В сетях шпионажа, или «Час крокодила» - Александр Александрович Резванцев

И вот он снова очутился на набережной Монтенбло. Солнце уже клонилось к закату. Гордый профиль Нотр-Дама зеркально отражался в Сене. Лиловый смог постепенно окутывал город. Клошары уходили под свои мосты, запасшись газетами. Исчез старый шарманщик. Закрывались книжные лавки. Сергей подошел к парапету и глянул вниз в черную воду. Река медленно и торжественно влекла к Ла-Маншу апельсиновые корки, щепки, масляные пятна, использованные презервативы, пластмассовые бутылочки из-под лимонада и другие общечеловеческие ценности. Он знал, что прямо за его спиной на противоположной стороне набережной висит таксофон. Оттуда можно позвонить Женевьеве. Если они с Женевьевой поженятся, у них, несомненно, родятся дети. А сумеют ли два негодяя, на которых негде ставить пробы, вырастить своих детей порядочными людьми? Впрочем, часто бывает так, что от негодяев рождаются порядочные люди, а от порядочных людей — негодяи. Неисповедимы пути Господни. Она его предала? А скольких женщин предал он? Они стоят друг друга. Может быть, как раз они и есть самая подходящая пара? Как те два сапога. А если так, тогда…

Тут я и оставляю моего героя наедине с самим собой и своими мыслями. Что было с ним дальше — не знаю. Скорее всего, они с Женевьевой стали агентами-двойниками, а если это так, то я им не завидую. Агенты-двойники быстро сгорают под двойным колпаком непрерывной слежки. Они, как рыбы в аквариуме, как канатоходцы в перекрещенных лучах прожекторов, как инфузории под мощными линзами микроскопа. Какие нервы могут выдержать это в течение длительного времени?! Наличие подобных агентов оправдывается интересами державы, так что объективно они герои и потому достойны не презрения, а восхищения. Никто не помнит имен этих людей, никто не знает, где их могилы. О них молчит история. Давайте и мы помолчим, поминая их.

Ящик для писем от покойника

Немецкий язык очень точен и конкретен. Образность ему присуща в гораздо меньшей степени, чем, скажем, языку русскому. К примеру, по-немецки Genuisegarten — сад для овощей, а по-русски — огород; по-немецки Mahdrescher — косящая молотилка, а по-русски — комбайн; по-немецки Hauptstadt — главный город, по-русски — столица.

Прогуливаясь с корзинкой из ивовых прутьев по чистому, ухоженному лесу в окрестностях Бонна и собирая мароны — благородные грибы, цветом напоминающие спелые каштаны, Петр Сутырин размышлял как раз об этой особенности немецкого языка. Вспомнил, как однажды, когда он еще учился в разведшколе, его подвела беззаветная убежденность в неспособности немцев мыслить образно. Была весна. Он размечтался и засмотрелся на дерущихся за окном аудитории воробьев. И тут преподаватель немецкого языка назвал его оперативную кличку и предложил перевести написанное на доске немецкое слово Totenbriefkasten (ТВК). Петр вскочил и с ходу выпалил: «Почтовый ящик для писем от покойника». Вся группа покатилась со смеху. Немец, печально взглянув на Петра, объяснил, что покойник тут вовсе ни при чем, а слово это переводится как «тайник». Компонент «tot» — «мертвый» подчеркивает надежность данного способа связи. Дескать, не продаст, как мертвый, надежен, как мертвый.

С тех пор прошло много лет. Петр давно перестал быть новичком в разведке. Он пять лет работал в Восточной Германии, часто совершал ходки из столицы ГДР в Западный Берлин, где встречался с агентурой и решал другие оперативные задачи. Тайниковой связью пользовался неоднократно, и ТВК давно перестал быть для него почтовым ящиком для писем от покойника. Правда, здесь, в ФРГ, оперативная обстановка была посложнее, чем в Западном Берлине, но жить и работать можно в общем-то в любой обстановке. Сегодня Петру предстояло изъять закладку из тайника, оборудованного в лесу агентом Вальтером…

Вальтер достался Петру «по наследству» от предшественника. Этот долговязый чудаковатый парень с лицом Тиля Улленшпигеля мечтал приобрести одноместный самолетик и на нем облететь вокруг Земли. Воплощение мечты требовало денег, и поэтому он пошел на сотрудничество с нами. Агент работал лаборантом в исследовательском центре крупного химического концерна, и от него поступала кое-какая информация, представлявшая интерес для научно-технической разведки. Однажды Вальтер принес радостную новость: его перевели в секретную лабораторию, занимавшуюся разработкой психотропных препаратов по заказам спецслужб. В одночасье он превратился из середнячка в ценнейшего источника. Петр тут же решил ограничить до минимума количество встреч с Вальтером и использовать для связи с ним тайники. Этого требовали правила конспирации.

Сутырин хорошо помнил их последнюю встречу. Они сидели в загородной гаштете[21], уютно расположившемся на склоне лесистого холма. Германия, давно оправившаяся от разгрома, сытая, благополучная, лежала перед ними. Красные вагончики фуникулера, смотровая вышка, телевизионный ретранслятор, высоковольтная линия, крутые черепичные крыши игрушечных домиков, шпили кирх. Внизу поблескивал в лучах закатного солнца неширокий Рейн. За дальним столиком подвыпившая компания негромким стройным хором пела песни о батюшке Рейне, о золотом вине и о древних германцах, осевших на берегах великой реки. Петр расчувствовался и продекламировал строфу из стихотворения Гейне «Русалка», известного ему со школьной скамьи:

Die Luft ist kühl und es dunkelt,

Und ruhig fliebt der Rhein;

Der Gipfel des Berges funkelt

Im Abendsonnenschein[22].

— Мне будет не хватать тебя, Петер, — с печалью в голосе сказал Вальтер. — Я успел привязаться к тебе и всегда ждал этих встреч с нетерпением.

— Но ведь мы не навеки расстаемся, — успокоил агента Петр. — Давай встретимся через полгода в Париже или в Брюсселе. Там мы сможем спокойно поговорить и о деле, и на отвлеченные темы.

Сошлись на Париже… Вальтер Петру нравился. Ему импонировало то, что агент на встречах вел себя спокойно, раскованно и при появлении посторонних лиц не вздрагивал, как другая агентура, видевшая в каждом встречном сотрудника БФФ[23].

На той встрече Вальтер передал Сутырину описания трех тайников. Первый был уже отработан. Сегодня настала очередь второго. Петр вышел на заветную полянку, когда его корзина была уже полна грибов. Полянку окружали невысокие, в рост человека, кусты, а посреди нее стоял невысокий, но кряжистый дуб. В стволе дерева метрах в полутора от земли чернело небольшое дупло. Петр поморщился. Высоковато. Лучше бы оно было где-то на уровне травы. Нагнулся, будто гриб сорвал, а на самом деле изъял контейнер из тайника, но делать было нечего. Петр обошел кусты и, никого там не обнаружив, приблизился к дубу и засунул руку в дупло. Черт побери! Вальтер не учел, что Петр на голову ниже его и руки у Петра соответственно короче. Сутырин не смог дотянуться до дна дупла. Мысленно выругавшись, он еще раз обследовал кусты вокруг поляны