Путь демона - Алексей Глушановский

— И последние. — Жестом руки он остановил желающую что-то сказать Младшую. — Рекомендую тебе убить ту, что принесла тебя в жертву последней. Причем именно так, как это сделала она в отношении тебя. Между жертвой и жрецом всегда имеется связь. Принеся её в жертву так же, как это сделала она, ты заставишь возродиться тот канал, что был создан Орхисом для поглощения тебя. Это должно сильно облегчить тебе проникновение в Эмпиреи. Да и послужит сигналом для Хроноса, чтобы он снял свою 'заморозку' с этого поганого мирка.

— Вот теперь все. Вопросы есть? — манерой общения в этот момент Гефест сильно напомнил Олегу школьного наставника по военному делу. И точно так же как он, Гефест никоим образом не собирался дожидаться вопросов, которых у Олега имелось великое множество. Впрочем, опыт общения с физруком сыграл свою положительную роль.

— Есть! — Выкрикнул Олег, прежде чем Гефест успел закончить свою фразу. — Вы сказали, что уничтожить Фенриан я должен самолично. И именно эмоции которые я буду при этом испытывать, и помогут возродить демона. Я правильно понял?

— Да, — Гефест пожал плечами. — Эмоции, а потом, когда демон немного наберет сил, — и души убитых людей, вот что поможет его возрождению. И что дальше?

— А что, если к моему возвращению Фенриан УЖЕ будет уничтожен, а все те люди, которым я должен отомстить, — Аталетта, жрецы, да и вообще все, — мертвы?

— Это как? — не понял Гефест. — С чего бы им это самостоятельно умирать-то?

— Я, видите ли, когда меня убивали, обозлился немножко… — вздохнул Олег, и пересказал историю с поднятой саранчой, и отданным им последним приказом. — А насколько я понял объяснения уважаемого Хроноса, пока я буду на Земле, в Эльтиане пройдет немало времени. А саранче, чтобы всех жителей там подчистую уничтожить, ни много времени, и больших усилий не требуется. Да и кроме того… Даже если забыть о саранче. Там, в Эльтиане, у меня осталось немало хороших друзей, которые наверняка пожелают отомстить за мою смерть. Боюсь, что если мое отсутствие продлиться более долгое время, чем потребуется Вереене или Виссу чтобы добраться до Вельминта, то королеву Фенриана я в живых не застану. Можно конечно будет попрактиковаться в поднятии… Но мстить зомби… Да и душа к тому времени ускользнет.

— А вот это и впрямь проблема… — Призадумался Гефест. — Впрочем решаемая. Придется конечно нарушить некоторые обычаи, но ради такого исключительного случая я на это пойду. Я предупрежу твоих друзей, что их праведная месть может повредить твоему возрождению. — Он поморщился. — Не люблю я эти божественные явления, но другого выхода похоже нет. Этим твоим Виссу с Верееной даже присниться не получится.

— Ну а Младшая, — он взглянул на свою дочь, — подбросит Аталетте одноразовый артефактик, который окончательно упокоит твою саранчу. Ну и заодно позаботится о том, чтобы у твоих врагов, которых ты вспоминал, не было ни одного шанса покинуть Фенриан. — Юная богиня лукаво улыбнулась. — Не ей папочка. У меня есть куда лучшая идея. Так мы обе проблемы разом решить сможем.

— А зачем саранчу-то уничтожать, — вмешался в их беседу Олег. — Полезные же тварюшки! Да и для выполнения этого задания они мне очень даже пригодятся.

— Вот именно для этого! Чтобы у тебя не возникло искушения быстро и легко разобраться со всеми проблемами. Убивать ты должен сам, ну или твое войско, так, чтобы ты это видел, и понимал, что это происходит по твоему приказу. В общем, — сражайся и убивай традиционным способом, а не при помощи кучи мелкой летающей нежити. Еще вопросы есть?

— Вопросов нет! — прежде чем Олег успел открыть рот, подытожил Гефест, учетший прежний опыт, и значительно ускорившийся. Он кивнул вновь расплывшемуся в сияющее облако Хроносу. Мелькнула серебристая вспышка, и через мгновение Олег увидел, что находится на той самой врезавшийся глубоко в память улице, с которой и начались его приключения, прямо в центре обгорелого пятна по форме напоминающего контуры человеческого тела, и смотрит в спины улепетывающих со всех ног гопников.

Глава шестая. Дом, милый дом!

И чего я в этом Ираке не видела? Пыльная, вонючая страна, совершенно некультурные, агрессивные жители с грязными ботинками. Ни кока-колы нет, ни гамбургеров… только ишачье дерьмо на улицах! Нет уж, не полечу я туда! Домой, скорее домой! — говорила себе под нос американская крылатая ракета, ложась на обратный курс.

… Первым от шока отошел Толян:

— Мне это не нравится, — прошептал он себе под нос, — Мне это ОЧЕНЬ не нравится, — заявил он уже в полный голос. — Мотаем отсюда, — заорал он на подельников. И очнувшаяся банда бросилась бежать.

Впрочем, далеко убежать они не успели…

Едва они выскочили из проклятого переулка, как начался какой-то кошмар. Тени от далеких фонарей, слабо освещавших дорогу, внезапно вытянулись к ним, мягкими, но надежными путами сковывая их, отвратительно склизкими прикосновениями поднимаясь все выше и выше по телу, не давая бежать, затрудняя дыхание и наполняя ума и души чувством страха и безнадежности. Затем, мерзкие щупальца тьмы внезапно сократились, отшвырнув их назад, на то самое, роковое место, которое они так старались покинуть.

Толян упал на асфальт, проехался по шершавой поверхности, сдирая кожу и громко матерясь от боли, и замер, пытаясь осознать происходящее. Переулок, до сих пор довольно темный, теперь был освещен неверным, дрожащим светом, словно от большого костра. Источник этого света находился прямо перед ним.

Он поднял глаза. Кабан и Вобла лежали рядом, тяжело дыша, и только тихо постанывая от боли. Похоже из всей троицы именно он перенес это странное возвращение с наименьшими потерями. Затем, он перевел взгляд вперед, и инстинктивно выругался. Прямо над ними возвышалась яростно сияющая, горящая темным, дымным пламенем фигура, под ногами которой плавился и горел асфальт, а излучаемый ей свет больно резал глаза, и болезненно обжигал открытые участки кожи.

Когда же Толян, прищурившись, все же взглянул этой фигуре в лицо, то не смог сдержать рефлекторного крика ужаса. Пылающие языки пламени складывались во вполне узнаваемые черты парня, которого они только что убили, вот только глаза, которые на человеческом лице были вполне живые и ясные, ныне являлись темными озерами, заполненными стылой водой презрения, ненависти и злобы. В этих глазах он не увидел ничего… Ничего, кроме смерти.

Надо сказать, что в подобных, критических моментах, когда дело касалось целостности его горячо любимой, причем, крайне желательно в неповрежденном виде, шкуры, Толян соображал очень быстро. Вот и сейчас, он не стал заморачиваться вопросами невероятности, невозможности происходящего. Он понял главное: сейчас их будут убивать, причем возможно, — особо неприятным способом, и стал действовать исходя из этого факта, предпринимая отчаянные попытки сохранить свою жизнь. Подергав руками и ногами, он убедился, что опутавшие его странные тени держат прочно и бежать не представляется возможным, после чего решил попробовать 'перевести стрелки'.