Реальность и мечта - Михаил Ульянов

Правда, родилась она не сразу. Поиски на репетициях были трудными и долгими. Но Василий Лановой упорно работал в поисках образа. Честно, я никогда не видел крупных актеров, живущих и творящих только по вдохновению и озарению, словно вулканы, пробуждающиеся от извержения к извержению. Конечно, талант — это почва, без которой не вызреет и малейшая былинка. Но на одной и той же почве можно вырастить чудо- плод или, как это ни грустно, получить одни лопухи. А Лановой никогда не жалел пота, чтобы обильно полить эту почву и собрать добрый урожай. Пусть истина банальна, но только труд делает большого актера из просто талантливого человека. Сколько раз мне приходилось видеть, как с годами иссякало артистическое дарование вместе с уходящей молодостью и свежестью. И если вовремя не наработаны мастерство и опыт, то актер повторяется на сцене, начинает тускнеть и надоедать зрителю, пока однажды не сходит на нет. Только труд воспитывает профессионала. Вот и эта одна из лучших работ Ланового родилась из неустанного труда.

Центральное действующее лицо в пьесе — Клеопатра. Вокруг нее все помыслы Антония, ради нее его деяния. Клеопатра! Об этой женщине написано и сочинено великое множество легенд, но никто не знает, какова она была в действительности. Юлия Борисова сыграла ее как воплощенную женственность. Да, всевластная египетская царица — прежде всего женщина. Исходя из такого понимания, строилась эта роль в рамках постановочного замысла. Может быть, Клеопатре Борисовой недоставало трагического размаха, сокрушительного, испепеляющего огня могучей властительницы, зато она была так нежна и хрупка, что сразу становились видны ее колдовские чары, перед которыми опускаются ниц и цари и воины.

Эта Клеопатра была изменчива в своей борьбе на железной арене жизни. Была умна и дальновидна и в то же время беззащитна. Это было сложное и узорчатое сплетение. И так же как 1ля Антония любовь к Клеопатре оказалась сильнее государственных интересов, так в Клеопатре женщина побеждала царицу. Поэтому, потеряв возлюбленного, она, не задумываясь, отказывается от жизни, приложив к груди ядовитую змейку. Любовь выше царства, женщина выше царицы!

Бесконечно разнообразны оттенки и грани характера Клеопатры в исполнении Борисовой. В ней все смешано: любовь и ненависть, гордость и самоотречение, нежность и тигриная ярость, сила и слабость, женское коварство и ум государственного мужа. Клеопатра сама была похожа на змею — опасна и завораживающе красива.

И кого же больше жизни полюбила эта великая женщина? Кто он, чья любовь обессмертила Клеопатру? Антоний — какой он? Такими вопросами задавался я, готовясь к своей роли.

Вот что писал о нем Плутарх:

«Антоний был сластолюбив, пьяница, воинствен, расточителен, привержен роскоши, разнуздан и буен, а потому… он то достигал блестящих успехов, то терпел жесточайшие поражения, непомерно много завоевывал и столько же терял, падал внезапно на самое дно и вопреки всем ожиданиям выплывал.

Он был простак и тяжелодум и поэтому долго не замечал своих ошибок, но, заметив, бурно раскаивался. Не знал удержу ни в воздаяниях, ни в карах.

…Хвастовство, бесконечные шутки, неприкрытая страсть к попойкам.

…Щедрость, и безобразное пьянство, и возмутительное расточительство.

…Ко всем этим природным слабостям Антония прибавилась последняя напасть — любовь к Клеопатре, разбудив и приведя в неистовое волнение многие страсти, скрытые и неподвижные».

Наверное, и так можно было раскрыть этот характер, если бы Шекспир назвал свою трагедию «Антоний», но пьеса в своем действии рука об руку ведет Антония и Клеопатру. В ней рассказывается, может быть, о самом светлом и прекрасном периоде жизни Антония. Любовь сделала его другим человеком и заставила подняться над собой. Разве мог он быть ниже и хуже избранницы, когда Клеопатра стала для него «венцом и целью», когда влечение к ней оказалось для него важнее императорского трона и полководческих побед. Когда, кроме страсти к Клеопатре, для него не существовало ничего. В своем чувстве Антоний будто в затмении, и, воспользовавшись этой великой слепотой, дальновидный Ок- тавиан находит средство, чтобы победить соперника в кровавой схватке за римский престол. Но странным образом не слава великого исторического деятеля, не лавры триумфатора в сражениях, а любовь к Клеопатре обессмертила имя Антония.

Работая над спектаклем, мы с Симоновым определяли для себя Антония как человека, который все меряет своими мерками: возможна греховная любовь, но невозможна подлость, допустимо забвение любви, но непростительно предательство. Антоний смотрит на мир глазами сильного человека, который не допускает мысли о поражении. Сильные люди часто бывают добродушными и снисходительными, а столкнувшись с подлое- тью, теряются и проигрывают. Такие характеры будто бы стесняются своей силы и порой считают окружающих чем-то вроде младших братьев, которых нельзя обижать. В этом наивном неведении они часто погибают, как подъеденное мышами дерею. Говорят, что слоны смертельно боятся мышей…

Антоний виделся нам именно таким, но нельзя сказать, что мы не принимали в расчет свидетельства Плутарха. Нет, наш Антоний был и кутилой, и греховодником, но общее стилистическое решение спектакля требовало, чтобы я изображал его в более благородной манере.

Мне сейчас трудно судить, каким в итоге получился Антоний. Несколько неловко говорить и о себе в этой роли: все равно или о чем-то пожалеешь, или что-то приукрасишь… Я старался сделать Антония земным и понятным. Именно этого подхода не поняли некоторые критики. Им подавай римского императора, владевшего половиной мира, — с особой осанкой и повадкой.

Вероятно, Антоний был действительно и величествен, и импозантен, а судя по Плутарху, красив и могуч. Но ведь я не играл историческую личность и не был обязан следовать точности портрета и биографии. А самое существенное в актерском деле — умение всегда петь своим голосом. Хоть слабым, зато естественным. И незачем пыжиться и ходить, будто аршин проглотил. Однако в связи с Антонием я в очередной раз задумался о том, что мне не следовало бы играть царственных особ. Но, поди ж ты, играл, и играл немало! И все без исключения мои короли и императоры наряду с серьезным, заинтересованным отношением со стороны критиков и зрителей вызывали эту злополучную реакцию: не король. Нет царской крови, слишком прост Наполеон, слишком обычен Ричард, мелок Антоний — слишком он земной и солдатский.

Стоит ли огорчаться по этому поводу? Думаю, нет. Конечно, прототипы этих героев были крупными и незаурядными личностями. Но их деяния не уложишь в одну пьесу, в один спектакль. Вместе с тем при всем их величии и значимости они были людьми. А театр занимается человеческими взаимоотношениями, а не царскими, полководческими, морскими, сельскохозяйственными, производственными и прочими специфическими делами. Человеческими! И только через человека он освещает все волнующие людей проблемы.