя обнимет по-отечески, к медикам отведёт, на эксперименты, скорее всего, в тамошний виварий. В сраку это всё. Высплюсь, а там буду решать уже.

Макс привычно воткнул у двери два датчика движения, достал спальный мешок и завалился спать. Сон навалился на него тяжёлой тёмной одурью и походил больше на потерю сознания, но Нимову это было всё равно — события последних дней, накопившаяся усталость, и кое— что ещё, наконец-то полностью обессилили его тело, задвинув сознание на задний план. Он лежал бесчувственно, подобно манекену, не чувствуя преобразований своего организма — мышцы рук становились жёстче и сильнее, а кисти рук немного удлинились. Сознание было где-то далеко, впрочем телу того и было нужно — чудесам, даже страшным, традиционно положено случаться во время сна. Макс проспал два дня.

Глава 7

— Гвоздь, тебе когда-нибудь кто-либо говорил, что ты урод и чмо болотное? — Хендрикс налегал на водку не закусывая. Была та субстанция до безобразия палёной, воняла химией, но альтернатив не было, а Хендрикс желал именно нажраться, чтобы заглушить в кои-то веки проснувшуюся совесть. — Ссыкло ты, Гвоздь, вот уж извини.

— Ты бы за базаром последил, дерьмо аномальное, — Гвоздь понимал, что поступил неправильно, а в какой-то мере даже и струсил, но считать себя виноватым полностью всё равно не желал. — Не было у нас альтернатив, понимаешь, не было. Ты бы сам полез по кустам его искать, а? Умер он там, скорее всего, понимаешь? Умер.

У всех троих перед глазами ещё стояли последние события: медленно вращающийся в аномалии БТР, лупящий крупным калибром, разлетающиеся во все стороны песок, куски асфальта и щепа от деревьев. Спасло, по всей видимости, лишь то, что каруселью в прицел чудо-техники вносилась приличная помеха — постоянно менявшееся и невозможное к предсказанию положение в пространстве точности стрельбы не способствовало. Не сговариваясь, все трое дёрнули сначала по кустам, осыпаемые щепками и рваной листвой. Попадавшиеся порой ржавые волосы с шипением и потрескиванием оставляли на защитных костюмах кривые опалины. По сторонам иногда срабатывали аномалии, а в какой-то момент Матрас с матерным рёвом покатился кубарем по земле, по недосмотру влетев ногой в слабенькую, а потому почти незаметную закрутку. Когда сквозь кусты забрезжил просвет, позади раздался сильный взрыв и стрельба стихла. Выбравшись на дорогу, Гвоздь решил вести команду назад к столовке Борща, поскольку защитные костюмы всех троих после пробежки по кустам вид имели жалкий и ни о каком продолжении выхода речи быть не могло. Учитывая обстоятельства последнего их разговора, Гвоздь планировал стрясти с него новую броню либо за так, либо же за очень смешную сумму, однако о дальнейших действиях команды мыслей у него не было никаких — все остальные планы последних дней порушились один за одним и было непонятно, что им делать дальше. Собирался он побеседовать на эту тему с Борщём, но тот как назло куда-то свинтил, оставив в столовке за главного бармена Васю.

— Своих бросать не принято и пофиг, — пьяно изрёк Хендрикс.

— Ты, качок, хочешь в крутого поиграть? — в голосе Гвоздя громыхнула ярость. — Ну так давай, рули туда назад, шарься там по кустам. Кто у нас главным в отряде был? Я. А это что значит? Что решения, влияющие на жизнь его членов, тоже принимаю я. Что, нам нужно было там всем полечь, да? Там же всё в волосах и не забывай про время суток — много ты ночью найдёшь? Он же на радарах не высвечивался, ты бы его как, по запаху искал? Ты же сам видел, во что броня превратилась. Героизм с самоубийством не путай.

— Всё равно, неправильно это, — Хендрикс настаивал на своём.

— Мля, Матрас, ну объясни ты этому свободовскому недоумку, что полегли бы мы там все…

— Ты, ментяра, как меня назвал? — вспылил Хендрикс.

— Остынь, а, — изрёк холодным голосом Матрас. — Гвоздь дело говорит. Реально все полегли бы там. Работал бы у него ПДА — другое дело, а так непонятно, где его искать и что с ним вообще случилось. В сеть же не пошло некролога…