Призрак Тилацина - Влада Ольховская

Леонида Костюченко спасало лишь то, что якобы пострадал преступник. Именно это позволяло держаться за версию, что в Холмогорцева стреляла погибшая девушка, этот тип был неадекватен, он вполне мог отказаться от врача.

Но если выяснится, что Максим изначально давал верные показания, указывал на убийцу, а его никто не послушал и драгоценное время было упущено, все предстанет в совершенно ином свете. Это понимал Костюченко — да и их общее начальство тоже. Во время выговора, связанного с избиением, Яну намекали, что, если он перестанет докапываться, последствий для него не будет.

Он ничего не обещал и прекращать свое расследование не собирался. Он видел, что и начальство давит на него без настоящего гнева, скорее, в силу чьей-то просьбы. Ян ведь тоже не вчера родился — и не в самой обычной семье. Он не сомневался: если у него на руках будут все доказательства, его поддержат и на более высоком уровне.

Правда, пока с доказательствами намечалась беда, однако он все еще был полон решимости искать их. Так что вариант с переездом Костюченко машиной, а тем более дважды, откладывался.

Кто-то другой на месте Евы поддержал бы верное решение. Она же безразлично пожала плечами:

— Старайся. Предупреди, когда понадобится мое вмешательство.

При этом обиженную она не изображала, ее не задело то, что Ян отказался от помощи. Ева все равно осталась с ним до утра, и такое времяпровождение было куда приятней, чем попытки отговорить ее от убийств. Утром она даже соизволила предупредить, что вечером снова будет здесь, прежде чем отправилась по своим делам.

Ян не спрашивал ее, куда она идет. Он не был уверен, что сможет спокойно жить с этим знанием, да и своих забот у него хватало. Сегодня ему предстояло встретиться с Еленой Антонец.

Кирилл оказался прав, эта женщина действительно работала когда-то на Дану Каганову — под своим именем и легально. Лена занималась дизайном обложек и компьютерной версткой, ею все были довольны, и уволилась она лишь после того, как Дана загремела в психиатрическую лечебницу и издательство официально закрылось. Когда Каганова начала вести бизнес из больницы, Лена предпочла не возвращаться в ее команду, ей такие условия якобы не понравились.

Но эта принципиальность не помешала ей устроиться в компанию Витько под чужим именем. Внешность она тоже заметно изменила, но Ян достаточно долго сравнивал фотографии, чтобы уже не сомневаться: это она. Лена снова работала с компьютерами, но занималась не дизайном, а программированием. И все ложные данные, на который ссылался Витько, были внедрены через внутреннюю сеть компании. Тогда казалось, что Арсения не могла такое провернуть: многие устройства даже не были подключены к интернету, а в здание журналистка не заходила!

Но теперь Ян понимал, как она добилась нужного результата. Масштаб ее мошенничества оказался даже больше, чем он предполагал, честная журналистка мигом стала одной из тех, с кем боролась. И Ян очень надеялся, что хотя бы Лена сможет объяснить ему, почему.

К его предложению встретиться она отнеслась так же настороженно, как Настя Курцева, и это давало повод задуматься. Но если Настя пригласила его к себе, то Лена настояла на встрече в городском парке. Погода это позволяла: день выдался сухой, то и дело проглядывало солнце. Для прогулок все равно было холодновато, но с неба не срывался мокрый липкий снег — и на том спасибо.

Лена, утонувшая в пальто-«дутике» и широких брюках, казалась какой-то маленькой и болезненно худой. От кислотной краски в волосах она избавилась, вернув собственный русый цвет, да и краситься ярко перестала. Из-за этого Ян едва узнал ее — больше не по внешности, а по вцепившемуся в него колючему взгляду. Немногочисленные гуляющие были спокойны, и только Лена смотрела на всех загнанным зверем.

Сначала она долго и придирчиво изучала его удостоверение и лишь после этого решилась заговорить:

— Вроде, не подделка…

— Да уж надеюсь, — усмехнулся Ян, убирая удостоверение в карман. — Почему вообще возникла такая мысль? О подделке.

Оказалось, что Лена, совсем как Настя Курцева, верила, что за ней следят. Причем если Настя отличалась нервным характером, то Лена была куда более спокойной, циничной даже. Когда ей впервые показалось, что неподалеку постоянно мелькают какие-то странные люди, а в телефонной трубке при разговоре слышится техническое потрескивание, она убедила себя, что это просто разыгралась ее фантазия. Не может такого быть, кому она нужна?

Но подозрительные моменты продолжали накапливаться. За ней ходили по пустым улицам, кто-то заглядывал в ее почтовый ящик. Однажды Лене даже показалось, что ее квартиру обыскали, но она ни за что не смогла бы доказать это полиции — ничего ведь не пропало, просто вещи оказались чуть сдвинуты. Ян по собственному опыту знал: если бы она заявилась с таким в отделение, ей просто сказали бы, что она сама все перепутала, и отправили домой.

Напряжение накапливалось. Лена, работавшая на фрилансе, стала реже выходить из дома. Она не доверяла звонкам от незнакомцев, она даже в кафе теперь опасалась есть. На встречу с Яном она притащила из дома термос с горячим кофе и теперь грела об него руки.

— Вы догадываетесь, с чем это может быть связано? — спросил Ян.

— С Витько. Больше не с чем. Поэтому я и подумала, что вы от них, когда вы позвонили…

— Но разоблачение Вадима Витько произошло три года назад. Почему вас начали преследовать сейчас?

— А почему вы позвонили сейчас? — парировала Лена. — Явно же что-то случилось… Я не знаю, что именно, но у меня просто нет вариантов. Тот скандал с Витько — единственный случай, когда я связалась с откровенным криминалом.

— Неужели? Вы хотите сказать, что не были информатором Курцевой по делу Даны Кагановой?

— Была. Но при чем тут криминал? В случае с Данкой я была права.

О том, что Дана мошенничает, Лена знала уже давно. Дизайнер относилась к этому спокойно: не было у нее никаких особых моральных принципов, заставлявших бороться за справедливость, да и свою долю от добытых через обман денег она получала. Если бы все шло как раньше, Лена не стала бы дергаться.

Но в какой-то момент Дана обнаглела. Она оставалась непойманной много лет и решила, что настало время повысить ставки. Она набрала денег в долг, перевела гранты на личные счета, не собиралась выполнять заказы. Она была должна чуть ли не половине литературного мира столицы, но от всех пока отделывалась обещаниями. Если на нее пытались давить, она рыдала, ссылалась на все болезни, какие только подсказал интернет, или шла в атаку