Дорога к людям - Кригер Евгений Генрихович

...С «учеником» маршала Рокоссовского «воевал» я и на Дальнем Востоке. Маньчжурия... Река и город Муданьцзян... Здесь-то в штабе его армии обнялись мы не с полковником, а уже с генералом Афанасием Павлантьевичем, — известинец Александр Булгаков и я. Генерал ввел нас в обстановку.

— Трудно, — сказал, несмотря на свой оптимизм. — Сталин приказал завтра к вечеру овладеть Харбином. Я направил в ту сторону большой отряд генерала Максимова. Но представляешь — джунгли. Лианы, веками опадавшие, и в рост человека наслоившиеся ветви и сучья, бурелом, топи, поросшие лесом сопки, японские доты и подземные укрепления... Танкам не пройти. Еле-еле, по донесениям, удается протащить тяжелые орудия, а без них вражескую оборону не продолбишь. Как же в таких условиях — Харбин, да еще к завтраму?

— Авиадесант! — бухнул я неожиданно.

— Во, в самую точку. Иного выхода нет.

Мы с Александром сделали умоляющие лица.

— Что такое?

— Пошлите нас с десантом.

— Вы в своем уме?

— На западе и не в таких переделках бывали.

— Я не уверен в успехе десанта. В Харбине японский гарнизон, — Афанасий Павлантьевич сделал движение рукой рыболова, показывающего, какую огромную рыбу поймал.

— Но ваши же люди полетят.

— То — кадровые.

— И мы кадровые, — сказали мы. — Майоры.

— Что с вами сделаешь, — развел руками командующий. — В честь былых сражений у Рокоссовского — разрешаю!

В конце дня мы были на аэродроме. Посадка по самолетам началась. Руководил ею полковник Ионишвили. Увидев нас, сделал замечание начальнику охраны аэродрома — откуда здесь посторонние?

— Мы не посторонние. Нам разрешено участвовать в десанте.

— Это что еще такое? Операция не для журналистов. Извольте не мешать посадке, извините, но вам придется покинуть аэродром.

— Но наш долг...

Черт возьми, каждый в ответ на наше заявление разводит руками. Развел руками и полковник:

— Не понимаю. Умирать торопитесь? Откажитесь от вашей затеи. Право! Да и разрешение...

Мы показали записку Афанасия Павлантьевича,

— Что ж, в таком случае не имею права отказать. А все же напрасно вы...

Ионишвили махнул рукой. Посадка закончилась. Заняв места в «дугласе», мы поняли всю рискованность решения Белобородова. Как и в других лайнерах, пассажиры нашего составляли только представители всех отделов штаба армии, разведчики и взвод солдат. А сколько японцев, вооруженных японцев, в Харбине? Тысячи? Десятки тысяч?

Ионишвили склонился над картой Харбина. Синим карандашом обозначил вероятные средоточия групп японского гарнизона, красным — здания, что нужно захватить в первую очередь: штаб вражеского соединения, радиостанции, телеграф, воинские склады и казармы. А пока симпатичный полковник работал, мы представляли себе, как радуется его жена, по его вызову едущая в Маньчжурию с ребенком, помнится, по профессии — врач. И как ждут с победой родители полковника в Грузии, приготовившись с немалым трудом вынуть из-под земли закопанные квеври, огромные глиняные сосуды с вином, выдержанным чуть ли не со дня 25‑летия полковника. Встретит его жена? Дождутся родители? Он-то сейчас об этом не думал.

Степи... Степи... Степи... Хилые китайские фанзы. Но чем дальше на юг, крестьянские поля длинней, жилища просторней, деревьев больше. Приближались сумерки. Серо-голубые тени облаков и нашего «дугласа» беззвучно скользили по земле.

Оранжевые лучи солнца осветили неизвестный нам город. Позвольте, да это же не Маньчжурия! Это Россия! Да, типичный русский город. Золотые купола церквей, звонницы, Доходные дома и другие здания, мощеные улицы, то узкие, то широкие... Тамбов... Рязань... Сызрань... Нет, все-таки Маньчжурия! Харбин! Голубой «проспект» реки. Это — Сунгари.

Пилот выполняет на основательной высоте круг над аэродромом. Сейчас нас зенитками ка‑ак!.. Тишина. Ну и хитрые бестии эти японцы! Выжидают, пока самолеты советского десанта сделают круги пониже, тогда саданут... Еще круг. Еще. Ниже... Молчание!

