Область личного счастья. Книга 2 - Лев Правдин

Скоро после этого разговора его вызвал к себе директор комбината. Шли на убыль белые ночи, густела тьма по вечерам, и утренники припудривали мховые кочки и деревянные крыши.

Ничего не замечая, шагал Виталий Осипович по мшистой тропинке. Зеленоватый военный плащ, наброшенный на плечи, отставая от стремительной походки хозяина, бился и трепетал за его спиной, путался в ногах и хлопал жесткими полами по кирзовым голенищам.

— Знаете, зачем позвал? — спросил Иванищев, переглядываясь с Комогоровым так торжествующе и загадочно, точно они сговорились преподнести Виталию Осиповичу приятный сюрприз.

— Догадываюсь, — ответил тот невесело.

— Ну вот и приступайте! — обрадовался Гаврила Гаврилович. — Во всех инстанциях одобрено.

Он, засунув руки в карманы отутюженного пиджака, расхаживал по своему просторному кабинету и с непонятным для Корнева ликованием говорил:

— Дело, прямо скажу, строгое. Ваши предшественники все развалили. С нашей, конечно, помощью. Прямо скажем, плевали мы на жилищное строительство. Вот теперь и вывози. Это прямо для вас дело, для вашего молодецкого плеча…

Виталий Осипович, мрачно поглядывая на ликование своего начальника и друга, злорадно подумывал: «Веселись, веселись, я тебя сейчас развеселю». Он выждал, когда Иванищев окончательно разойдется, и тогда в тон ему, насколько мог жизнерадостно, сказал:

— Должность, это верно, богатырская. За доверие, конечно, как положено, благодарствуем. Только и я не с пустыми руками пришел. Вот, докладную заготовил. Копия в главк.

— Узнаю орла по полету! — еще более радостно воскликнул Иванищев и снова подмигнул Комогорову. — А ты говоришь, будет отбиваться. — Он выхватил бумагу из рук Виталия Осиповича и стоя начал читать. — Вот: «Приступая к исполнению возложенных на меня…» Все правильно!

Но по мере того, как он читал, ликование его таяло, словно чтение деловой бумаги целиком поглощало его. «Ага, думал Виталий Осипович, дошло. Читай, читай. Дорого тебе обойдется мое назначение».

Комогоров подошел к директору и, перегнувшись через его плечо, тоже начал читать докладную, но заметив, что Иванищев вдруг приумолк, решил ободрить его:

— Все совершенно правильно, — сказал он. — Виталий Осипович дело знает.

Прочитав докладную, Иванищев степенно сел в свое кресло и, пряча смешливые искорки в глазах, грустно сказал:

— Какого Змея Горыныча согрел я за пазухой. Это же грабеж! Мало того, что я отдал своего лучшего друга, этот новый начальник жилстроя еще требует, — он снова схватил докладную, — он требует… где тут…

Теперь настало время ликовать Виталию Осиповичу, что он и сделал:

— Новый начальник требует передать тресту бригаду Козырева (каменщики), бригаду Гизатуллина (плотники), три самоходных крана, тридцать автомашин и из вновь прибывающих все бульдозеры, три трактора…

Иванищев сидел в своем кресле и только потрясал седеющей своей шевелюрой, словно отгоняя невидимых мух, а в глазах его по-прежнему прыгали смешливые искорки.

— Это называется «кошелек или жизнь». А зачем еще копия в главк?

— Для порядка.

— Выходит, я жмот и бюрократ?

— Я же вас знаю, — неопределенно начал Виталий Осипович, но Иванищев быстренько перебил:

— Отослали?

— Плохо вы меня знаете…

— Пишите приказ о передаче. Канители с этим много будет, да ведь вы пробьете. Вы знаете, про вас как говорят? — Иванищев помял свою бороду, хитровато взглянув на Виталия Осиповича. — Я слыхал, говорят: с таким водиться — легче в крапиву садиться. Здорово? Я раньше не верил, а сейчас убедился — говорят правильно.

— Про меня еще и не то говорят… Один человек — я ему этого вовек не забуду — один человек говаривал, что я вообще беспощаден к людям.

— Не забыл? — оживленно воскликнул Комогоров. — Очень хорошо, что помнишь. А, случится, забудешь — напомню. Чувствуешь, какая у нас жизнь начинается?

Он засмеялся, как бы желая смягчить свое предупреждение. А Виталий Осипович, улыбнувшись для приличия, поспешил закончить разговор.

В черной избе старуха прядет свою пряжу при свете тусклой электрической лампешки.

Старуха вообще была против электричества. Когда в деревню протянули линию от комбинатской ТЭЦ, она согласилась осветить свою избу только тогда, когда ей дали самую маломощную лампочку. «Как при лучине», — смеялись электрики, молодые ребята. Про лучину они читали у Пушкина: «Трещит лучина перед ней» — и считали упорство старухи простым чудачеством.

