Выхожу тебя искать - Анна Данилова

Поздно вечером в агентство пришли Чайкин, Корнилов и Сазонов. Все пили, молча обменивались рассеянными взглядами, и каждый боялся сказать что-то не то… И вдруг Щукина заговорила. Говорила про Ивонтьева, про гинеколога Михаила Артуровича, у которого она видела цепочку покойной Шониной. Все слушали ее, не перебивая.

– Я уверена, что Юля жива и ее держат как заложницу или собираются убить как человека, который слишком близко подобрался к убийце… Поймите, они все связаны: и Иноземцев, и Рогозин, и Ивонтьев, и, может быть, даже Михаил Артурович. К ним в руки попали драгоценности Инны Шониной, которые мог украсть у нее Захар Оленин… Скажите мне, пожалуйста, Виктор Львович, – обратилась она к Корнилову, старшему следователю прокуратуры, – алиби Оленина надежно? Вы точно знаете, что в день убийства его не было в городе?

– Точно. Мы проверяли несколько раз. Его видели в нескольких местах. На станциях. Кроме того, имеются билеты до Р. и обратно на его имя.

– Мне очень жаль, что в лаборатории, куда я отправила записку, адресованную Инной Шониной Оленину, мне так и не смогли ответить, когда же она была написана. Кроме того, ручка, вернее, паста или гель, которым эта записка была написана, очень странного цвета – темно-вишневого…

– А что же тут странного? – спросил захмелевший Сазонов, которому уже порядком надоели эти похоронные посиделки; он всем своим видом показывал, что ему пора домой. – Темно-вишневая… мало ли. У этих гелевых ручек… самые разные оттенки…

– А вот и нет. Я занималась этим вопросом, и мне удалось выяснить у оптовых торговцев канцелярскими принадлежностями, что гелевых ручек темно-вишневого цвета в нашем городе не было. Нет их и в Москве на оптовых базах. Я пересмотрела много таких ручек и взяла образцы всех оттенков. Поверьте мне, такой ручки нет ни у кого.. Разве что та, которой писали, была привезена из-за границы…

– По-моему, Наденька, вы несколько отвлеклись… Нам нужно искать убийцу Орешиной…

– Женщин кто-то истребляет, – подал голос Корнилов; он сидел с озабоченным видом и вырезал из сырных пластин кленовые листья. – Мои люди с ног сбились, но ни одной зацепки не нашли… На лодочной станции, где было совершено убийство Еванжелисты, ни в день убийства, ни до этого не было ни одной женщины… Вы понимаете, что я хочу этим сказать? Что туфли на шпильке, да еще к тому же маленького размера, каким-то образом надевал мужчина. Но ведь у мужчины не может быть такая маленькая, ну просто детская ножка…

– А что, если это ребенок? Подросток? – предположила Щукина.

– А может, лилипут? Карлик? – подал голос Шубин. Он тоже уже не скрывал своих слез и теперь сидел с отрешенным видом, ни во что не веря и страдая невыносимо от сознания невосполнимой потери.

– Может, и лилипут… разные истории бывает… – сказал со вздохом Корнилов. – То же самое касается и детского садика… На крыльце следы туфель есть. А вот на дорожке, ведущей к воротам, ни одного следа, словно эта женщина или мужчина переобувались нарочно для того, чтобы наследить этими самыми каблуками… Честное слово, какая-то чертовщина… И в теплице, где сплошная земля, отпечатки туфель нашли только неподалеку от трупа. А на дороге, ведущей к входу, нашли вообще странные следы… Как бы отпечатки мешковины…

– Значит, переобувался… возможно, после совершенного убийства. Да и стрелял из пистолета с глушителем, потому что никто выстрелов не слышал, – сказал Крымов. – Но зачем ему… или ей… зачем им Юля?

– Ее убили, а машину столкнули в пропасть, – сказал Игорь. – Это же ясно как день…

– Но наши люди прочесали все посадки, всю лесополосу, дошли до соснового бора, но там, видать, большая группа отдыхающих развлекалась, так что никаких следов…

Шубин бросил взгляд на Крымова. Тот молчал. Молчал и не собирался рассказывать о том, кто именно развлекался в лесу и каким образом. Шубин вдруг подумал: а что, если и Сазонов с Корниловым иногда принимали участие в таких зрелищах, вернее, были зрителями этих зверств? Люди – оборотни, не знаешь, чего от них ждать… Быть может, Крымов тоже так подумал, а потому решил не рисковать и не рассказывать им о собачьих боях?

– Время идет, – говорил Крымов Сазонову. – Время идет, а дела наши стоят. А что будет теперь, когда исчезла Юля, я вообще не знаю… Сегодня целое утро думал о том, как и где ее искать, но ничего не придумал…

– Ты, наверно, всю ночь не спал, поэтому тебе в голову ничего и не пришло. А я подумал вот о чем. Что, если твоя Земцова затаилась нарочно? Тебе такое в голову не приходило?

