Тролли в городе - Елена Хаецкая

Всадника позабавил ее важный, серьезный тон. Он наклонился с седла:

– Так не принесешь ли ты мне питья?

Во всех историях солдат просит у девушки напиться – с этого и начинаются приключения.

Но такая история вовсе не нравилась Енифар, потому что Енифар не такая, как другие.

– Неподалеку есть ручей, – сказала девочка, неопределенно махнув рукой. – Там и напьетесь, и вы, и ваши лошади. Буду я еще ради такой малости бегать домой! Да меня мать сразу отдерет за волосы, едва лишь увидит. Нет уж, я лучше здесь пока посижу.

– Твоя мать дерет тебе волосы? – удивился всадник. – Разве матери так поступают?

– Моя – точно, – сообщила девочка и тряхнула головой. – У меня-то волос много и все крепкие, но и ей много чести – за них дергать.

Всадник нахмурился:

– Странно ты рассуждаешь о своей матери.

– А чего ж тут странного, если я ей не родная, – объяснила Енифар. – И мне совсем не хочется, чтобы обо мне так думали, будто я ей родная.

Солдат немного поразмыслил над этими словами.

– Почему ты так решила?

– Потому что меня подобрали в канаве, – сказала Енифар. – Вот почему! Об этом вся деревня знает. Все видели.

– Как тебя зовут?

– Енифар.

– Красивое имя… Неужели мать, которая тебя не любит, дала тебе столь красивое имя?

– Ты какую мать имеешь в виду? – прищурилась Енифар. – Ту колотовку, которая мне хочет руки изувечить? – Она показала свои тонкие смуглые пальцы с розовыми ногтями. – По-твоему, вот этими руками я должна выдергивать из грядок кусачие сорняки и стирать грязную одежду? Ты видел, какая толстая одежда у крестьян? А если видел, то сам подумай, разве могли такие люди дать мне подобное имя!

– Откуда же оно у тебя? – улыбнулся солдат. Он все еще был уверен в том, что девочка его разыгрывает.

– Меня подобрали вместе с именем, вот откуда, – уверенно ответила Енифар. – В первые два дня я была у этих крестьян совсем без имени, потому что как раз в то время оно ненадолго отошло от меня – искало поживы. Ему хотелось и вкусно поесть, и сладко попить, и вообще посмотреть на красивое. А когда оно вернулось, насытившись, меня в канаве уже не оказалось. И оно побежало искать меня, а я тем временем все кричала как сумасшедшая, без перерыва, и надрывалась, покуда оно ко мне не вернулось. Ну а уж после этого мы стали жить-поживать, не так чтобы совсем уж счастливо и спокойно, но без громких воплей… Я и теперь никогда не кричу, даже когда меня бьют.

Тут Енифар окончательно проснулась, зевнула еще несколько раз и рассмотрела отряд хорошенечко. Среди всадников Енифар заметила весьма странную фигуру: некто сидел на лошади, сгорбившись, и угрюмо смотрел на свои руки. Этот некто, в отличие от светловолосых солдат из замка, был черен как головешка; его засаленные патлы свалялись и в беспорядке падали на спину и плечи. Почувствовав на себе взгляд Енифар, он поежился и вдруг резко обернулся к девочке.

– Ой! – воскликнула она удивленно. – Вот это да! Это же тролль! Где вы его подобрали?

– Неподалеку отсюда, – ответил солдат. – Поэтому я и говорил тебе, что девочкам лучше находиться дома и помогать маме.

– А я тебе уже ответила, почему не намерена этого делать, – заявила Енифар. – Ну надо же, настоящий тролль! Впервые вижу вот так, чтоб близко.

Она подошла к пленнику вплотную. Он закрыл глаза, чтобы она не могла заглянуть в его душу, и сжал губы. Енифар подобрала с земли палку и с силой ткнула пленника в живот. Тут-то он живо распахнул глаза, и рот его тоже сам собою раскрылся.

