Тени сумерек - Берен Белгарион

Гили ощутил легкий толчок в спину — и мурашки побежали меж лопаток, прежде чем он сообразил, что толкается во сне Айменел, с которого Гили стащил плащ, натянув его на себя. Гили разжал напряженную руку — эльф снова завернулся в свой край плаща, прижимаясь к человеку — спина к спине. Ночь была, прямо скажем, не из самых теплых. А жуткая сказка Берена стала такой, что Гили боялся и закрыть глаза, и держать их открытыми.

— …И восстали против него иные среди нас, говоря: «Теперь мы знаем, кто здесь — истинный наш Отец, а кто на самом деле — Тьма, поглощающая нас. Этот, в Доме-На-Холме, и есть Тьма, он в ней живет и питается ею, а еще — нашей кровью. Не станем служить ему!» И прочие из нас в страхе перед Повелителем убивали их и преследовали тех, кто пытался бежать, а если настигали — убивали тем способом, который был более всего любезен сердцу Повелителя и его верных слуг, наших владык: сжигали на костре. И в самом деле, после таких жертв страдания наши смягчались ненадолго. Но кое-кому удалось убежать, но и они не скрылись от гнева Голоса, потому что тоже падали ниц и строили Дом. И вот достигли они обещанного края, последнего берега — и что же? Враг уже ждал их там…

Протяжно и гулко заухала сова. У Гили сердце провалилось в живот. Он старался не двигаться и не дышать.

Берен замолк, потом сбросил плащ, встал на колени у костра, раздул огонь и подкинул веток. Маленький котелок встал в угли, Берен снова завернулся в плащ и сел, облокотившись на седло.

— Вот это и есть то, что утаила от тебя Андрет, — прошептал он. — Что скажешь, Ном?

Финрод глядел в игру огня на углях сквозь полуприкрытые веки.

— Все как обычно. Сначала — «учитесь», потом — «повинуйтесь». Чего-то в этом роде я и ждал. У нас он начинал точно так же, только действовал осторожнее и до «повинуйтесь» не успел дойти.

— Ты запишешь?

— Конечно.

— Не упоминай меня. Напиши — Андрет, со слов Аданэли из народа Мараха.

— Хорошо. Как странно, что она не рассказала этого мне сама… Сколько тебе было лет?

— Пятнадцать или шестнадцать… Как вот этому спящему красавцу. Мне, сыну младшего сына, суждено было стать Мудрым, аксаниром. Она еще о многом хотела рассказать, да не успела… Война… Так что не вышло из меня Берена Мудрого. Разве что — Берен Умудрившийся.

В отблеске огня, сверкнув в улыбке зубами, он вдруг ужасно стал похож на Того, Из-Темноты — каким Гили представил его себе. Через миг наваждение рассеялось.

— Может, оно и к лучшему…

— Ты не хотел быть Мудрым? — спросил Финрод.

— Время не захотело, чтобы я стал Мудрым, король. Времени сейчас нужны сильные.

— А разве мудрость делает людей слабыми?

Берен был вопросом озадачен, но не загнан в тупик.

— Мудрость, — сказал он наконец, тщательно выбирая слова. — Делает или очень слабым, или очень сильным. Мудрый тем отличается от просто умного, что его ум не холоден, он соизмеряет решения с сердцем и с совестью. И, принимая то либо иное решение, мудрый видит, что ничего нельзя сделать так, чтобы кому-то не повредить и не ранить тем свою совесть. Значит, быть мудрым и действовать — это постоянно страдать, и идти на это с открытыми глазами, а на такое способен только сильный.

— По-твоему, сила решает все?

— Смотря что называть силой. Одна сила нужна, чтобы поднять меч, другая — чтобы встретить его, не дрогнув. Есть ли у меня такая… Наверное, сейчас — есть. Потому что есть надежда. Estel, — уточнил он на эльфийском. — И отчаяние…

— Люди продолжают меня удивлять. Берен, разве «надеяться» и «отчаяться» — это не противоположности?

