Армия Карла XII. Золотой век шведской армии - Александр Викторович Беспалов

Золотое правило военного искусства гласит: «Командование армии, если оно хочет добиться победы, обязано провести тщательную рекогносцировку местности, на которой будет проходить бой, и разведать расположение войск противника». Руководство шведской армии грубо нарушило это правило: король из-за тяжелого ранения, приковавшего его к постели, не смог произвести рекогносцировку, а фельдмаршал Рёншильд, назначенный временным командующим, посчитал, что в этом нет необходимости, так как неоднократно бывал на предстоящем поле боя[303].

В ночь с 25/26 на 26/27 июня шведский лейтенант Лит с двумя валахами разведал русские позиции и доложил, что противник тщательно окопался валами, рвами и шанцами и прикрыл себя кавалерией, расположив ее в поле. «Днем 26 июня весь шведский генералитет осмотрел шесть поперечных редутов. На этом изучение поля боя было закончено»[304].

Грубейшие ошибки, допущенные опытными шведскими генералами, дорого обошлись королевской армии. Именно из-за недооценки сил противника, недостаточной разведки поля боя и игнорирования военно-инженерного искусства русской армии произошла катастрофа, окончательно похоронившая период «великодержавия» в истории Швеции.

Во второй половине дня 26/27 июня, в связи с предстоящим сражением, шведы начали перегруппировку сил. Для атаки русского лагеря выделялось 10 полков пехоты (18 батальонов) и 14 полков кавалерии (8 рейтарских и 6 драгунских), а также корпус лейб-драбантов (100 чел.) при 4 орудиях. Всего около 16 000 человек (8200 пехотинцев, 7800 кавалеристов). В траншеях Полтавы оставался отряд из 1700 пехотинцев и 230 кавалеристов при 2 орудиях.

Обоз был отослан к Пушкаревке, где из него был построен вагенбург. Для обороны обоза выделялся отряд в составе 3000 запорожцев, 3 рейтарских и 4 драгунских полков. Всего 25 конных рот (2064 чел.). Для охраны коммуникаций на Нижней Ворскле были направлены 16 конных рот (1800 чел.). Кроме того, в сражении принял участие и иррегулярный Валашский полк (12 рот) в 1000 чел., который вел бой у д. Яковцы.

Таким образом, строевой состав шведской армии насчитывал около 24 300 человек. Если к этому числу добавить 2250 раненых и больных, то общая численность возрастет примерно до 27 тыс. чел[305].

В распоряжении шведского командования находились отряды их украинских союзников Гетмана Мазепы (около 3 тыс. чел.) и запорожцев (около 7 тыс. чел.). По данным В. А. Молтусова, запорожцев было до 8000 человек. Данные об участии украинских казаков в бою на стороне королевской армии достаточно разноречивы, но очевидцы сражения, а также его участники говорят о присутствии казачьих отрядов на первом этапе битвы. Мы согласны с мнением Н. Павленко, что на поле боя находилось от 7 до 8 тысяч казаков, хотя шведы – Карлсон, Стилле, Энглунд и отрицают их участие в битве[306]. Скорее всего, это связано с тем, что казаки являлись иррегулярными войсками и отношение к их боевым качествам со стороны шведов было крайне низким.

Вторая половина дня 26/27 июня 1709 г. прошла в шведском лагере в подготовке к сражению. Фельдмаршал Рёншильд, назначенный командующим, нервничал и сорвал свое плохое настроение на генерале Левенгаупте, командовавшем пехотой. «К обеденному времени перед монастырем собралась большая часть высших офицеров армии. Левенхаупт тоже вылез из-под балдахина своей кровати и пришел сюда. Рёншильд, широким шагом вышедший из здания, подозвал к себе генерала и пригласил его сесть на скамью под окном королевской кельи. Оба высших военачальника были людьми гордыми и горячими, обоим не приходилось прилагать больших усилий, чтобы наживать себе врагов, и потому не было ничего удивительного, что к этому времени они успели уже не раз крепко повздорить между собой. (Например, Левенгаупт доказывал королю, что ружейных порох плох, а Рёншильд, наоборот, говорил о том, что выводы генерала необоснованны. – Прим. авт.). Обидчивый генерал и грубиян фельдмаршал не слишком хорошо ходили в одной упряжке, и между ними давно уже существовала острая до боли неприязнь. Однако же сейчас это было незаметно, потому что оба принуждали себя к обмену изысканными любезностями. Потом Рёншильд быстро перешел к делу: решено предпринять атаку и Левенгаупт должен командовать объединенной пехотой. Генерал получил соответствующие распоряжения и копию диспозиции. Когда начнет смеркаться, его пехотинцы должны построиться в четыре колонны. Левенгаупт знал, что построить полки в темноте будет трудно, тем более что лагерю пехоты в силу характера местности был присущ некий беспорядок. Поэтому он попросил у Рёншильда разрешения вывести полки немедленно и одновременно построить их требуемыми колоннами. В этой просьбе ему было решительно отказано…

Однако Левенгаупт все еще сидел на скамье под окном, собрав вокруг себя генерал-майоров, командовавших пехотой. Юлленкрук передал ему свои бумаги и попросил зайти к королю за дальнейшими распоряжениями. Как только Левенгаупт вышел, услышав распоряжения из уст самого короля, он отправился с генерал-майорами в палатку, служившую королю столовой. Там, в тенечке, высшим офицерам было приказано переписать планы разбивки на колонны… Около одиннадцати часов спящих разбудили… Задремавший Левенгаупт проснулся от призыва и вскочил… выход пехоты с биваков не обошелся без путаницы, и последующее построение в колонны тоже скоро превратилось в неразбериху… Рёншильд, в высшей степени возмущенный такой, на его взгляд, ничем не обоснованной задержкой… нашел Левенгаупта и сердито заорал на него: «Где вы, черт возьми, околочиваетесь, – и прибавил: – Никто вас найти не может, вы что, не видите, что получилась настоящая конфузия?» Левенхаупт указал в свое оправдание на темень и на беспорядок в лагере и добавил, что, кстати, он весь вечер просидел у носилок короля. Но Рёншильд отмахнулся от его оправданий и вместо этого спросил, какой полк пойдет следующим в колонне. Генерал сказал, что не знает, он только что подошел к колонне и ему нужно спросить. Этот ответ рассердил холерика Рёншильда еще больше, если это только было возможно. Он разразился градом упреков: «Да, вот вы какой, вы не заботитесь ни о чем. Мне от вас никакой помощи или пользы, никогда я не думал, что вы окажетесь таким, я мнил о вас совсем, совсем другое, однако же теперь вижу, что все это вздор». Левенгаупт пытался помешать его тирадам, вяло защищался и говорил, что обвинения незаслуженны. Он обещал, что сделает все в точности как хочет Рёншильд, если тот ясно скажет, чего именно он хочет. Эту речь фельдмаршал прервал брезгливым «Лучше уж я все сам сделаю». (Вопреки своей речи генерал, конечно, в большой степени был виноват в неудачном выступлении из лагеря и распределении солдат по колоннам. Он явно недостаточно тщательно все подготовил. В часы, предшествовавшие выступлению, когда он коротал время в пассивном ожидании, не позаботившись даже о готовности собственных лошадей, он, пожалуй, слишком явно проявил себя как флегматик)»[307]. Неприязненные отношения двух военачальников