Кондотьер Сухоруков (СИ) - Кленин Василий

На этот раз я презентацию подготовил получше, излагал мысли попроще, заострял внимание только на положительных моментах. Теперь я не предлагал оценить идею «социалистической Эхутлы», а продавал ее. На каждой ступени лежал наглядный месячный «сухпай», а в отдельном кошелечке — положенные «клювики». Я показал зрителям покупательную способность наших денег. На отдельном прилавке лежали товары, которые можно было купить за один «клювик». На другом — уже за двадцать. Мы с кладовщиками заранее прикинули примерный прайс, исходя из реальной рыночной ценности товаров. Пока я решил сделать цены фиксированными (социализм так социализм!), но, возможно, в будущем мы их станем менять. В любом случае, у нас под боком находится рынок в Лабоче, где цены регулирует только «невидимая рука рынка».

Дальше началось доведение реформы до масс. По специальному графику каждый командир, бригадир, мастер должен был приводить своих людей к «алтарю» и объяснять суть «Семи Ступеней». Я старался всегда присутствовать на этих инструктажах, чтобы следить за тем, насколько правильно мои люди поняли концепцию и насколько доходчиво ее излагают. Поправлял, конечно.

Тут же на месте, перед ликом бога, всех распределяли по ступеням и фиксировали. Внезапно возникла проблема: нужен был какой-то символ, показывающий, к какой страте принадлежит конкретный человек. Символ легко производимый и желательно трудно подделываемый. Дитя Голода сходу предложил бить татухи.

— Вряд ли, — обсосав идею, я ее отверг. — Человек ведь по лестнице может идти как вверх, так и вниз. В первом случае еще можно добавлять какие-то знаки. А в обратном?

Отливать знаки из золота и меди — долго, да и позволить себе такой расход бесценного сырья я не мог. Вышивка на одежде — тоже долго, одежда меняется, опять же, меняется и положение человека на лестнице. В итоге, родилось решение простое и на редкость «индейское».

Перья!

Перья они любили: и четлане, и сапотеки, и все прочие. А я никогда не понимал ценность этих украшений. Скажем прямо — не поощрял даже такую любовь среди своих. Для меня у перьев была одна ценность: загнать торговцам и получить взамен что-нибудь по-настоящему ценное. И вот теперь мы пришли к компромиссу. Отобрали несколько птиц и ввели табу на ношение их перьев (по крайней мере, в пределах Базы) без «права Семи Ступеней». Зато каждый мой подданный обязан был носить полагающееся ему перо на голове. Другие тоже можно тулить, но определяющее страту перышко должно быть в центре и на виду.

Вышло следующее: на первой ступени все ходят бесперыми; на втором — с пером индейки (ибо было оно массово доступным); на третьем — с пером голубой цапли; на четвертом можно украсить себя пером уже довольно редкого тукана аракари; затем, конечно, шел царственный кецаль и завершал лестницу могучий беркут. Для седьмой ступени отдельного пера не было — герои (если таковые появятся) смогут носить весь «букет». Кстати, с помощью «визуализации» людям стало легче запомнить лестницу. Людей быстро стали называть цаплями, кецалями… или бесперыми (если находишься в самом низу, на первой ступени).

Постепенно реформа начинала работать, люди более-менее поняли свое место в системе, осознали, куда и как мы все идем. Когда наступил самый короткий день в году (21 декабря или около того) я решил произвести первые выплаты. У меня всё еще был дефицит денежной массы, так что последние дни металлурги отливали одни «клювики», пуская на них всю имеющуюся медь. На них ушло уже несколько сотен килограммов, но я не боялся. Это только в первый раз понадобится много денег. За 20 дней (до следующей выплаты) почти все они через склады-магазины вернутся обратно в казну.

Первый блин, конечно, вышел комом. Организовать выдачу оказалось трудно, приходилось делегировать раздачу на нескольких уровнях. Особенно проблемно это было сделать в удаленных воинствах. Кому-то чего-то не хватило, а резервов у меня почти не было. Весь день я занимался только этим, отложив прочие дела. В первый раз никто не должен быть обижен.

