Семь крестов - Николай Прокошев

– Все в порядке. Смотрите, – аккуратный обрубок правой руки светящегося от радости Гуннара не обвисал лохмотьями, не кровил, не имел повреждений, а выглядел, как если бы прошло несколько месяцев с момента ее потери. – Добрый колдун исцелил меня!

– А где же наш маленький помощник, подавись им Галифакс? – английский лучник стоял снаружи на лесенке и, удивленно подняв брови, пытался рассмотреть происходящее сквозь нешироко расставленные ноги Гектора.

– Он исчез… – разведя худыми руками, Матиас продолжал удивленно озираться внутри пропахшего неведомыми въедливыми запахами домика. – Вицель ссыпал остатки моей соли себе в башмак. Вдруг откуда-то из-под пола возникло серое облако, а когда оно рассеялось, его уже не было.

– Чертовщина какая-то, – Пес с подозрением оглядел место, куда указал мальчишка. – Как же он мог исчезнуть? Не нравится мне все это. Ладно, Гуннар, ты можешь идти?

– Скажу больше – я могу бежать. Быстрее всех вас вместе взятых. Я же говорю, этот добряк здорово мне помог. Даже дышится как-то легче.

– Не сказал бы. Такая вонища стоит, даже Галифакс чихнул. Предлагаю поскорее отсюда убраться, пока карла не заявился вновь.

Когда пять человек и одна невидимая собака выбрались на свежий ночной воздух, Матиас подробно рассказал о том, что произошло в странной хижине не менее странного хозяина. Оставшись с Гуннаром наедине, не считая паренька, Вицель вытащил из своего «волшебного» сундука какую-то коробочку, из которой насыпал на рану викинга желто-коричневый зернистый порошок, похожий на серу. Это заставило чудных синих насекомых с жадностью наброситься на пахучую присыпку. Они начали прожорливо поедать приманку, что только усилило их туманное синее свечение – от летучих огоньков свет стал распространяться все дальше в воздух, собираясь в единый плавный и густой поток. Затем он принялся затягиваться в котел, который от такой добавки стал бурлить еще сильнее. Именно тогда викинг завопил первый раз.

Насытившись, насекомые заняли свое прежнее место в углу потолка. Далее Вицель, снова забравшись на сундук и взмахнув своим сучковатым посохом, подъехал к столу и слегка приподнял ладонь тыльной стороной вверх. Данное действие вызвало у стола любопытную реакцию: старинный предмет мебели, заваленный всякими колдовскими штучками, задрожал, затрещал, надломился и из трещины закапала легкая жидкость.

Но еще любопытнее было то, что, во-первых, каждая капля имела свой оттенок: одна – серый, другая – красный, третья – черный и так далее. Во-вторых, капель попадала не на пол, а на потолок, то есть жидкость текла вверх. Низкорослый колдун подставил посох под неторопливый ручеек, собрал несколько капель и приложил смоченную палку к ране Гуннара. Раздался второй истошный крик.

Последующее вообще сложно поддавалось осмыслению. Вицель, сняв с себя долбленый деревянный башмак, сыпанул туда соли, принесенной Матиасом. Вдруг, как в старых немецких сказках, снизу выросло пухлое серое облако, которое заполнило собой всю хижину. Когда оно рассеялось, в домике не оказалось ни карлика, ни его светящихся насекомых. Гуннар закричал опять и, наконец, пришел в себя.

Вот что творилось в диковинной хижине странного коротышки, пока одна троица находилась внутри, а другая снаружи. Удивленно пожав плечами, недавние участники битвы под Танненбергом собрались было продолжить свое ночное путешествие, как ставший в одночасье здоровым викинг попросил уделить ему несколько минут их драгоценного внимания.

Второй рассказ был не менее захватывающим, чем первый. Пока друзья тащили Гуннара на себе, он не раз терял сознание. Но тогда скандинав просто впадал в забытье и ничего, кроме тьмы, не видел. В домике карлика он снова провалился в беспамятство за той лишь разницей, что тьма уже рассеялась. Ему привиделся какой-то человек в длинных белых одеждах, который, сидя на завалинке, грыз яблоко.

Незнакомец сказал, что если Гуннар не перестанет воевать, то умрет жалкой и позорной смертью и боги откажутся принимать его на вечном пиру. Напротив, викингу следовало нести мир и созидание на этой бренной земле. Правда, сначала нордическому воину следовало отречься от своих боевых убеждений, ответив три раза «Да!» на главные вопросы: «Готов ли ты оставить меч?», «Готов ли ты принести покаяние за всех тобой убитых» и, наконец, «Готов ли ты, если понадобится, отдать свою жизнь за вечный мир?»