— На посадку! — кричит летчику раздраженный неизвестностью Ионишвили.

Снижаемся.

— С оружием — к выходу!

Вынимаем из кобур пистолеты, становимся в очередь у двери «дугласа».

Подпрыгнув раза два на неровной почве аэродрома, наш воздушный корабль замирает. Да, мы — участники подвига! Погибнем, но не сдадимся. Под влиянием этого гордого чувства страх съеживается, гаснет.

Резким движением полковник отбрасывает дверцу сторону и, сдвинув предохранитель пистолета, выскакивает на траву. Сейчас заговорят пулеметы! Сейчас, сейчас... Мы стоим рядом с Ионишвили. Вот он — подвиг, близко. Смерть!

Тишина. Уже гнетущая, неуспокаивающая. Глухая.

— Что там за дым? — недоумевает полковник.

Да, в дальнем конце летного поля в безветренном воздухе медленно воспаряет к небу голубоватый дым. Вернее, дымы.

— Выяснить!

Не спрашивая разрешения, мы с Сашей бежим вслед за офицерами-разведчиками. Дымы ближе и ближе. Что за странные орудия? Напоминают котлы. Котлы? Они и есть. Японки длинными палками размешивают в них какое-то снадобье? Химическая опасность?

Одна из девушек-японок приглашает по-русски:

— Не хотите ли каши? Пшенная!.. С салом.

Что за вздор! Какая каша?!

— Почему на вас советская военная форма? — спрашивает наш офицер. — Шпионки?

— Мы из БАО.

— Батальон аэродромного обслуживания. Русский?

— А какой же, товарищ капитан!

Что же получилось? Выясняется — раньше армейского десанта, направленного на Харбин А. П. Белобородовым, на здешний аэродром опустился десант штаба фронта.

Так наш с Сашей подвиг и не состоялся.

Подхватили японский джип и поспешили в центр Харбина. Солдаты указали нам большой, европейского типа отель «Ямато». Нас по удостоверениям пропустили внутрь. Банкетный зал. Бои, мальчики, вернее юноши-официанты, разносят вкусно пахнущую снедь. Во главе стола — генерал Шелахов. Спрашивает, кто мы, и, узнав, что известинцы, разводит руками.

— Странно. До́лжно было бы краснозвездинцам. Впрочем, садитесь. Утка по-пекински! Неплохо. Сакэ? Лучше водки? Сделайте одолжение.

Там же находился генерал Максимов. Он успел с громадным трудом провести свою группу до Харбина. Белобородов все же выполнил приказ Сталина!

А мы с Булгаковым? Нет, оказывается, мы не герои. Только свидетели.

...Но вернемся на Западный фронт.

Это было в битве в районе Курской дуги, где наши войска круто выгнули линию фронта на запад, поневоле наталкивая противника на мысль — ударить главными вилами с юга и с севера в основание выступа и тем самым добиться небывалого окружения многочисленных советских войск.

Штаб Центрального фронта командующего Рокоссовского размещался в селе Свобода. Военные корреспонденты поселились на ближнем хуторе Кубань. Писатель Андрей Платонов, режиссер-кинодокументалист Федор Киселев, фотокорреспондент Павел Трошкин, наезжавший часто к нам Константин Симонов, фотокорреспондент Яков Халип... В дни того сражения мне чаще удавалось бывать у Рокоссовского. По-прежнему он восторженно отзывался о работниках своего штаба, о нетерпеливом командире 2‑го гвардейского кавалерийского корпуса генерале В. В. Крюкове, командующем 13‑й армией Н. П. Пухове, командующем 60‑й армией И. Д. Черняховском...

Масштабы сражения были велики, и не мне входить о нем в подробности. Вспомню один эпизод, иллюстрировавший находчивость, предвидение и решительность Рокоссовского в случаях, способных озадачить самого опытного военачальника.

По данным нашей разведки, дальней и войсковой, Гитлер со своим штабом собирался взять реванш за трагедию под Сталинградом, и не только взять реванш, но огромными силами сломить сопротивление советских войск и открыть путь к овладению Москвой, к победоносному для себя завершению войны.

Резервы наши подтягивались, готовность гарантировалась несколькими оборонительными поясами, все так, но когда, когда гитлеровцы начнут наступление? «Языки» подтверждали сведения нашей разведки, но называли разные числа июля. Один сказал — 5-е... Константин Константинович решил, подчиняясь внутренней убежденности, доверию к искренности пленного.