Опасное знание - Боб Альман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шляпа у неизвестного была все еще надвинута на лоб. Почти наткнувшись на меня, он вздрогнул и недоуменно остановился. Но я не стал ждать, чтобы он извинился за то, что так основательно отделал меня. Я нанес сильный удар справа по подбородку. Мой противник был очень удобной мишенью. Он покачнулся и поднял правую руку каким-то рефлекторным движением, выражающим крайний испуг. Потом он толкнул меня в грудь, как бы желая удержать на расстоянии. Но это был не удар. Я его даже не почувствовал. Отбросив его руку, я провел серию ударов справа и с лева в живот, после чего он согнулся пополам. Бой я закончил коротким, как укус, ударом справа по лицу. Он застонал, рухнул на снег и остался так лежать, широко раскинув руки. Вероятно, я ошеломил его своим неожиданным нападением. Он совсем не оказал сопротивления.
Я наклонился, взял его за шиворот, подтащил к черному ходу и с любопытством заглянул ему в лицо. Но увидел совсем не того, кого ожидал. Передо мной лежал Эрнст Бруберг.
Из носа у него текла кровь. Все лицо было как кровавый бифштекс. Шляпа свалилась. Я снова пошел к месту боя, нашел шляпу, вернулся и нахлобучил ему на голову. Чувствовал я себя неважно. Взяв Бруберга под мышки, я дотащил его до черного хода. Дверь на кухню была открыта, и я потащил его дальше, через столовую и маленькую переднюю, в гостиную. Здесь я поднял его и положил на диван. Он застонал, но глаз не открыл. Я снял с него шляпу и бросил на стол. Потом достал из кармана носовой платок и вытер ему лицо и рубашку. Виной всему была моя проклятая несдержанность. «Как я его отделал», — думал я, уныло глядя на свою жертву. Взяв бутылку с виски, я стал искать стакан, из которого Бруберг пил раньше. Это было знаком внимания с моей стороны. Я уже догадался, что Эрнст был не из тех людей, которые пьют из чужих стаканов, хотя бы и виски. Я поднял ему голову и влил немного жидкости. Он снова застонал и, открыв глаза, посмотрел на меня. Нельзя сказать, чтобы лицо его при этом озарилось радостью. Потом он опять закрыл глаза. Очевидно, ему не доставляло особого удовольствия лицезреть меня.
Я взял со стола стакан и налил себе капельку виски. Мне казалось, что я ее заслужил. Я сел в кресло, выпил виски и посмотрел на Бруберга. Живительная влага слегка обожгла гордо и наполнила желудок сладостным теплом. Я начал постепенно оттаивать. Между тем Бруберг снова открыл глаза.
— Что случилось? — пробормотал он.
— Обрушился потолок, — ответил я.
Он устало взглянул на меня и опять закрыл глаза. У него был такой вид, будто он смежил их навеки. Я вытер салфеткой лопаточку для пирожных и посмотрелся в нее, как в зеркало. Желвак на шее был большой и красный. Подбородок принял красновато-синий оттенок. Зрелище было не из приятных. Когда-то я был немного красивее. Отложив в сторону лопаточку, я попытался собраться с мыслями. Но это было не так просто. В голове у меня свистел ветер со скоростью двадцать метров в секунду, а по желваку на шее бил тяжелый железный молот. Я уже начал догадываться, что, видимо, обознался в темноте. И набросился совсем не на того, кто меня так разукрасил. Ведь когда меня самого били в саду, Эрнст сидел в комнате. Но какого черта ему понадобилось выходить в сад? И куда девался Хильдинг?
— Где Хильдинг? — спросил я Бруберга.
Он даже не попытался ответить. Только тяжело дышал и изредка постанывал. Я подошел к нему, приподнял его голову и влил ему в рот немного виски.
— Куда исчез Хильдинг?
Но он уже не имел никакого представления о том, кто такой Хильдинг. Это было слишком очевидно.
— Что тут произошло? — спросил кто-то.
Я выпрямился. В дверях стоял Хильдинг с бутылкой в руке. Он подошел к дивану и посмотрел на Эрнста. Потом поднял брови и перевел взгляд на меня.
— Ты опять подрался? — спросил он.
Он стоял совершенно неподвижно с бутылкой в руке и удивленно глядел на Эрнста.
— Однако он весь избит, — сказал Хильдинг.
— Куда ты, черт возьми, запропастился? — спросил я.
— Я? — переспросил Хильдинг, словно пытаясь проникнуть в тайный смысл моих слов. — Я ходил в погреб вот за этим.
И он помахал в воздухе бутылкой, которую все еще держал в руке. Потом несколько неуверенно взглянул на меня.
— Что он делал во дворе? — спросил я, показывая на Эрнста.
— Не знаю. Когда я пошел в погреб за бутылкой, он еще был здесь. Наверное, он захотел подышать свежим воздухом.
— Вполне возможно, — согласился я.
— За что ты его изувечил? — спросил Хильдинг.
— Здесь спрашиваю я, — насмешливо ответил я.
Этому я научился у полицейских.
— Откуда вход в погреб?
Хильдинг подозрительно посмотрел на меня.
— Из кухни, — ответил он. — Дверь возле кладовой.
— Эрнст вышел с черного хода, — сказал я. — Ты ничего не слышал?
— Погреб большой и глубокий, — ответил Хильдинг.
Он снова взглянул на Эрнста. Я бы не сказал, что в его взгляде совсем не было злорадства.
— А ведь тебе может влететь, — заметил Хильдинг. — Ты его просто изуродовал.
— Ты уже говорил об этом, — вспылил я. — Не болтай чепухи. Лучше давай подумаем, как ему помочь!
— А за что ты его так отделал? — спросил Хильдинг.
Я в двух словах поведал ему, что произошло во дворе. Показал огромный желвак на шее и живописный кровоподтек на подбородке.
— Что делал этот негодяй в моем саду? — вдруг возмутился Хильдинг.
Я рассказал ему о том, что видел прошлой ночью, когда фары машины на миг осветили изгородь. И высказал мнение, что, очевидно, этому человеку что-то нужно от хозяина виллы.
— Кто же это мог быть? — спросил Хильдинг.
— У меня есть на этот счет свои соображения, — ответил я.
Этой фразе я тоже выучился у полицейских.
— Это Герман! — закричал Хильдинг. — Он думает,