— С одной стороны верно, с другой… В глубине самого черного отчаяния, когда нет никаких оснований для amdir, человек вдруг обнаруживает в себе estel. В нашем языке «отчаяться» и «решиться» — одно слово. Но для этого нужно попасть в такую переделку, что дальше, кажется, уже некуда… Когда я был юн и глуп, я побился с Креганом-Полутроллем об заклад, что поднимусь на Одинокий Клык, куда поднимался лишь ты. Спускаясь, свалился в ледовую трещину. Пролетел сколько-то саженей и застрял, как клин в пазу — не сдвинуться. Стоял мороз, но пот выступал у меня на лбу — и тут же замерзал в волосах. Я понял, что здесь мне и конец, и никто ничего не узнает. Внизу — только синяя мгла; вверху — звезды, большие и равнодушные. И я так себя жалел, король Ном, что мне до сих пор этого стыдно. Страх заполнил меня всего. Я понял, что умру, что по сути дела уже умер — и внезапно стал спокоен, потому что мертвецы уже ни о чем не волнуются. Я прислушался — и услышал как внизу бежит ручей, и как катятся камни, вытаивающие изо льда; посмотрел вверх — небо в трещине стало розовым. Я вспомнил, что в голенище у меня — нож, и не все еще потеряно… Но даже и без ножа — я бы попытался. Я бы зубами прогрыз себе дорогу на свет. А если нет — я бы умер… спокойно, без страха. Вот так мы обретаем надежду в отчаянии. У эльфов по-другому?

— Не совсем, но иначе. Надежда, estel — она присуща нам изначально. Каждому и с рождения. Во льдах Хэлкараскэ мне тоже не раз бывало так, что казалось — умереть легче. Но звезды никогда не выглядели равнодушными. В случае с эльфами требуется прилагать усилия не для того, чтобы обрести estel — а для того, чтобы ее разрушить. Мы оба знаем, кто этим занимается. Мы смотрим вперед — и не видим оснований для amdir, полагаемся только на estel. Поэтому мы говорим, что у нас тень впереди, а у вас — позади.

— Может, — помедлив, сказал Берен, — мы для того и сошлись в этом мире, чтобы мы нашли для вас amdir, а вы подарили нам estel?

— Я в это верю. Amdir — она появится тогда, когда будет явлен четкий знак, не смутный намек, а нечто совершенно определенное.

— А как вы поймете, что появился такой знак? Вдруг ни вы, ни мы его не распознаем?

— О, нет, Берен… — лицо короля Фелагунда стало таким вдохновенным и прекрасным, что у Гили в горле защемило. — Это нельзя будет перепутать ни с чем, смысл этого события ясно скажет сам за себя. По меньшей мере его узнаю я, ибо я живу ради этого дня, и готов умереть ради этого дня.

— А ты не думаешь, что в тот день тебя может… не оказаться поблизости?

— Не думаю. Это ваша поговорка — «на ловца и зверь бежит». Я, кажется, понимаю, к чему ты подводишь, Берен. Ты хочешь знать, не в тебе ли я увидел тот самый случай, которого жду? Но как я отвечу, если я не знаю этого сам? Единственное, что я могу сказать — я действую так, как если бы ты и был тем, кого я ищу. Иного пути узнать — нет. Повторяя твои недавние слова, я считаю, что Эру знал, что делал, создавая вас смертными, а наши fear навсегда привязывая к Арде. И в том, что нашим судьбам довелось переплестись, есть и его промысел.

— Хорошо, — согласился Берен. — Тогда и я буду действовать так, словно я и есть тот самый. И если мы не свернем себе шею, это действительно будет что-то из ряда вон… Ага, вода за умными разговорами выкипела почти вся, но на двоих тут хватит, — он засыпал в котелок смесь ягод и трав. — Ном, а можно еще один вопрос — из праздного любопытства?