Открытие Антарктиды - Фаддей Беллинсгаузен

1 апреля. По устроении бани, 1 апреля, служители в два дня перемыли свое белье, наволочки с постелей и подушек и все перебывали в бане. Людям, привыкшим с малолетства мыться и париться раз в неделю, сие сделалось необходимым, но под парусами невозможно. Однако ж в последнее плавание в больших южных широтах, в каждые две недели один раз, приводя воду ледяную в теплоту летней, т. е. в 12 или 13° теплоты по разделению Реомюра, я велел в палубе всем мыться, и могу сказать, что чистота тела немало способствовала поддержанию здоровья служителей в нашем долговременном путешествии.

В 1 час пополудни губернатор и вице-губернатор, начальствующий полком подполковник Эрскин, к нам приехали; мы их встретили и провожали с почестью, положенной по Морскому уставу[110].

Пустые бочки для починки, все росторы, чтобы сколько возможно облегчить шлюп, отправили к палаткам; нам необходимо было приподнять шлюп из воды, чтобы исправить медные листы, оторванные небольшими ударами о льдины, и чтобы вместо вырванных медных гвоздей в медной обшивке вколотить другие.

В воскресенье погода была прекраснейшая, служители не занимались работой по шлюпу; я разделил их на две части: половину свезли на берег до обеда, а по возвращении их – другую, после обеда, для прогулки по лесу около палаток, или, так сказать, в нашем Адмиралтействе. Прогулку в лесу предпочитал я гулянию в городе потому, что служители не были подвержены разным искушениям, для здоровья их вредным.

5 апреля. С утра в понедельник отправили тимермана[111] с плотниками отыскать и вырубить лес, нужный для исправлений шлюпа, и пятнадцать человек матросов с квартирмейстером – для рубки дров в запас к походу. Шлюп начали исправлять и перевязывать такелаж, который в больших южных широтах от холода и сырости был черезмерно туг, а в Порт-Джексоне в теплоте отошел и ослаб так, что принуждены были все стороны и весь клетинг вновь переделать.

7 апреля. По приглашению губернатора в 8 часов утра я приехал к нему со всеми офицерами. После завтрака он предложил нам осмотреть нововыстроенный маяк. Мы двое, капитан-лейтенант Завадовский и я, поехали с губернатором в карете, а все офицеры и адъютант губернатора отправились на катере морем. Дорога к маяку очень хороша: проложена по высокому каменистому месту в параллели Порт-Джексонскому заливу, который почти во все время был у нас в виду, вместе со всеми его изгибами, а справа – залив Ботанибай и несколько хижин на берегу оного.

Мы приблизились к маяку, я был обрадован, увидя шлюп «Мирный», лавирующий в заливе. От города Сиднея обыкновенной рысью в пятьдесят минут достигли маяка. Он построен близ входа в залив, на южной стороне, на высоком крутом берегу. От поверхности моря до вершины 427 футов английских; сам же маяк вышиной 70 футов. По сторонам сделаны пристройки, в коих живут начальники и работники и хранятся материалы. В фонаре реверберов[112] девять, освещены лампами, которые по три приделаны к углам треугольной вертящейся пирамиды. Пирамида сия совершает свой оборот в шесть минут один раз, а каждые три ревербера показывают свет свой в море через две минуты.

Вертящийся маяк предпочтен здесь неподвижному для того, чтобы суда, идущие ночью с моря, не ошиблись, приняв за маяк непостоянные ночлеги природных жителей, которые без огня никогда не бывают и повсюду оный разводят. Осмотрев маяк, мы поехали обратно; капитан-лейтенант Завадовский сел в катер, чтобы возвратиться морем.

Около полудня ветер, противный шлюпу «Мирный», переменился, задул с моря благополучный, и вскоре «Мирный» положил якорь подле шлюпа «Восток». Свидание офицеров обоих шлюпов произвело неизъяснимую радость.

Весьма тихие ветры по восточную сторону Новой Голландии продержали в море лейтенанта Лазарева семью днями долее нас. Все на его шлюпе были здоровы, исключая одного матроса, который имел признаки цинготной болезни; он из прилежных к работе, но ушибся, по сей причине не имел довольно движения и заразился цингою[113].

Шлюп «Мирный» по разлучении с нами шел назначенным ему путем и так же, как мы, прошел тем местом, на котором по карте Арроусмита находится остров Компанейский, будто бы обретенный испанцами; но сего острова и никакого нового берега на сем пути не видал. Лейтенант Лазарев представил мне следующее донесение о своем плавании[114].

4 марта. Марта 4-го пополудни, когда мы легли в дрейф близ ледяного острова для наполнения льдом порожних водяных бочек, я воспользовался сим случаем, ездил на шлюп «Восток» и узнал, что Вы решились по наступающему позднему времени оставить дальнейшие покушения к зюйду и следовать прямо в Порт-Джексон. Дабы пространство между путями капитана Кука и Фюрно, которое не менее 65° по долготе и 8° по широте, не оставить неисследованным, Вы предписали мне идти параллельно линии курсов капитана Фюрно, в расстоянии от оной на 2 1/2 или 3°, и потом, войдя в параллель 49°36' под меридианом 138° восточной долготы или как я найду более способным, продолжать курс к осту для обозрения означенного на Арроусмитовой карте острова под названием R. Companys Island, который будто бы обретен испанским судном, «Рафаэль». После чего мне надлежало следовать к южному мысу Земли Вандимена и, наконец, поспешать в Порт-Джексон, названный местом нашего соединения.

По возвращении моем на шлюп увидел я, что привезенный лед был дряблый и до того напитанный соленой водой, что через четыре с половиной часа, на которые оставили оный на палубе, в том предположении, что когда вытечет излишняя морская вода, лед будет годен, сего не последовало: соленый вкус не истребился. Нет сомнения, что ежели б оставить лед на палубе во всю ночь, мы бы получили из оного свежую воду, но ни погода, ни обстоятельства сделать того не позволили, ибо все шканцы были завалены. И так мы принуждены были выбросить столько льда, что наполнили бы оным 20 бочек средней руки.

Я сожалею о сем не потому, однако, чтоб мы в пресной воде нуждались, ибо при умеренном употреблении довольно бы нам было еще месяца на три, невзирая, что на шлюпе все пили сколько хотели: поутру все служители пили чай, а после ужина, со времени прибытия нашего в большие широты, давали им слабый пунш, – я сожалел о негодности льда потому, что сама работа в набирании оного сопряжена всегда с немалым затруднением и употребляемые к сему делу матросы, перемокнув в холодной воде, нередко подвергались простудам.

Добываемая изо льда вода полезна на судах, для того что сохранение здоровья служителей много зависит от опрятности тела и чистоты их белья, а сею водой они мылись и мыли белье. Обстоятельство сие послужит примером на будущее время, что не всякий лед, в море взятый, может быть в скорости годен к употреблению, но именно только тот, который крепок и еще недавно от больших льдин отломился.