Страна желанная - Илья Яковлевич Бражнин

Лес стоял безмолвный и недвижный, освещённый ярким весенним солнцем. Он казался сегодня просторным и нарядным. Осевший за последние дни снег покрылся довольно плотным настом. Его припудрил выпавший ночью снег. На нём ясно проступали замысловатые петли заячьего малика. На широкой поляне путано наследила охотившаяся ночью лисица. Под сосной валялись чешуйки шишек, хвоя, мелкие веточки, всякий мусор, сброшенный вниз завтракавшей на высоком суку белкой. Дважды натыкался в это утро Глебка на волчий след. По глубине, явственности и силе отпечатка Глебка угадал, что прошёл не один волк, а небольшая стая. Волки шли друг за другом, шагая след в след и оставляя на снегу общий отпечаток. Много интересного могли бы рассказать следы на снегу о том, что делалось ночью в лесу.

Но Глебка не обращал сегодня на эти следы никакого внимания, как не обращал внимания на серебряное вешнее солнце и на праздничный искристый убор повеселевшего леса.

Он искал доказательств того, что правильно идёт, что близок к цели. Он жаждал увидеть лыжню, или накатанную дорогу, или деревенскую околицу, услышать скрип санных полозьев, или ещё лучше — выстрел. Выстрел или лыжня — это было бы лучше всего: это сразу определило бы его положение и указало бы верное направление.

Но время шло, а никаких примет близости человека не виделось. С каждым часом, а потом и с каждой минутой пути поиски казались всё более безнадёжными. Видно, он ушёл куда-то в сторону от населённых мест. Леса северные неоглядны и дремучи. Заблудиться в них легко. Сгибнешь ни за что, свалишься обессиленный где-нибудь под лохматой угрюмой елью, да так и не встанешь больше. Чем дальше, тем более мрачные мысли приходили Глебке в голову. Он остановился, привалясь спиной к белому холодному стволу толстой берёзы, и в полном отчаянии закрыл глаза. В ту же минуту он услышал далёкий гром орудийного выстрела и лай Буяна.

Глебка вздрогнул и весь вытянулся, повернувшись в ту сторону, откуда раздался выстрел. Теперь он знал, где находится фронт, в какую сторону идти. Ему вдруг стало жарко. Он сорвал с головы ушанку и жадно прислушался. Снова вдалеке раздались один за другим несколько орудийных выстрелов. Глебка засмеялся. Это было совсем неожиданно, неожиданно, даже для него самого. Он стоял, прислонясь к голой обмёрзшей берёзе, усталый, голодный, и смеялся. На душе у него сразу стало легко. Смеясь, он повернулся к Буяну, только теперь обратив, наконец, внимание на его отрывистый призывный лай.

— Ну чего ты? — откликнулся Глебка на его призыв и пошёл к маячившему между деревьев в сотне шагов от него псу.

Буян ещё усердней залаял, не переставая бегать взад и вперёд вдоль протянувшейся меж стволами лыжни. Когда Глебка подошёл вплотную, Буян остановился и завилял хвостом, приглашая полюбоваться находкой. Находка была чрезвычайно важна, но она не удивила Глебку. Ему показалось, что так и должно было быть: после услышанных им выстрелов отыскалась лыжня. Все сомнения позади. Глебка сдвинул ушанку к затылку и сказал Буяну:

— Пошли, давай.

Он стал на лыжню и двинулся по ней к югу. Буян побежал впереди него. Идти было не очень удобно. Глебкины охотничьи лыжи были широки, а лыжня узка, так как прокладывали её обычными солдатскими лыжами, во множестве привезёнными американцами и англичанами. Глебка не раз видел эти выкрашенные в белую краску лыжи, и ему хорошо знаком был оставляемый ими узкий следок с выдавленным посредине округлым валиком. Глебка шёл этим следом километра полтора. Потом увидел ещё одну лыжню, убегавшую в обход поросшего молодыми сосенками пригорка. Осторожно обойдя пригорок, он наткнулся сразу на две новых лыжни. Оглядываясь по сторонам, он прошёл ещё с километр и убедился, что окрестности перечерчены следами лыж, идущими во всех направлениях.

Он остановился и тихонько подозвал к себе Буяна. Надо было подумать, что делать дальше. Очевидно было, что где-то поблизости находится много рыжих шуб. Если бы это был отряд, двигавшийся по определённому курсу, следы лыж имели бы одно направление. Но лыжни разбрелись в разные стороны; кроме того, среди них были и совсем свежие и старые, уже полузанесённые снегом. Всё это значило, что по этим местам рыжие шубы бродят постоянно. Но сколько их? Что они здесь делают? Далеко ли они сейчас? Ни на один из этих вопросов Глебка ответить не мог. В то же время он понимал, что, не зная всего этого, вперёд двигаться опасно. В любую минуту можно напороться на каммана или белогвардейца, и тогда всему конец.

Может, изменить направление и попытаться обойти этот район? Но Глебка уже имел печальный опыт блужданий по лесу и снова бродить наугад не хотел. Тогда он решил вернуться на приведшую его сюда лыжню. Проложена она не иначе как посланцем, ординарцем или курьером, держащим связь фронта с тылом. Он шёл, как показывали следы лыжных палок, с передовых в тыл, шёл в какую-нибудь часть или штаб, стоящий в одной из деревень. Это всего верней. И всего верней будет идти по этой лыжне, пока не дойдёшь до деревни. Там, в деревне, всё можно будет узнать и проверить.

Глебка решительно повернул и пошёл по своей лыжне назад на север. После полудня он вышел на одинокую лыжню, обнаруженную Буяном час тому назад. Он был уверен, что эта лыжня приведёт его в деревню, и не ошибся.

Пройдя километров восемь, Глебка вышел на лесную опушку, с которой глазам его открылась неширокая речная пойма. По краю поймы вилась речка. За ней лежала открытая низина, — верно, заливные луга. Берег, обращённый к лесу, был выше и на нём-то и столпилось несколько десятков изб. По одну сторону этой тесной толпы изб высилась потемневшая от непогод деревянная церковь. За церковью тянулась кладбищенская ограда и ряды сосновых и берёзовых крестов. По другую сторону деревни виднелась околица. К ней издали набегал бурый от навоза зимник. Зимник переходил в широкую деревенскую улицу, тянувшуюся вдоль главного порядка изб. Позади главного порядка сразу начинались огороды, спускавшиеся некруто под горку к реке. Меж редких загородок из жердин вилась по берегу и дальше по реке к проруби пешеходная тропка. На середине берегового ската она разветвлялась, образуя сеть тёмных узких тропок, ведущих к бревенчатым приземистым банькам.

Скрываясь на опушке в осиннике, Глебка оглядел и баньки, и реку, и избы. Лыжня, по которой он шёл, вела прямо к деревенской околице. Это значило, что в деревне стоят рыжие шубы. Входить днём в такую деревню было опасно. Но ждать до вечера Глебке было невтерпёж, и он