И тут Крымов взорвался. Он кричал на Сазонова, называл его «лентяем, вымогателем, свиньей, скотиной». Потом выбежал на улицу. Он понимал, почему Сазонов так себя вел, – ему проще было никого не искать. Больше всех работала Юля. Она везла основной груз, и теперь, когда ее не стало, Сазонов будет находить тысячи причин, только бы ее не искать…

Он понимал: теперь работать ему станет намного сложнее. И перекроются многие информационные каналы. И никакие деньги не заставят подчиненных Сазонову людей работать на Крымова. Будет приказ – и появятся препоны.

Он никогда не любил Сазонова – считал его бездельником, болтуном и любителем поживиться за чужой счет.

Крымов сел в машину и открыл в ней все окна. Жара спала, ветер теребил волосы. Машина летела по улицам города навстречу непогоде, смури, дождю…

Перед глазами все расплывалось. Крымов то и дело доставал носовой платок и утирал слезы.

Остановившись у городской клиники, он выскочил из машины и взбежал на второй этаж. Остановился перед табличкой «Гнойное отделение». Но в кабинете Иноземцева не оказалось. И тогда Крымов поехал к нему домой.

Он долго и упорно звонил, пока за дверью не послышались торопливые шаги.

– Кто? – услышал он знакомый голос.

– Открывай, бестия… Это я, Крымов!

Дверь распахнулась, и он увидел закутанного в длинный темный халат Иноземцева.

– Господи, разве можно так звонить? – спросил он, впуская Крымова, заглядывая ему в глаза. – Я не один… – прошептал он, гримасничая и яростно жестикулируя, давая понять, что дальше коридора продвигаться не следует. – Она не одета…

– Послушай, меня твои бабы, Иноземцев, не интересуют… Как и мужики…

Всем известно, что ты дерьмо… У тебя Юля была? – Крымов втолкнул расслабленного и ошарашенного таким оборотом дела Сергея в кухню и прикрыл за собой дверь. – Ну же, отвечай!

– Нет, не было… С какой стати?

– А с такой, свинья, что она должна была вчера увидеться с тобой и расспросить про кольцо Шониной… Так вот. Она поехала к тебе, а спустя несколько часов ее машину взорвали и сбросили в овраг. В пятнадцати километрах от города… Вот я и спрашиваю тебя: где она? Куда вы ее дели?

– Н-никуда! Ты что, Крымов, хочешь повесить на меня убийство Земцовой?

– Убийство? Кто сказал, что убийство? Ты что, знал, что ее убили?

Отвечай!

– Я ничего не знаю, мне нечего отвечать… И кто дал тебе право так со мной разговаривать? Ни о каком кольце я ничего не знаю… И вашу Шееву… тоже…

– Не Шееву, а Шонину, понятно? Инну Шонину какая-то скотина в прошлом году привязала к кресту в Затоне и сожгла… А ее кольцо, которое ей подарил брат, – с бриллиантами – оказалось у тебя. Откуда оно у тебя?

– Я не знаю ни про какое кольцо!

Иноземцев был непробиваем. Тогда Крымов ударил Иноземцева по физиономии – да так, что тот упал прямо на кухонный стол. Со стола посыпалась посуда, зазвенело стекло… Но на шум, как ни странно, никто не прибежал…

Пока Иноземцев приходил в себя, Крымов бросился в комнату, где застал парочку, совершенно не обращавшую на него внимания. Широкая кровать – это все, что им было нужно на сегодняшнее утро. Они не заметили отсутствия Сергея и продолжали заниматься своим делом. На столе стояла пустая коньячная бутылка, на блюдце красовались дольки апельсина. У женщины были длинные рыжие волосы и очень белое тело. Мужчина же был огромен; тело его поросло густой черной шерстью. И оба – изрядно пьяны.

Крымов вернулся на кухню, где Иноземцев делал себе примочку из льда, завернутого в полотенце.

– Одевайся, поедешь со мной. Ты подозреваешься в убийстве Юлии Земцовой, – сказал Крымов, тяжело дыша. – И больше здесь, в этой мерзкой квартире, ты не услышишь от меня ни слова…

– Помилуй Бог, Женя, зачем все усложнять? У тебя могут быть большие неприятности, если ты не оставишь меня в покое…

Услышав такое, Крымов утратил над собой контроль. Он овладел собою, лишь сообразив: еще секунда – и задушит Сергея, лицо которого налилось кровью.

Крымов ослабил хватку.

– К-кольцо мне дала одна женщина… я ее лечил… – прохрипел Иноземцев. – Имени не знаю, ничего не знаю, ее держали на даче, в Затоне…

– И от чего же ты ее лечил?

– Она была… как труп… Мы лечили ее вместе с Ивонтьевым, это он мне позвонил и рассказал о вчерашнем визите вашей Щукиной к Мишке, у которого цепочка с головой Нефертити… Послушай, мы здесь ни при чем, это наши гонорары…