Зима в зеркалах - Наталия И. Новохатская

на пару крупных псов, пока не решивших, что целесообразнее, обнюхаться или оскалить зубы. Но в целом краткая встреча прошла нормально, особенно после того, как Миша завалился в свободное кресло и вежливо заметил, что он подождет, поскольку бизнес – дело святое. Естественно, после такого замечания Валентин закруглился и заметил, что вскоре меня известит о времени намеченного мероприятия. В прихожей компаньон вынес вердикт почти неслышно за шелестом одежд и скрипом двери.

– Да, это экземпляр! Побрякушки свои запри крепче! – сказал он.

Я так же тихо послала Вальку к общему другу дьяволу и, закрывши за ним дверь, выкинула из головы прочие демонические силы. С меня вполне хватало Миши.

Путешествие в астрал

От оккультных тем пришлось отдыхать недолго, буквально через день Валентин оповестил, что на ранний час пополудни назначен визит к Лейле, иначе Ляле Алибеговой, сестре покойного Нурлана.

– Люди они простые, безумную твою подружку ждут с нетерпением, а ты держись в тени, – напутствовал Валентин. – Главная задача, чтобы запомнили ее, а не тебя. Как у Честертона, помнишь рассказ про почтальона-невидимку? Если их спросят, кто был и зачем, они поклянутся Азраилом, что ясновидящая приходила одна, усекла?

– А если картинка не найдется? – спросила я.

– На нет и суда нет, – сухо информировал Валька и добавил. – Но будет кисло. Меценат бьет копытом, вынь да положь! Прямо не знаю, что делать. Остается самому сфабриковать, не иначе. Или устроить спиритический сеанс с духом Вени Малика – пусть покойник подскажет.

– А ты инженера поищи, – посоветовала я. – Лысого.

– Кто его знает, живой он или нет, – с досадой ответил Валька. – Живых искать не велено, дело вытанцовывается сугубо потусторонее. Только мертвые знают ответ

– Тогда беру предложение обратно, – опомнилась я. – Не желаю, чтобы дальнейшие трупы несли к моему порогу.

– Типун тебе на язык, дитятко, – взмолился Валентин. – Каких мертвецов тебе еще не хватает! У меня переизбыток, иди себе и беседуй с ними, машина заедет в два, Татьяну подберете у задних ног Кутузова.

– Бедняжка, – заметила я. – Зачем ему четыре ноги?

– Их даже шесть, если вместе с конем, – поправился Валентин. – Как раз этой лошадке приделали самый нужный атрибут, чугунный и крупный. Помнится, в прессе шла

– полемика. Скульптор не учел, что князьям на кобылах ездить было зазорно, пришлось срочно сменить пол. Тому конному монументу, у которого мы с Антоном берем колнунью.

Ненужный разговор о памятнике, переменившем пол, подсознательно запал в память, и, собираясь к визиту в качестве чародейской подручницы, я не преминула оформить свою незаметность в стиле "унисекс". Надела темные джинсы, длинную рубаху поверх майки, дополнила наряд мальчиковыми ботинками и старой курткой в три-четверти, а волосы туго связала сзади шнурком. В подобном обличье я могла спокойно сойти за ученика чародея любого пола. Далее отвергла темные очки, но приспособила для маскировки лица широкую белую ленту через лоб, намек на культовые посвящения. Если сразу не повяжут за приверженность японскому богу, то очень скоро перестанут замечать, а уж индивидуально точно не приметят. Не забывать бы только хранить на лице хмурую неприветливость, то бишь фирменное выражение.

К памятнику Кутузову на транссексуальном коне (оба как выскочили из круглой Бородинской панорамы, так и застыли от обилия впечатлений) мы подъехали много раньше Татьяны, и Валька, выкроив время для напутственного слова, одобрил мой вид, и решил слегка подправить найденный образ.

– Прямо-таки Джоди Фостер в "Молчании ягнят" – похвалил шеф. – Помнишь, как она ломится сквозь подлесок в первых кадрах? Тогда будешь не просто ассистентом, а телохранителем. Она из пушки лихо палила, Джоди эта самая, в роли фебеэрошной девушки. Учиться тебе поздно, но пушку вполне можешь подержать. Тебе пойдет.

С этими словами Валька поднес мне гротескного вида пистолет и стал показывать, как его надо пристроить на ремнях в области подмышек. Чтобы был не явственно, но виден.

– Побойся Бога, – я попыталась отговорить компаньона. – К чему мне оружие, я стану опасной для окружающих или себя прострелю насквозь. Всегда обходилась подручными средствами.

– Я знаю, испытал на себе, – согласился Валька. – Но это для камуфляжа, и пушка у тебя экспериментальная. Как у Жюль Верна, стреляет электрическими разрядами, парализует локальные нервные центры, так что стреляй в себя на здоровье. В крайнем случае побудешь с костяной ногой пару часов. Но только в голову никому не меть, ладно? Хотя, о чем я, стреляй на здоровье, все равно не попадешь. Если выйдет случайно, то судьба у них такая.

Пока я приспосабливала фантастическую амуницю под рубаху, стараясь при этом не выстрелить, к Кутузову сзади подкралась Татьяна, и Валька пошел ее подбирать. Какие инструкции получила Танька, я не знаю, Валька подвел ее к тачке, усадил на переднее сиденье и был таков.

Антон, аргусовский бессменный водитель, знал маршрут следования заранее, и мы поехали не отвлекаясь. Надо отметить, что с Антошей Татьяна поздоровалась довольно приветливо, а меня едва заметила. После чего я боюсь, что у моего приятеля Антона сложилось ложное представление о расстановке сил. Судя по частым взглядам в зеркальце, друг-водитель ожидал момента, когда придется встать на мою сторону в открытом столкновении. Антон даже мог заподозрить, что табельное оружие Валька выдал для усмирения контрдевушки, которая проявляла столь неприкрытую враждебность. Антоша, по всей видимости, подзабыл армейские будни или не сообразил, что Татьяна пользует неуставные отношения. Девушке показалось, что она стала главнее, поэтому ни о каком проявлении приличных манер не могло быть и речи. Если Валька назначил ее старшей по кухне, то она постарается, чтобы я изведала все прелести подчинения. Догадайся Татьяна хоть на мгновенье, что стервец намеренно поймал ее на простенький крючок, чтобы обеспечить броское прикрытие, то оружие для защиты понадобилось бы ему самому вплоть до конца жизни. Так что я не могла рисковать и делала вид, что обижена, но вынуждена сносить унижения от старшего по званию.

Признаюсь со стыдом, но Татьяну я жалела сверх неоходимой меры и ничего не могла с собой поделать. После того, как Владка Ким рассказала по секрету, что мать Тани покончила с собой, когда дочке было двенадцать лет, а через полгода девочку изнасиловал трудный подросток чуть старше годами, я не могла ни обижаться, ни сердиться, ни послать девушку к черту, сострадание преобладало.

В хорошо отделанную квартирку на старом Арбате мы с Татьяной взошли вдвоем, но дальнейшие действия она предпринимала одна, руководствуясь вдохновением. Миленькой темной девушке без возраста, Ляле Алибеговой, меня не представили, только буркнули: "это со мной". Дальнейший ритуал гостеприимства меня миновал, хотя Ляля несколько