Но главное сегодня — это не самый короткий день, а самая длинная ночь. Практически у всех народов это особое время. Четлане длинной ночи побаиваются, жгут костры, чтобы Чужой не смог навсегда затушить солнце. Сапотеки считали ночь мистической, когда на свободу вырываются высшие силы: и злые, и добрые. Вот этим массовым настроем я и решил воспользоваться.

Едва солнце село я собрал в одном месте всю свою «империю». Я не шучу. В столицу заранее были вызваны почти все войска, на месте остались только самые зеленые новобранцы из местных. Все сапотеки, кто уже смог подняться, хотя бы, на первую ступень — тоже были здесь. Здесь были и женщины, которые занимались полезными делами (они тоже получили место на лестнице).

Тысяча человек. Без малого. Все они взволнованно перешептывались, потому что никто не знал, что будет дальше (ну, почти никто). А я ничего не объяснял.

Дождавшись полной темноты (только узкая луна слегка освещала землю), я велел всем идти за мной. Ни у кого не горело ни одного факела. Лишь у меня была лампада, свет которой подсказывал куда идти. Хотя, гораздо больше я надеялся на зоркость Серого, который вместе со мной заранее изучал путь.

Шли долго, углубляясь в ущелье на запад от Базы. Сначала путь брал круто вверх, но потом расщелина всё сильнее вгрызалась в гору. Летом здесь протекал ручеек, однако сейчас было сухо. Где-то через час наша длинная колонна оказалась в широком распадке. Здесь меня встретил Горный Хлопок и еще несколько его помощников.

Толпа накапливалась за моей спиной мной, пока я от лампады разжигал просмоленный факел.

— Пусть ко мне выйдут люди первой Ступени! — скомандовал я.

Хотелось, чтобы вышло торжественно, но началась долгая суета. Первых-то было более шестисот, многие из них еще толком не знали четланского, почти никого не знали. Но худо-бедно они ко мне выбрались. Каждому в руки выдавали по толстой сосновой лучине, и я поджигал каждую от своего факела. После помощники Хлопка уводили первых и выстраивали в распадке.

— Теперь вторая Ступень! — выкрикнул я.

«Индейки» вышли гораздо организованнее, да и было их сотни полторы. Им дали уже по две лучины. Дальше больше. Схема понятная: выходят представители очередной Ступени, получают лучины в нужном количестве, поджигают их и строятся. Покончив с этой частью, которая отняла у нас времени больше, чем дорога до ущелья, я прошел на каменное возвышение перед своим народом.

— Я собрал вас здесь этой темной ночью! — прокричал я, хотя, акустика в ущелье была отличная. — Чтобы вы наглядно увидели, как важно нести свет в мире тьмы! Знайте, каждый из вас важен! Посмотрите внимательно: свет «бесперых» не так заметен, как свет «беркутов». Но вас, «бесперых» сотни! И в итоге ваш свет ярче! Так и в жизни — труд каждого важен! Труд каждого приносит свет в нашу жизнь!

После этого я велел всем сложить свои лучины в огромное кострище, которое заранее разместили между народом и моим возвышением. Там горкой лежали смолистые ветви, которые начали медленно разгораться. Пламя огромного костра вгрызалось в пространство и уже грозило закрыть меня от людей.

— Смотрите в это пламя! Смотрите, какое оно яркое! Сколько силы в этом огне! А знаете почему? Потому что в него вложили свои усилия все вы! Ничьи лучины, даже лучины «беркутов», не сравнятся по яркости с нашим общим костром! Только тогда, когда все мы научимся жить не только для себя, только тогда, когда каждый из вас станет нести свой личный свет в общий костер — мы прогоним тьму! Мы победим самую длинную ночь!

Я уже видел, что пламя начало пожирать самые близкие ко мне сучья и пошло по заранее проложенным дорожкам, огибая мое возвышение. Сейчас важно выдержать тайминг. Разумеется, никаких репетиций не было, всё делается на глазок.

— А знаете ли вы, что случится тогда?! — срывая связки, проорал я.

Толпа взволнованно бурлила, не понимая, жду ли я от людей ответа или просто держу эффектную паузу. Паузу я, конечно, держал, но не ради эффекта. Я косил, поглядывая на пламя и вопрошая его: ну, когда уже. Наконец, полоски огня зашли мне за спину, и оттуда ударил свет! Это полыхнули двадцать литров самогонки и запасы заранее разлитой там смолы.