Каждый ответ приносил Гуннару невыносимую боль, заставлявшую обычно терпеливого скандинава срываться на истошный крик. Как бы там ни было, викинг мужественно перенес все страдания. Довольный его покладистостью, неизвестный отшвырнул огрызок подальше и взамен согласился исцелить тяжелую рану.

Никакого карлика и синих жучков воспрявший духом датчанин припомнить не смог. Зато он торжественно объявил друзьям, что его чудодейственный избавитель указал ему, где неподалеку есть ручей, у которого постоянно пасутся пять диких коней. Чародей уже попросил скакунов домчать славных путников до места их назначения.

В завершение своей проникновенной речи Гуннар добавил, что дальше города с ними не поедет, потому что останется там постигать все недоступные ему ранее тайны бытия.

В недоумении глядя на друга, Тронд неподвижно простоял добрых десять минут. Это могло бы длиться и дольше, но в его раздумья вторгся Джаспер, и викинг, стряхнув с себя оцепенение, довел до сведения всех присутствующих, что отпустит Гуннара. Только при одном условии: если у ручья действительно дожидаются лошади, которые сами доставят их в Шветц.

Капитан стрелков предложил напоследок осмотреть дом Вицеля, вдруг там найдется что-нибудь стоящее. Но в хижине ничего более или менее путного не было, даже сухарей. Разве что стоявший у порога маленький жбанчик с водой помог беглецам хотя бы немного утолить жажду. В конце концов с помощью Галифакса можно было отправляться в недальнюю, если верить Гуннару, дорогу.

В Мариенбурге

Серебряный лунный свет, привычно просачиваясь сквозь листву и ветви, нехотя пропадал в мягкой лесной почве. За пятеркой припозднившихся путников с интересом наблюдали некоторые обитатели чащобы: три рыжих белки, два усталых дятла, одна наглая лисица и ее давний почитатель, вечно смурной и жующий поганки лось.

Сухие ветки и изнеженная трава, не привыкшая к людским сапогам, сердито шуршали под осторожной поступью ночных путешественников. Грибы и ягоды шепотом ругали непрошеных гостей. Могучие деревья сварливо качали верхушками, желая, чтобы чужаки поскорее исчезли из принадлежавшего только им, лесным обитателям, заповедного бора. Судя по недовольному ропоту ветра, незнакомцам здесь рады никогда не были.

Наконец показалась нарядная, блестящая лента прохладного ручья. Вода, в отличие от остальных своих соседей, с радостью напоила друзей и наполнила их фляги. Смочив губы странникам, ручей повел их за собой к открытой приветливой прогалинке, где облюбовал себе местечко. Здесь он вырыл уютную ямку, в которой и поселился с незапамятных времен.

Вместе с ним проживал его сын по имени пруд, который родился и вырос в этой ложбинке. Пруд, весь в отца, был жителем очень гостеприимным, поэтому в такой поздний час пригласил к себе пятерых друзей. Пять рослых, пегих, с белой грудью жеребцов, наклонив головы, о чем-то мирно беседовали с хозяином. Подмигнув знакомым Вицеля, отец-ручей пригласил их зайти к вечно молодому и бодрому сыну-пруду.

– Как считаешь, куда делся ряженый карлик? – Пес, не переставая удивляться тому, что кони сами пошли в нужную сторону, повернул голову к Матиасу, ехавшему по правую руку от него.

– Я думаю, господин Гектор, что в полу имелось отверстие, как крышка погреба, – парень оглянулся, но ни пруда, ни лесной лачуги давно не было видно. – А под сундуком у него я заметил колесики. Сдается мне, он не махал посохом, а отталкивался им от пола, чтобы подкатить куда надо.

– Он успел тебе что-нибудь рассказать?

– Да, господин. Вицель оказался очень разговорчивым человеком, а может, просто давно ни с кем не говорил. Он сказал, что служил у болгарского царя Ивана Шишмана придворным шутом. Но однажды провинился и его изгнали.

– Вот почему карлик был так необычно одет…

– Он слонялся по миру, пока не встретил одного человека, – кивнув на Гуннара, чья лошадь шла впереди, Матиас покосился на Пса. – Того, о ком говорил ваш раненый друг. Кудесник сказал Вицелю, что ему суждено быть отшельником до тех пор, пока он не сварит особый отвар.

– Какой еще отвар, разрази их Галифакс? – Уортингтон с любопытством слушал парнишку из Остеродского комтурства.

– Сначала он указал Вицелю на то место в прусской чаще. Там он и остановился, сколотил себе дом и принялся варить свое зелье.