Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления - Линн Виола

Многие данные, касающиеся контрреволюционных групп и организаций, получены из источников ОГПУ, которые основывались на результатах карательных операций против этих самых организаций. Так, в 1929 г. было объявлено, что на Средней Волге действовали 65 кулацких подпольных группировок. А в Мордовской автономной области на Средней Волге за 1929–1930 гг. было ликвидировано более 300 таких организаций{644}. В начале осени 1930 г. ОГПУ объявило об уничтожении контрреволюционной группировки, деятельность которой охватывала 23 деревни в Илецком, Покровском и Сорочинском районах Средней Волги. Группа состояла из 59 чел., которые планировали восстания с целью реабилитации кулаков, сворачивания коллективизации и возврата к налоговой политике 1927–1928 гг.{645} В 1930 г. сообщалось о ликвидации 200 подпольных формирований в Московской области, а также о попытке созыва в подмосковном Егорьевском уезде собрания антисоветски настроенных крестьян из четырех волостей{646}. На территории Северного Кавказа в 1929 г. было выявлено и уничтожено около 4 000 кулацких организаций, а в 1930 г. — по разным данным, от 283 до 441 группировок и 78 контрреволюционных организаций, объединявших более 6 000 участников{647}. Казацкая организация «Спасем Хопер и Дон», как утверждалось, имела отделения в 180 деревнях в 7 районах, в основном на Нижней Волге. Кроме того, по заявлениям ОГПУ, только в феврале 1930 г. в этом же регионе было ликвидировано 32 контрреволюционных формирования и 191 кулацкая группировка, насчитывавшие более 3 000 членов{648}. В том же году на территории Урала свое существование прекратили 350 группировок{649}.

В Сибири во второй половине 1929 г. репрессиям подверглись 15 кулацких организаций (145 членов) и 140 контрреволюционных групп (1 089 членов). А за период с 1 февраля по 10 марта 1930 г. власти репрессировали еще 19 повстанческих формирований и 465 кулацких объединений, участниками которых были более 4 000 кулаков{650}. Тогда же в середине февраля «контрреволюционная повстанческая организация» была ликвидирована в деревне Умыган Иркутского округа. Предположительно восстание планировалось на 17 февраля, однако с арестом 26 крестьян (22 кулаков и 4 середняков) реализация плана стала невозможной. Когда члены организации были арестованы, вокруг сельсовета собралась толпа из 150 женщин, которые «подняли истерический плач» в попытке освободить друзей и родных{651}.

Доклад из архива, основанный на неопубликованных заметках корреспондента газеты «Правда», раскрывает интересные подробности касательно одного из случаев так называемой подготовки контрреволюционной организацией восстания в Крыму. В Судакском и Карасубазарском районах в деревнях, где жили татары-мусульмане, предположительно под влиянием местных мулл, кулаков и криминальных элементов, возникло «общественное движение», участники которого выступали за эмиграцию в Турцию в знак протеста против коллективизации. Центром деятельности организации стала деревня Ускиут, где в 1928 г. уже были зафиксированы несколько серьезных выступлений. Лидеры движения, согласно сообщениям, запасались оружием, регулярно созывали «тайные собрания», организовали конные отряды, а также вели переговоры с местными судовладельцами насчет путей бегства в Турцию в случае необходимости. Кроме того, руководители организации поддерживали контакты с прилежащими селениями и даже имели союзников в Симферополе, где два нэпмана якобы передали в распоряжение участников движения 200 винтовок. В конце 1929 — начале 1930 гг. проводились сходы, на которых решался вопрос о персональном участии в поддержке движения. Одновременно в мечетях шел сбор подписей под письмом Калинину, в котором содержалась просьба дать разрешение на отъезд в Турцию, собирались средства для посылки гонца с письмом в Москву. Независимо от того, имело ли повстанческое движение целью только сбор подписей в мечетях в поддержку эмиграции или тайная организация действительно планировала восстание, — возможные проблемы были устранены своевременным вмешательством местных властей, которые отправили в деревню подразделение Красной армии, арестовавшее более 200 чел. Несмотря на то что журналист ни словом не обмолвился о подавлении движения в регионе, он записал, что местные жители оскорбляли солдат и даже закидывали их камнями. Более показательным событием стало самоубийство одного из солдат, который, согласно заметкам журналиста, тем самым «проявил свою социальную позицию». С другой стороны, его поступок, вероятно, мог означать, что он был морально подавлен теми действиями, свидетелем которых стал, и не мог больше выполнять свои обязанности{652}.

