ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ - Сергей Белов

 Об этом человеке я хочу рассказать особо.

Глава 13

САШКА

Об Александре Белове мне писать трудно. Не только потому, что о нем, как о невероятно неординарном человеке, не может существовать одного мнения. Мне не хочется рассказывать о нем по сформировавшемуся шаблону — «юный гений, Моцарт баскетбола, творец олимпийской победы, жертва бесчеловечной системы», хотя все это в той или иной степени правда. Для меня Сашка — действительно гениальный человек, к тому же — дорогой мне, хотя особенно близки мы с ним никогда не были. Поэтому мне важно сохранять в собственной памяти его целостный образ — с его недостатками, ошибками, провалами и. гениальными успехами. Таким — цельным, светлым и живым — он мне нравится больше, чем та икона, которую из него сделали после его трагического конца.

 Сразу хочу развеять один стереотип — о моей якобы сохраняющейся ревности к Сашке, на долю которого выпало совершить в мюнхенском финале решающий бросок, принесший нам олимпийское золото. Мол, Сергей Белов волок на себе всю игру, набрал в ней 20 очков, а в итоге остался в тени своего однофамильца. Это полный бред. Мне всегда — а в той ситуации особенно — было все равно, кто именно принесет команде решающие очки, главное, чтобы была достигнута общая победа.

 Что я готов был убить Сашку после его невероятного по безумию паса в никуда за восемь секунд до финальной сирены — это правда. У меня не укладывалось в голове, что игрок такого уровня, в таком важном матче, видя меня свободным от опекунов в непосредственной близости и глядя мне прямо в глаза, способен сделать совершенно нелепую и в итоге чуть не ставшую роковой ошибку. Не преувеличивая собственных достоинств, отдай Белов в тот момент пас мне, всей этой нервотрепки бы не было — убить оставшиеся секунды, пусть даже засунув мяч под майку, я бы сумел. Теперь же из-за одной ошибки гениального игрока, отыгравшего весь финал чрезвычайно полезно и эффективно, наша олимпийская мечта рухнула на наших глазах.

 То, что Господь дал Сашке возможность реабилитироваться перед командой, перед тренером, перед миллионами болельщиков и перед самим собой, — в этом тоже есть высшая справедливость. Другое дело — как потом распорядиться плодами этой справедливости.

 Отвергаю я и еще один миф — о том, что противостояние ЦСКА и «Спартака» в первой половине 70-х было принципиальным противоборством не только Москвы и Ленинграда, Гомельского и Кондрашина, но и двух Беловых, которые не на жизнь, а на смерть боролись за народную любовь и единственное место на троне баскетбольного короля СССР.

 Не знаю, в какой степени ЦСКА той поры олицетворяли с Сергеем Беловым, но ленинградский «Спартак» был в первую очередь командой Белова Александра, это правда. Без него у спартаковцев был совсем иной баскетбол, несмотря на неплохой в целом подбор исполнителей. В сезоне 1976/77 года без дисквалифицированного лидера ленинградцы не попали в тройку призеров, которую до этого — с Беловым — не покидали 8 сезонов подряд. В следующем сезоне — последнем для Сашки — его команда снова завоевала серебро, после чего эра «Спартака» закончилась.

 Тем не менее усматривать в жесткой конкуренции команд выяснение личных отношений их лидерами нет никаких оснований. Я никогда не стремился отличиться персонально, в отрыве от успеха команды. И Александр Белов, при всем моем уважении к его таланту, не был мне конкурентом «не на жизнь, а на смерть», как и любой иной, самый великий баскетболист. В чем-то, он, наверное, был лучше меня, в чем-то я превосходил его. Но я знал, что я — Сергей Белов, у меня свой путь и свое место в большом баскетболе.

 Что касается битвы ЦСКА и «Спартака», то ее масштабы тоже несколько преувеличены. Опередить ЦСКА у спартаковцев получилось лишь однажды — в 1975-м. Феномен ленинградской команды состоял в основном в том, что она на длительное время смогла отодвинуть традиционных грандов отечественного баскетбола — киевские «Строитель» и СКА, литовский «Жальгирис», тбилисское «Динамо», а с ЦСКА повести борьбу за золото национального чемпионата на равных, что само по себе было невероятным. Серьезным успехом был и двукратный выигрыш «Спартаком» Кубка обладателей кубков (Кубка Корача).

 Особо важно то, что достигнуто это было за счет очень профессиональной селекционной политики и прекрасной игровой организации. Порядок бьет класс — так, в известной степени, можно было сказать о «Спартаке», при этом не забывая, что пусть один, но экстраклассный игрок у них был. И это был Александр.