Откуда им знать, что к старухе приходят и приезжают бородатые люди или же такие, как и она, черные старухи, в полутьме ведутся негромкие разговоры. Гремя безменом, она отвешивает им товар, за который эти молодые ребята-электрики и копейки бы не дали: ладан, лампадное масло, свечи. Все это привозит ей Самуил Факт. А по ночам, когда закрыты магазины, здесь можно достать водку или брагу собственного изготовления. Все эти дела не уважают яркого света.

— В самый раз, как при лучине, — проворчала старуха, — так нам привычнее.

Она прядет свою пряжу, а напротив нее за столом сидит Самуил Факт и пьет водку. Ему жарко. Он расстегнул намокший от пота тугой воротник гимнастерки, но шарф снять забыл.

— Где же это Зойка долго идет? — вздыхает он, поглядывая в окно маленькими своими глазами.

Старуха безнадежным голосом жалуется:

— На свечах наживаешься сверх положенного. Да еще водки требуешь. В бога вот не веришь, а он тебя накажет. Бог-то. Обманываешь ты его.

Она знает, что слова ее не задевают Факта, что все равно он сдерет с нее втридорога и жаловаться некому. Но поговорить надо.

Вытирая жирную шею концом своего шарфа, Факт равнодушно отмахивается:

— Я, бабка, только этим и живу, что богов обманываю. И земных обманываю и небесных.

— Грех ведь, — вздыхает старуха и чешет концом веретена висок под платком. — Жуликоватый ты человек.

Факт выпивает еще стопку и с хрустом откусывает огурец. Выплевывая скользкие огуречные семечки, он философствует:

— Жулик, по-моему, самый правильный человек на земле. У него кругозор шире и мысль гуще. Что такое честный человек? Он, честный-то, считает, что он во всем прав, а жулик перед ним виноват. А жулик говорит: честный прав, он свое добро бережет, а я прав, когда это добро ворую. Честный не любит жулика и всячески жаждет его гибели, а жулик, наоборот, любит честных и хочет, чтобы их было больше. Вот каков жулик.

— А громобоя-то не сумели обмануть.

— Виталия Осиповича ты, старая, не упоминай при мне. Это моя скоротечная болезнь. Никого не боялся. Одного его боюсь. От него, знаю я, смерть приму. У него грехов нет, зацепиться мне не за что. У вас такого в святые записали бы.

Он сложил свою буйную голову на руки и сказал в стол:

— Что же это Зойка-то?..

Когда пришла Зойка, он уже спал на ее кровати. Она растолкала его:

— Тридцать человек сократили. Да проснись же ты. Приказ сама видела. И меня тоже. Теперь у директора и главного инженера одна на двоих секретарша будет. Сашку-криворучку дуру оставили…

Сидя около него на кровати, она долго страстным шепотом проклинала злодейку-судьбу, начальство, которое только и занято изобретением неприятностей, и своих многочисленных завистников. Факт курил, обволакивая дымом ее трясущееся белое лицо. Когда ему надоело слушать, он сказал:

— Не шепчи, Зойка. Сокращение управленческого аппарата проведено. Отчет послан. Переждем и будем устраиваться. Порядок известный… Пошумят, и все пойдет обратным ходом. Мы еще поживем некоторое время.

Зойка скривила дрожащие бесцветные губы и звонко высморкалась. Факт уже окончательно проснулся и, стреляя словами, начал поучать:

— Привыкать к новому обстоятельству надо. Сейчас, Зойка, время переломное. Смотри в оба, чего можно, чего нельзя. Мы такие, вроде как на складе переходящие остатки. Могут использовать, могут списать к чертовой бабушке.

Михаил взял Лину за руку и, сощурив свои горячие глаза, строго сказал:

— Моя жена.

Но Виталий Осипович заметил, как застеснялись они оба от непривычки называть себя мужем и женой, и, чтобы помочь им преодолеть неловкость, он весело заговорил:

— Ничего. Все так начинали. И стесняться тут нечего.

Усадив молодоженов на диван, сам сел напротив, как бы для того, чтобы получше разглядеть, как они выглядят в самую счастливую пору своей жизни.

Виталий Осипович вспомнил свой медовый месяц и добрым голосом спросил:

— Что ж вы свадьбу-то зажали?

Но тут он заметил, как Лина сделала трагические глаза и локтем подтолкнула Михаила и как Михаил посмотрел на жену и откашлялся в кулак. Он заметил, что пришли они вовсе не за тем, чтобы для полного семейного счастья получить добрые пожелания. Им нужна помощь. Квартира им скорей всего требуется для полного семейного счастья…