Ответ знает только ветер - Йоханнес Зиммель

— Сколько же всего комнат в вашей квартире? — спросил я.

— Двадцать две, — ответил он гордо, как ребенок, показывающий кому-то особенно красивую игрушку. — Знаете ли, мне нужно много места. В Буэнос-Айресе наша вилла насчитывает тридцать две комнаты. А теперь пойдемте-ка в мой кабинет.

Его кабинет располагался позади двух комнат с секретаршами и был полностью выдержан в темно-зеленых тонах. С темно-зеленым прекрасно гармонировала темно-коричневая старинная мебель. Огромный письменный стол был пуст. На нем возвышался один-единственный телефонный аппарат, правда, многофункциональный. Когда я вошел, с кресла, стоявшего перед письменным столом, поднялся посетитель. Он был высокого роста, волосы его были светлые и жидкие, а на лбу слева виднелся шрам. Это был «ищейка» Отто Кеслер.

18

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул я.

— Я тоже весьма рад. — Кеслер был начисто лишен чувства юмора. — Я бы вам позвонил и спросил, удалось ли вам узнать что-нибудь новое. Тогда мы бы условились о встрече.

— Будьте добры отставить здесь разговоры на тему ваших расследований, — резко оборвал нас хозяин дома. Он уселся за письменный стол под картиной Моне, знакомой мне по художественным альбомам. — Я попросил господина Кеслера тоже пожаловать ко мне нынче утром, поскольку уже имел с ним дело. То, что я собираюсь вам сообщить, представляет интерес для вас обоих.

— Сегодня я приглашен на яхту мсье Трабо, — сообщил я Кеслеру. — Но у Лакросса я уже побывал. Так что он знает все, что мне удалось установить.

— Тогда я потом к нему заеду, — сказал Кеслер. Вид у него был какой-то отсутствующий, рассеянный. — Большую часть сведений о фирме «Куд» в Шварцвальде и о махинациях с английским фунтом мистера Килвуда и господина Хельмана, короче, все, что я доложил в Дюссельдорфе, я получил от сеньора Саргантана. Разумеется, все эти сведения я скрупулезно перепроверил — у меня нет оснований не доверять вам, сеньор Саргантана, но я просто обязан был это сделать.

— Само собой. Да ведь я и дал вам только общие наметки, — сказал аргентинец.

— Кстати, вчера вечером Килвуд опять нализался как свинья.

— Да, в казино… — начал я, и Кеслер кивнул.

— Я уже слышал об этом. Один из полицейских со мной в дружеских отношениях. Отвратительная была сцена. Кто доставил Килвуда домой?

— Фабиани и Тенедос, — ответил аргентинец. — Но если вы полагаете, что Килвуд устроил сцену лишь вечером, то вы заблуждаетесь. Он явился сюда, когда мы с Марией еще только собирались к Трабо, и уже был пьян в стельку. Мол, ему срочно надо поговорить со мной. Мол, знает меня лучше, чем остальных. И не может больше носить это в душе.

— Что «это»? — перебил я.

— Свою вину, страшную вину, тяжким грузом висящую на нем.

— Вину в чем?

— В смерти Хельмана, — сказал Хосе Саргантана. После чего процитировал тот стишок о носороге.

19

— И теперь вы хотите скорей на дерево залезть, — сказал я.

— Да, — сказал Хосе Саргантана. — Хочу. Терпеть не могу бояться. — Он повернулся к Кеслеру. — Я сообщил вам свои предположения — вы их проверили и нашли правильными. Я сообщил вам также, что Килвуд — пьяница со стажем. Но то, что он учинил в последние дни, уже нельзя назвать пьянством, даже алкоголизмом нельзя. Да вы и сами вчера имели возможность его лицезреть, — эти слова были обращены уже ко мне. Я кивнул. — Попробуйте поднести горящую спичку к его рту — она полыхнет пламенем. — Саргантана потер подбородок. — Не так-то просто теперь будет залезть на дерево, — сказал он. — Потому что в любом случае разразится скандал. А мы с Килвудом не только друзья, но и компаньоны. До сего дня. И правда в любом случае выплывет наружу. Килвуд сейчас жаждет исповедаться. И вчера еще, когда приехал ко мне, хотел излить душу. Сперва хотел прямо ехать в полицию. Я его еле удержал.

— А почему?

— Я же вам сказал, что я хочу на дерево залезть, если злобный носорог — читай: закон, справедливость, в общем, называйте, как хотите — в меня нацелит острый рог. И я решил, что лучше передам все, что узнал от Килвуда, вам. Мне не хочется вступать в прямой контакт с полицией. Это для… Для человека… — Он вконец смешался и впервые вызвал у меня какую-то симпатию. — Человеку моего положения, попавшему в такую историю, нужны друзья или посредники, которые бы отодвинули его на задний план. Мне необходимо оставаться на заднем плане, насколько это вообще возможно. Вы обсудите с французской полицией, что делать дальше. Можете спокойно сказать, что я попросил вас посредничать. Начальство этого мсье Лакросса наверняка проявит понимание. В настоящее время между моими заводами и Францией осуществляется грандиозная сделка. Франция хочет инвестировать в Аргентине. Нужно ли продолжать?