 После бронзы в 1969-м и серебра в 1970-м в сезоне 1970/71 года «Спартак» впервые всерьез нацелился на золото. ЦСКА в начале сезона потерпел два необязательных поражения, что стало причиной увольнения Арменака Алачачяна с должности главного тренера и феноменального прихода к руководству командой «невыездного» Гомельского. «Спартак» за счет этой осечки армейцев лидировал в чемпионате на протяжении всей его первой половины. Затем долго шел с ЦСКА очко в очко. Так, с одинаковым количеством побед, команды и финишировали.

 Для определения победителя был проведен дополнительный матч за первое место. Он проходил в Тбилиси через неделю после победы ЦСКА в Кубке европейских чемпионов. Эмоционально мы были опустошены и несколько расслаблены. «Спартак», напротив, одновременно с нашей победой проиграл финал Кубка обладателей кубков и в переигровке готов был рвать и метать. Местные болельщики поддерживали в основном наших соперников — не столько из любви к ним, сколько из застарелой ненависти к ЦСКА.

 На протяжении всей игры шла жесточайшая борьба — вязкая, в типично «кондрашинском» стиле. Еще за 5 секунд до конца игрового времени «Спартак» вел в счете — Юра Штукин, забив с игры, сделал счет «+1». Наверное, мысленно ленинградцы уже ликовали, но их убил мой сумасшедший бросок из угла площадки почти одновременно с финальной сиреной. Поскольку забил я после паса Вани Едешко, позднее этот эпизод часто вспоминали в связи с «золотым пасом» в мюнхенском финале, адресатом которого, по ожиданиям многих, должен был стать я.

 Пережив это чудовищное разочарование, спартаковцы, ведомые Кондрашиным и Александром Беловым, продолжали год за годом бросать вызов ЦСКА. Еще три сезона подряд они становились вторыми вслед за нами.

 Наконец, очередная дерзкая попытка ленинградцев увенчалась успехом. Растеряв по глупости очки в первой половине чемпионата, мы отставали от мощно идущей ленинградской команды на две победы. Судьба национального первенства должна была решиться на паркете «Юбилейного» в Ленинграде в двухматчевом очном противостоянии наших команд. Хозяевам, игравшим при бешеной поддержке зала, нужно было выиграть у нас хотя бы одну игру.

 Если бы оба раза победил ЦСКА, была бы переигровка в Таллинне. Петрович со своей мужицкой хитрецой накануне первой игры уверял, что администратор команды уже заказал туда билеты, поскольку «они находятся в худшей форме и не рассчитывают победить». Поюродствовал, одним словом.

 Тем не менее ЦСКА чуть не совершил спортивный подвиг. Опережая соперника к перерыву в первой встрече на 17 очков, мы были нацелены на победу. Но затем Гомельский начал беречь игроков, что в соперничестве с набравшим ход «Спартаком» было явно недопустимым. На последних секундах встречи я опять бросал издалека, однако не все коту масленица — на этот раз я не попал в цель, и мы проиграли 77:78. В феерическом противостоянии ленинградский «Спартак» стал чемпионом СССР. Повторить этот успех он больше никогда не сумел.

 Однако и преуменьшать значение подвига спартаковцев не стоит. Успешное на протяжении ряда лет противостояние ленинградского «Спартака» московскому ЦСКА имело важный подтекст, для ленинградцев в особенности, но и для всей страны в целом. Я уже говорил о специфическом отношении к армейскому клубу в СССР. В Ленинграде неприязнь к ЦСКА имела дополнительный подтекст.

 «Вторая столица», «культурная столица», «колыбель трех революций», «великий город с провинциальной судьбой» — все эти эпитеты и штампы выражали одно — неудовлетворенность ленинградцев той ролью, которую стала играть некогда одна из самых великолепных европейских столиц в послереволюционной истории, ностальгию по былому величию.

 Особый колорит имели взаимоотношения с Москвой. Историческая конкуренция двух российских столиц после того, как первопрестольная безоговорочно укрепилась в качестве главного города страны, стала порой перерастать в самую настоящую неприязнь. Москвичи относились к Ленинграду со снисходительной симпатией как к городу с уникальным архитектурным ансамблем, богатому художественными и артистическими талантами, но категорически неспособному произвести что-то по-настоящему стоящее в экономике, политике, а также и в спорте. Все лучшее для них по определению было сосредоточено в Москве, особенно в том, что касается деловой активности, что требует принятия действительно значимых решений.