Мертвы, пока светло - Шарлин Харрис

— Наверное, шестьдесят тысяч для вампира — не очень большие деньги, — отметила я. — Похоже, у всех вас целая куча денег.

— Несомненно, вампиры грабят своих жертв, — небрежно бросил Билл. — Раньше мы брали то, что находили на трупе. Позже, став опытнее, мы могли настолько управлять ситуацией, что заставляли человека отдать нам деньги по доброй воле, а затем забыть о сделанном. Некоторые нанимали особых управляющих, некоторые приобретали недвижимость, кто-то жил на проценты с вложений. Эрик и Пам вместе открыли бар. Эрик вложил большую часть денег, остальные добавила Пам. Они знали Длинную Тень сотню лет и наняли его в качестве бармена. А он их предал.

— Зачем он воровал?

— Должно быть, собирался вложить деньги в какую-нибудь спекуляцию, — сказал Билл с отсутствующим видом. — Он жил в основном русле. Он не мог пойти и убить директора банка, предварительно загипнотизировав его, чтобы тот отдал ему свои деньги. Так что пришлось брать у Эрика.

— А Эрик не мог ему одолжить?

— Да, если бы Длинная Тень не был слишком горд, чтобы попросить их, — ответил Билл. После этого мы долго молчали. Наконец, я сказала:

— Мне всегда казалось, что вампиры умнее людей, но это не так, правда?

— Не всегда, — согласился он.

Когда мы добрались до предместьев Бон Темпс, я попросила Билла закинуть меня домой. Он искоса посмотрел на меня, но промолчал. Может, все-таки вампиры и умнее людей.

Глава 10

На следующий день, собираясь на работу, я поняла, что устала от вампиров. Даже от Билла.

Пора напомнить себе, что я — человек.

Проблема состояла в том, что стало заметно, что я — изменившийся человек.

Ничего кардинального. После того, как Билл первый раз напоил меня своей кровью ночью, когда меня избивали Крысы, я почувствовала себя выздоровевшей и более сильной. Но не особо другой. Может более… сексуальной, что ли.

После второго приема крови Билла я чувствовала себя по-настоящему сильной, от того, что стала более уверенной — и в своей сексуальности, и в ее чарах. Да и со своим недостатком я справлялась с большим апломбом.

Кровь Длинной Тени попала в меня случайно. На следующее утро, взглянув в зеркало, я заметила, что зубы у меня стали белее и острее. Волосы выглядели более светлыми и живыми, а глаза стали ярче. Я смотрелась словно девочка из рекламы надлежащей гигиены или здорового образа жизни — вроде приема витаминов или употребления молока. Жестокий укус на моей руке (последний укус в жизни Длинной Тени) еще не полностью прошел, но был к этому близок.

Тут я неудачно подняла свою сумочку, она расстегнулась, и мелочь закатилась под диван. Я приподняла его за край одной рукой, а другой нашарила монетки.

Опа!

Я выпрямилась и глубоко вдохнула. По крайней мере, солнечный свет не вредит моим глазам, и меня не тянет кусать кого попало. Я вполне порадовалась утреннему тосту, совершенно не стремясь к томатному соку. То есть в вампира я пока не превратилась. Может, я теперь сверхчеловек?

Да, пока я не ходила на свидания, жизнь несомненно была куда проще.

Когда я добралась до Мерлотта, все было уже готово, разве что не были нарезаны лимоны и лаймы. Мы подавали их и с напитками, и с чаем, так что я взяла острый нож и разделочную доску. Пока я доставала лимоны из холодильника, Лафайет завязывал фартук.

— Подкрасила волосы, Сьюки?

Я покачала головой. Под белоснежным фартуком Лафайет являл собой цветовую феерию: верх цвета фуксии в тонкую полоску, темно-пурпурные джинсы, сандалии из красных ремешков, малиновые тени для век.

— Они явно стали светлее, — скептически сказал он, приподнимая выщипанную бровь.

— Долго пробыла на солнце, — уверила его я. Дон никогда не оставалась с Лафайетом наедине, то ли из-за того, что он был черным, то ли из-за того, что он был голубым. Не знаю, может по обеим этим причинам. Арлена и Чарлси мирились с наличием повара, но никогда не были с ним слишком дружелюбны. А мне Лафайет был симпатичен, вероятно, из-за того, что свою нелегкую жизнь он вел с огоньком и изяществом.

Я посмотрела на доску. Все лаймы были нарезаны, а все лимоны — поделены на четвертинки. Моя рука сжимала нож и была мокрой от сока. Я сделала это, сама не заметив, секунд за тридцать. Я закрыла глаза. Господи Боже!

Когда я их открыла, Лафайет переводил взгляд с моих рук на лицо.

— Скажи-ка мне, что я ничего не видел, девочка, — попросил он.

— Ничего! — заявила я. И сама удивилась, насколько спокойным и ровным был мой голос. — Прости, надо это убрать. — Я убрала фрукты в отдельные емкости и поставила их в холодильник за стойкой бара, где Сэм хранил пиво. Когда я закрыла дверь, Сэм оказался внутри, стоял со скрещенными на груди руками. Он не выглядел особо счастливым.

— С тобой все в порядке? — спросил он. Его яркие голубые глаза осмотрели меня с ног до головы. — Ты что-то сделала с волосами? — неуверенно спросил он.

Я рассмеялась, ощутив, как моя защита встала на место, но на сей раз это не было болезненно.

— Побыла на солнышке, — ответила я.

— А что с рукой?

Я посмотрела на предплечье. Укус был замотан бинтом.

— Собака цапнула.

— Случайно?

— Конечно.

Я посмотрела на Сэма, и мне показалось, что его густые вьющиеся светло-золотистые волосы насыщены энергией. Я могла различить биение его сердца, ощутить его нерешительность и желание. Мое тело среагировало моментально. Я сосредоточилась на его тонких губах, и мои легкие наполнил аромат его одеколона. Он приблизился на пару дюймов. Я чувствовала, как воздух входит и выходит из его легких. И знала, как твердеет его член.

И тут в переднюю дверь вошла Чарлси Тутен и захлопнула ее за собой. Мы отскочили друг от друга. «Спасибо тебе, Господи! Или спасибо тебе, Чарлси!» — подумала я. Полненькая, молчаливая, добродушная и работящая, Чарлси была идеальным работником. Ее муж, Ральф, стал ее другом еще во время учебы, он работал на фабрике, перерабатывающей куриное мясо. У них было две дочери — одна заканчивала школу, другая уже была замужем. Чарлси нравилась работать в баре, общаться с людьми, и у нее было потрясающее умение общаться с пьяными, ей удавалось без шума выставлять их за дверь.

— Привет обоим! — бодро воскликнула она. Ее темно-коричневые волосы (Л'Ореаль, как говаривал Лафайет) были стянуты назад и свисали с головы каскадом локонов. Ее блузка была безупречной, а карманы шортов оттопыривались из-за того, что были набиты слишком плотно. На ней были простые черные чулки и кеды, а накладные ногти были цвета бургундского вина.

— Моя девочка беременна! Так что называйте меня бабулей! — сказала она, и я поняла, что Чарлси счастлива. Я обняла ее, как и ожидалось, а Сэм потрепал по плечу. Мы оба были рады ее видеть.