Мы с Кеслером дружно мотнули головой. Я подумал: «Вот, значит, как делаются такие дела в этих кругах». Кеслер же ничему не удивлялся, — видимо, привык.

— Ну, так что же? — спросил он.

— Ну, Килвуд явился сюда пьяный и лил тут слезы. Я привел его в эту комнату. А он хотел во всем признаться, непременно признаться! И придумал прелестный номер: устроить международную пресс-конференцию! Это уж совсем не в моем вкусе. Мне кажется, такое никому не пришлось бы по вкусу, даже вашему министерству, господин Кеслер.

Тот только мотнул головой. На нем был тропический костюм цвета хаки и сандалии.

— Так что же поведал вам Килвуд? — спросил я.

Саргантана нажал на кнопку в торце стола. Один из ящиков с магнитофоном внутри выдвинулся вверх. Из другого ящика Саргантана вынул несколько листов машинописи — оригинал и копию рукописи — и протянул их нам.

— Чтобы его как-то утихомирить, я сказал Килвуду, чтобы он наговорил свою исповедь на пленку. А потом уже сам переписал это на машинке. Извините меня за опечатки, но ведь я не мог поручить эту работу секретарше. И он подписал оригинал и копию, — после того, как я пообещал ему передать то и другое в полицию.

— Почему он сам не явился в полицию с повинной? — спросил я.

— Потому что смелости не хватило. Он хотел признаться и потом наложить на себя руки, — сказал Саргантана. — Уверяю вас, у него начинается белая горячка. Во всяком случае, именно он вчера вечером говорил здесь, в этой комнате. Можете одновременно следить по тексту. — И Саргантана включил магнитофон.

20

— Это говорит… Джон Килвуд. И то, что я скажу… это… это признание. Клянусь, что это я довел до самоубийства Хосе Саргантана… Чушь… Герберта Хельмана…

Крутились диски магнитофона. Звучал испитой голос Килвуда. Мы с Кеслером следили за ним по тексту. Снаружи, за окном, парк переливался всеми красками, какие только могут быть у цветущих растений, а с темно-синего неба солнце заливало светом темно-синее море.

— Я много лет… работал… э-э-э… с Хельманом, да-а… Он был моим банкиром… В Германии у нас была фирма «Куд»… Ну, все шло хорошо, много лет, все наши спекуляции… — Далее следовало детальное описание тех сделок, о которых Кеслер рассказывал в Дюссельдорфе. Это длилось довольно долго и заняло много места в машинописном тексте. Наконец: — …потом произошла эта история с британским фунтом… Я перевел в банк Хельмана большие суммы в фунтах и поручил ему выдавать еще и кредиты в фунтах… все вместе составило… составило…

Бормотание.

Голос Саргантана, резко:

— Возьмите себя в руки, Джон!

Голос Килвуда, опять более разборчиво:

— Составило… пятьсот миллионов марок… У меня был великолепный план… И он бы исполнился, если бы не безумные поступки Хельмана… Тут уж все, конечно, пошло прахом… Хельман приехал сюда, хотел, чтобы я дал ему coverage… Он потерял на этом деле сорок миллионов… Сам виноват!

— Все это я вам уже изложил как свое предположение, — быстро бросил Кеслеру Саргантана. Тот только кивнул.

— Он требовал coverage… Покрыть те восемь процентов потерь, которые ему пришлось понести… Я не мог ему помочь… У меня не было свободных денег… Все инвестировано в данное время… Нет, это неправда! Я… Это неправда… — Рыдания, несколько минут. Диски вращались. Солнце сияло. В саду за окном пели птицы. — Это ложь! А правда в том, что я хотел разорить Хельмана! Хотел его гибели! Хотел прибрать к рукам его банк! Вот именно, этого я и хотел! И поэтому не дал ни гроша. Он сказал, тогда мне придется наложить на себя руки… Покончить счеты с жизнью… Я сказал, что это блестящая идея… И посоветовал устроить взрыв на яхте… Чтобы все сошло за несчастный случай и он сохранил свою незапятнанную репутацию… Он сказал, что не шутит… А я сказал, что и я… Сказал, что я тоже… тоже не шучу. А сам надеялся, что он и в самом деле говорит всерьез. Правильно надеялся. Хельман покончил с собой — с собой, а заодно и с другими. Если бы он погубил только себя одного, а так… Столько невинных… Это сводит меня с ума! — Теперь голос уже сорвался на крик. — Я схожу с ума! Невинные жертвы! А ведь я мог ему помочь! Мы все здесь могли бы ему помочь! Наша клика! У нас хватило бы денег! Он… Он… Я не знаю, обращался ли он к остальным… Саргантана говорит, что к нему не обращался… Я не верю… Не сердитесь на меня, Хосе, но я вам не верю… Человек в его положении хватается за любую соломинку! Это уж точно… Но никто ему не помог… И поэтому — не один я его убийца… Поэтому убийцы мы все… Мы все… Но у меня… У меня он в самом деле на совести… Это… Это было мое признание. Сегодня понедельник, пятнадцатое мая 1972 года, сейчас восемнадцать часов пятьдесят две минуты. Меня зовут Джон Килвуд. Клянусь, что сказанное мной… правда… Чистая правда… Бог мне свидетель… — Голос умолк. Диск беззвучно вращался.