Грубая обработка - Джон Харви

Он вспомнил телевизионную передачу, в которой показывалось, как два детектива нажимали на заключенного, чтобы добиться от него нужной им информации, и никто из них не знал о спрятанном магнитофоне, который незаметно накручивал компрометирующую их информацию. А также фильм, и один, тоже по телевидению, где полицейский изображал преступника и ходил с микрофоном, прикрепленным к его груди. Иногда их раскрывали, но в большинстве случаев все для них кончалось благополучно. Пуля из «магнума» 45-го калибра в лицо или благодарность от комиссара, иногда даже медаль на грудь – в зависимости от статуса того, под чьим руководством они выполняли это задание. А также от того, нужны ли вы будете для подобной операции в следующий раз. «Не ясно, кем ты будешь в этой истории, героем или негодяем?»

Было позднее утро, и вокруг было не очень многолюдно. В другом углу площадки сидел пожилой мужчина в плаще с засунутыми в карманы руками. Его взгляд был устремлен на что-то, что не имело никакого отношения к окружающему. Две девушки из близлежащего учреждения перекусывали, вытаскивая вилками печеный картофель из светлых пластиковых коробочек. По крутой изгибающейся дорожке, ведущей к замку, поднималась группа построенных парами ребятишек из начальной школы. Учительница шла сзади и выговаривала одному из мальчишек за то, что он сшибал носком ботинка рано распустившиеся крокусы.

«Посмотрите на это с другой точки зрения, – говорил Резник, – люди, подобные Стаффорду, не должны больше оставаться на свободе, и вы понимаете это не хуже, чем мы»

– Посмотрите на это с другой точки зрения… – Резник стоял за его стулом, засунув руки в карманы и дожидаясь, когда Грабянский поймет или, по крайней мере, хотя бы посмотрит на него. – Люди, подобные Стаффорду, не просто паразиты, это изощренные, закоренелые преступники. Они не должны больше оставаться на свободе, и вы понимаете это не хуже, чем мы.

– Кто с этим спорит? – согласился Грабянский. Это происходило в той же тусклой комнате, где невольно возникало неприятное ощущение, будто находишься в замкнутом пространстве. Под низким потолком собирались клубы сизого дыма. Норман Манн был заядлым курильщиком, он прикуривал одну сигарету за другой. – Вы правы. Как вы сказали, его нужно изолировать…

– Он – кусок дерьма, – вставил свое слово Норман Манн.

– Арестуйте его, – предложил Грабянский. – Отправьте его за решетку.

– Нам нужна ваша помощь. – Резник поставил ногу на свободный стул, не спуская глаз с Грабянского. Тот знал, чего добивается этот поляк-полицейский с легким акцентом Восточного Мидленда, он старается заставить его почувствовать свою вину, вот к чему он стремится, и он хочет вовлечь его в свои дела. Что это будет конкретно?

– У вас есть кокаин, – заговорил Грабянский, – Гарольд Рой, Мария, они дадут показания, что Стаффорд продает наркотики, что они получали их от него. – Он переводил свой взгляд с одного детектива на другого. – Так в чем проблема?

– Проблема вот в чем, – растолковал Норман Манн, – если мы пойдем этим путем, то единственное обвинение, которое мы сможем доказать, будет заключаться в том, что он передал этому Гарольду несколько граммов один или несколько раз и, если нам повезет, что ему принадлежит килограмм кокаина.

– Ну и что?

– То, что нам придется насесть на Стаффорда и выжимать из него показания. И это наверняка почти ничего не даст. Он признает свою вину, получит небольшой срок и будет ждать помилования. А пути движения кокаина останутся нам неведомы.

Детектив из бригады по борьбе с наркотиками изобразил с помощью среднего и большого пальцев красноречивый ноль. Он раздавил ботинком на полу сигарету и направился к двери.

– Я пошел в туалет, – заявил он.

– Партию кокаина, который попадает в нашу страну, – продолжал пояснять Резник, – речь идет о больших поступлениях в двести – триста килограммов за один раз – делят на части и переправляют из одного города в другой, там снова делят и так далее. Люди вроде Стаффорда – небольшие фигуры в этой цепочке, но мы полагаем, что он все же достаточно осведомлен, чтобы знать имена, контакты, методику сбыта. Ну, посадим мы его на несколько лет. Никто из главных лиц не будет затронут. У них таких Стаффордов сотни. Для них пожертвовать Стаффордом – раз плюнуть. Они могут быть уверены, что он не заговорит, и они окажутся правы, если у нас на него не будет ничего большего.

