Проклятые чувства - Марина Серова

чего там только не нафантазировали… Ваша интуиция была права — все это взаимосвязано, и ветер дует из далекого прошлого. Я вам все расскажу, ибо только я знаю, как все было на самом деле. И что с этой правдой делать — вы уже решайте сами. А я… а я уже пожил на этом свете, мне терять нечего. Возможно, когда вы перестанете заниматься частным сыском, напишете об этом книгу. Уверен, это будет увлекательная история.

— Я вас внимательно слушаю.

— К тем трагическим событиям в лагере я еще вернусь. И все, что там произошло, — это не случайность. Это было возмездие, и оно продолжается по сей день… Но до тех роковых событий, происшедших в пионерском лагере, была еще одна история. Татьяна, вам же рассказали нашу легенду про монашку и колдуна, про эту странную любовь… ядовитую любовь.

Я кивнула.

— Все действительно так и было. Колдун-отшельник, выбравший для себя жизнь анахорета, действительно влюбился в молодую монахиню, и, чтобы добиться ее любви, он обратился к колдовству, призвав на помощь темные силы… Но с черной магией шутки плохи, поэтому… Ее звали Анна, молодая сестра Анна, прислужница нашего женского монастыря. Да, раньше это был небольшой монастырь, вы же видели нашу большую белую церковь, так вот… Анна забеременела, выносила плод, пряча его в своем чреве под балахонистыми одеяниями. Под видом того, что сильно прихворала, с помощью своей сводной сестры, где-то под Краснослободском, в глухой деревне, с помощью бабки-повитухи произвела на свет мальчика.

— Мальчика? — удивилась я. — Откуда вам известно, что это был мальчик? — спросила я и уже поняла, что услышу в следующий момент. И оказалась права.

— Потому что этот мальчик сидит перед вами.

Сказать, что я была удивлена, — не сказать ничего. Я лишь, как обычно, повела бровью и молча продолжила слушать.

— Меня на воспитание взяла сводная сестра Анны. Поэтому меня воспитывала и растила моя тетка Агафья, которую я считал своей матерью. Сначала мы жили в деревне Авгуры, а потом, когда мне исполнилось пять годиков и скоро надо было идти в школу, мы вернулись в Каймар и поселились в старом домике, где когда-то жила моя тетка. Ни у кого в селе не возникли лишние вопросы, откуда у Агафьи появился мальчик. Где-то нагуляла — обычное дело, с кем не бывает. Со временем я стал замечать, что возле нашего дома стала часто крутиться некая монахиня, которая наблюдала за мной и, смотря на меня, как-то грустно улыбалась. Тетя Агафья стала водить меня в церковь при монастыре, там и познакомила меня с сестрой Анной. Не знаю почему, но веяло от той монахини некоей теплотой, любовью и заботой, она всегда нежно брала меня за руку, благословляла и целовала в лоб. Знал бы я тогда, что это была рука моей настоящей матери… Иногда сестра Анна приходила к нам в дом, и я всегда был рад ее приходу. А бывало… в моменты неизвестно откуда взявшейся грусти я бежал к монастырю, заходил в церковь для прихожан, и она сразу оказывалась рядом, словно всегда ждала меня, всегда благословляла и своим добрым словом вселяла в меня некую силу, после чего мне хотелось жить и творить. И вот… проходит почти десяток лет, сестра Анна сильно сдала, осунулась и постарела. Недобрые языки стали называть ее колдуньей, что, мол, видели в окно ее дома, как та при свечах совершает какие-то странные обряды, и что перешла она на сторону сатаны, стала наводить порчи и недуг на людей. Околела у кого-то преждевременно корова, кто в этом виноват? Конечно, монахиня Анна. Ее потом уже так и стали звать — колдунья Анна. Все несчастья, вплоть до засухи и саранчи, стали валить на нее. Я ж говорю — людины, примитивные, глупые, бездушные людины. А потом… потом в одну страшную ночь сестра Анна сгорела в своем доме. Ходили слухи, что это был намеренный поджог, что кто-то подпер дверь с внешней стороны, облил завалинку керосином и поджег — деревянный домик в разгар лета вспыхнул, как фитиль. Ходили слухи, что слышали в ту ночь у ее дома пьяные голоса молодежи, но кто именно там был, так и не выяснили. Стоило ли говорить, что смерть этой женщины сильно на меня повлияла, от меня словно оторвался лучик чего-то светлого и доброго. С того момента даже реальность будто исказилась — все вокруг стало серым и угрюмым, небо казалось всегда темным и давящим, не пропуская теплые солнечные лучи — лучи тепла и любви, которых мне так тогда не хватало… Моя тетка Агафья, помню, тоже весь вечер убивалась по поводу этого прискорбного события, и мне было это не совсем понятно. А потом… тетка проболталась. Последнее время она стала выпивать, здоровье ее тоже сильно пошатнулось, и она стала думать, что скоро, как она выражалась, сыграет в ящик. И в один хмурый осенний вечер она наклюкалась самогонки и рассказала мне всю правду… Для меня, шестнадцатилетнего пацана, это, конечно, был шок. Помню, я ничего ей не ответил, просто собрался и вышел из дома, всю ночь ходил по лесу — да-да, по тому самому проклятому лесу, и мне было плевать на то, что со мной могло бы случиться. И… я теперь знал, что, возможно, где-то в самой глубине этого страшного леса живет Он — тот самый колдун, который был моим отцом. Жив он был тогда или нет — мало кому было известно, но ходили слухи, что продолжал он жить в одном из домов в заброшенной деревне среди болот, к которым не подобраться. А если кому и удавалось туда добраться, то сумасшедший старик гнал всех обратно, выкрикивая проклятия, вызывая страх и неимоверный ужас и даже галлюцинации. С тех пор те места стали обходить стороной, приукрасив и устрашив эти сплетни призраком монахини-колдуньи Анны, которая якобы с того света навещает своего суженого.

И вот проходит почти год, и настает тот день, когда мы окончили школу, и этот последний год в этом чертовом пионерском лагере. По воле злого случая все эти ребята оказываются в моей группе, состоящей из девяти человек. Как-то мы играли в зарницу, а потом убежали от нашей вожатой и засели в роще. Со мной тогда были Колька, Глеб, Шура и Гуля, другие ребята остались в лагере. Не знаю, как я с ними оказался, но, наверно, так было суждено. Потому что у Кольки Лазарева откуда-то взялась бутыль с самогоном, девчонки вытащили из котомки два огурца