– Ага! – обрадовалась Енифар. Она внимательно рассматривала его, посмеиваясь от удовольствия, а если он отворачивался, снова тыкала в него палкой. Он красил свои длинные зубы ярко-синей краской, а на скулах нарисовал спирали, только теперь эти узоры разъело жгучим троллиным пóтом.

Потом Енифар повернулась к солдату:

– А что вы собираетесь с ним делать?

– Отвезем в замок.

– Он там умрет?

– Наверное… Они все там умирают, – ответил солдат равнодушно.

Тролль неожиданно вздрогнул, но вовсе не от этих слов, как можно было бы заподозрить, а оттого что впервые увидел Енифар по-настоящему.

Не жалкую деревенскую дурочку, ни на что из крестьянской работы не годную, и вовсе не уродку и замарашку, какой считали ее люди. Нет, он увидел Енифар такой, какой она была на самом деле: тролленок самых лучших кровей, маленькая принцесса с пылающими угольными глазами, с неистовыми волосами, с запястьями, которые не ждут, не просят, но требуют браслетов, и притом самых красивых и таких, чтоб звенели. За право укусить шелковистый хвостик Енифар прольется кровь лучших и самых знатных, а брызги ее смеха ни один из них не посмеет стереть с лица, так драгоценны они.

Потому что в мире, где две луны лениво ползают по ночному небу, не ведая ни цели, ни маршрута, нет ничего более драгоценного, чем троллиха знатного рода.

Пленный тролль опустил веки, стыдясь Енифар, и сколько она ни колотила его после этого, не посмел больше взглянуть на нее.

Второй раз неприятная гостья из «жил…виса» явилась через несколько дней.

Ее пришлось впустить в квартиру, потому что она уже один раз была здесь и доказала свое право переступать порог.

Дети тайком выглядывали из комнаты и видели, как она входит. А она их не видела.

Она не видела желтоглазую девочку четырнадцати лет, в джинсах и топике со шнуровкой на груди. Она не видела одиннадцатилетнюю крепко сбитую смуглянку в розовом платье с оборками. Она не видела худенького улыбчивого подростка в шортах и смертоубийственной черной футболке с черепами, которая доходила ему почти до колен. И наконец, она не видела горбатого уродца с лохматым личиком – этот носил нелепый джинсовый комбинезон с вышитыми ягодками на груди.

Она стояла в прихожей и смотрела на сей раз не в свои бумаги, а прямо на мать четверых спрятанных детей. Смотрела и молчала.

«И что же та мама? – спросила бы сейчас Енифар, если бы она, а не подменыш, слушала эту сказку. – Как она поступила?»

Потому что Енифар была бы чрезвычайно взволнована: приближался тот самый момент в повествовании, когда злая воля должна разлучить мать и ее деток, и это – самый горький момент, но без него и сказки бы не случилось.

«Мама, говори же скорей, как поступила та мама, когда злая гостья с дребезжащим сердцем и смятой в комок душой вошла в квартиру?»

Да, Енифар дергала бы мать за рукава и за волосы и заставляла бы все бубенцы в ее прическе вздрагивать и звякать, пока Аргвайр не заговорила бы снова.

Вот что вышло из всего этого, Енифар, слушай…

Гостья носила деловой костюм с квадратными плечами. От всего ее облика разило женским неблагополучием. Иногда так пахнет в старых нотариальных конторах с линолеумными полами. Входишь и сразу понимаешь: все женщины, которые здесь работают, несут на себе печать женского старения, все они заклеймлены этим. Их лица покрыты неопрятными пятнами, их одежда бунтует, не желая облегать столь некрасивые тела, и поэтому ерзает и сползает, а под мышками вдруг обтягивает и идет морщинками. И хотя разные предметы женской гигиены рекламируют по телевизору красивые молодые девушки, именно при взгляде на этих женщин сразу же приходят на ум разные штуки, которые «дарят» свежесть, уверенность в себе и прочие блага. Эти женщины просто нашпигованы такими штуками, но ни свежести, ни уверенности у них нет и в помине.