Грабянскому не нравилось, как Резник смотрит на него, ожидая ответа. Он чувствовал себя неуютно под его взглядом. Он смотрел в сторону, но каждый раз, когда поворачивал голову, его встречал пристальный взгляд Резника.

– Ну, а я-то что могу? – буркнул Грабянский. У него должны были бы потеть руки, но они были сухими. Ладони так пересохли, что стали даже чесаться. – Если бы я и хотел, я не вижу, что я мог бы сделать.

– Мы смогли бы помочь вам…

– Помочь?

– Подсказать путь, который…

– Нет.

– Нет?

– Не будем об этом.

Резник подошел к нему вплотную, и Грабянский поднялся со стула. Друг против друга стояли двое рослых, крупных мужчин.

– Нам необходимо подтверждение того, что Стаффорд является частью крупной организации и что его действия являются не случайными, а преднамеренными. Только это.

– Доказательства?

– Пленка.

– Нет.

– Джерри, вы сказали, что не хотите, чтобы он разгуливал на свободе так же, как и мы. – Резник дотронулся до руки Грабянского.

– Вы еще скажите, что это моя обязанность.

– Разве не так?

– Как честного гражданина. – Грабянский рассмеялся.

– Почему же нет?

Грабянский чувствовал на своем лице дыхание Резника, чувствовал, что рука инспектора сильнее надавила на его плечо.

– Вы уже помогли нам в расследовании многих не раскрытых ранее преступлений. Если вы будете способствовать аресту крупных дельцов наркобизнеса…

– У меня все лицо будет изрезано бритвой в первый же час, как я окажусь в их обществе.

– Тогда мы должны сделать все возможное, чтобы такое не случилось.

– Как только я попаду туда, вы ничего не сможете сделать.

– Я имел в виду: сделать все точно и своевременно, тогда вам ничто не грозит.

Грабянский задержал дыхание, медленно выдохнул воздух. Откуда-то в его ушах появился гул, мешавший думать.

– Вы это серьезно?

Резнику не было необходимости отвечать. Грабянский снова покачал головой.

– Я не уверен, что должен помогать полиции.

– Это не только Стаффорд. За ним стоят люди, которые загребают миллионы за счет здоровья нации. Вы не можете позволять им и дальше продолжать их грязную деятельность, как не могу этого позволить и я. Вы почувствуете себя лучше, когда будете знать, что они под замком.

– Слушайте, не давите на мою совесть!

– А почему тогда вы прыгнули под топор из-за, в общем-то, чужой вам женщины, которую вы впервые видели? И стоит ли рисковать попасть в тюрьму, делая искусственное дыхание совершенно незнакомому человеку?

– Тогда я не думал об этом. Просто я был там, когда все это произошло. Я поступил так, как поступил. Но то, о чем вы просите, совсем другое дело. – Грабянский посмотрел мимо Резника на дверь. – Мне нужно в туалет, – сказал он.

– Хорошо. – Резник открыл дверь и кивнул стоявшему там молодому полицейскому. В это время в комнату вошел Манн.

– Он готов помочь нам?

– Ну, определенного ответа он не дал, но я думаю, он пойдет на это.

– Конечно, пойдет. Грабянский явно делает ставку на то, что та услуга, которую он окажет обществу, будет оценена достойным образом. Он уверен, что судья будет в восторге от его сознательности и лояльности.

Грабянский надеялся, что Стаффорд не заставит ждать его слишком долго. А вдруг тот не придет совсем? Он молил Бога, чтобы все это дело прошло как можно скорее, без каких-либо неприятностей для него.

– Что там? – спросил Резник.

– Пока ничего, – покачал головой Норман Манн.

На крыше Народного колледжа распластались полицейские, одетые в синие комбинезоны, другие разместились за башенками восточной террасы замка. По обе стороны эстрады были также полицейские, которые вели наблюдение через полевые бинокли. На треножниках были укреплены видео– и фотокамеры, готовые запечатлеть все, что произойдет.

Резник и Норман Манн разместились вместе во времянке строителей под мостом возле замка. Хотя они находились на расстоянии менее ста метров от возможного места встречи, они вели наблюдение через видеокамеру, расположенную на террасе и посылающую изображение на черно-белый двенадцатидюймовый монитор. То, что записывал микрофон, находившийся под рубашкой Грабянского, передавалось им через динамик. До сих пор они слышали только городской шум и тяжелое дыхание Грабянского.

– У этого парня сердце быка, – заметил Норман Манн.

– И мошонка носорога?

– Та женщина несомненно так считает. Как ее – Мэри?