Различия между понятиями «группа» и «организация», «кулацкий» и «контрреволюционный» далеко не очевидны, хотя в сознании коммунистов-бюрократов, организовывавших и проводивших репрессии, они, несомненно, были. Так же вызывает сомнение, существовали ли в действительности эти формирования как организованные группы. То, что проходило в милицейских отчетах как ликвидированные контрреволюционные или кулацкие организации, могло в реальности быть всего лишь мятежными или причиняющими беспокойство крестьянами, которых сделали виновными в назидание другим либо для того, чтобы выслужиться перед вышестоящими чиновниками, имеющими параноидальную склонность видеть тайный заговор на каждом шагу.

В основном в массовых выступлениях участвовали крестьяне всей общиной. Во главе демонстраций во время собраний и деревенских бунтов часто шли женщины, иногда вместе с детьми. В тех же бунтах, что выходили далеко за пределы одной деревни, руководителями являлись мужчины. Данные по социальному составу участников выступлений попадаются нечасто, да и на те по большей части нельзя полагаться, поскольку в их основе лежат субъективное определение классов в деревне и неизбежное стремление обвинить кулаков и подкулачников во всех волнениях. Возможно, в ряды массового сопротивления вливалась вся деревня, независимо от социального статуса ее жителей. Скорее всего, подобная ситуация была характерна для деревень с населением, в целом однородным в социально-экономическом плане. Там масштаб выступлений примерно совпадал с размерами деревни, как это происходило в Московской и Центрально-Черноземной областях. Один из немногих примеров отчета о классовом составе участников восстания содержит данные по Лужскому округу Ленинградской области за период конца 1929 — начала 1930 гг. Среди участников 274 «антиколхозных массовых выступлений» 29,2% составляли кулаки, 51,1% — середняки и бедняки, 7% — священники и 5,1% — местные советские работники{653}. Высокий процент участия бедноты и середнячества вкупе с тем, что доля кулаков, скорее всего, завышена, отражает тот факт, что жители деревни выступали во время массовых волнений единым фронтом. Даже ОГПУ пришлось признать, что повсеместные жестокие притеснения народа привели к поддержке кулаков «со стороны более или менее значительных масс бедноты и середнячества»{654}.

Иногда поступали донесения, что в массовых выступлениях участвовали либо играли руководящую роль народники и эсеры, хотя в целом оставалось неясным, были они людьми сторонними или же местными жителями. По сведениям ОГПУ, в деревнях Лопатино и Козловка Лопатинского района Нижневолжского края была ликвидирована контрреволюционная повстанческая группа, которой руководили эсеры. Предположительно члены группы, среди которых было 6 эсеров и 47 кулаков, действовали в 6 деревнях{655}. Согласно другому официальному источнику, восстание в Турковском районе Нижневолжского края также возглавлялось членами этой партии{656}. В августе 1930 г. в Сибири была уничтожена группировка, называвшая себя «Черные». По документам ОГПУ, в эту организацию, которая действовала в 50 деревнях и более чем в четырех округах, входили и бывшие эсеры{657}. В это же время в отчетах из России, опубликованных в газете народников-эмигрантов «Вестник крестьянской России», говорилось, что члены их партии приняли участие в выступлениях против коллективизации и были тут же арестованы.

На страницах «Вестника» народники также заявляли, что в России более 200 населенных пунктов, где жители действовали под их руководством{658}. Народники действительно принимали участие в выдвижении требований по формированию крестьянских союзов{659} и советов без коммунистов{660} и подстрекали к восстанию. Однако опыт и реалии послереволюционного периода привели к тому, что крестьянская масса и так была достаточно политизирована, и особых указаний ей не требовалось. Несмотря на существовавшую точку зрения, согласно которой внешнее политическое воздействие на деревню было ограничено, понимание коммунистами причин массовых волнений сводилось к переложению официальных обвинений с крестьянства на оппозиционные политические организации. В результате можно говорить скорее о преувеличении значимости фактов, нежели о сокрытии сведений.