Клятва королевы - К. У. Гортнер

— Мы можем изменить закон, — убежденно заявила я, хотя на самом деле сомневалась, есть ли у нас такая возможность.

Он поднял взгляд:

— Что ты сказала?

— Говорю, мы можем изменить закон. — Я лихорадочно размышляла, пытаясь найти решение. — Соберем специальный совет вроде суда. Изучим все прецеденты, рассмотрим каждый пункт нашего брачного соглашения и исправим все несоответствия, какие только возможно.

Я замолчала. Понятия не имела, насколько реален мой план, но мне хотелось, чтобы он знал: я готова пойти на все ради того, чтобы нас с ним рассматривали как равных и соответственно к нам относились.

Он прикусил губу:

— И ты сделаешь это ради меня?

— И это, и намного больше, — прошептала я. — В моем сердце ты всегда на первом месте.

Он крепко прижал меня к себе, прильнул к моим губам, и я почувствовала, как у меня подгибаются колени. Муж подхватил меня на руки и отнес на кровать. Сорвав камзол, начал возиться с рубашкой и лосинами. Не сводя с него взгляда, я пыталась развязать бесчисленные ленточки и шнурки, что удерживали юбки, и замерла, увидев его обнаженным: покрытое шрамами точеное тело, которого я жаждала больше, чем сама осознавала, о котором тосковала и к которому стремилась, как изможденный путник в пустыне — к колодцу.

— Надеюсь, сегодня ты достаточно голодна, — прошептал Фернандо. — Словно loba в полнолуние.

Я удивленно взглянула на него и рассмеялась:

— Ты что, только что назвал меня волчицей?

— Да. Люблю, знаешь ли, волчиц, — ответил он, улыбнувшись по-мальчишески и вместе с тем сладострастно, отчего я расхохоталась еще громче. — Обожаю преследовать их, охотиться и сдирать с них шкуры, особенно когда они столь серьезно себя воспринимают. Гррр!

Он бросился на меня, рыча и лапая. Я почувствовала, как слабеет от желания мое тело. Опытными руками он раздел меня, и сердце мое отчаянно забилось. Когда он стащил мою сорочку, растрепав прическу, так что волосы упали мне на плечи, я невольно застонала, ощутив, как твердеет у него между ног от неудержимой страсти.

— А ты изголодалась, — выдохнул он, а потом оказался на мне, внутри меня, дразня, двигаясь, толкаясь…

Я обхватила его бедрами, и мир со всеми его заботами, страхами, слабостями и неизбежными разочарованиями перестал существовать.

Впервые за многие месяцы я радовалась, что я на самом деле всего лишь женщина.

Я созвала совет на следующей неделе, выбрав в состав коллегии высокопоставленных грандов, в том числе адмирала. Секретарем назначила своего нового духовника, монаха-иеронимита брата Эрнандо де Талаверу. Мои права представлял кардинал Мендоса, а выступать от лица Фернандо я из извращенного чувства мести поручила Каррильо. Я злилась на архиепископа за то, что он разгневал моего мужа, и не сомневалась, что он прекрасно понимает: от него я жду воодушевленной и логичной защиты права Фернандо на равенство нашей монархической власти. К чести Каррильо, он поступил именно так, как я потребовала, добился поддержки шаткой позиции Фернандо даже среди тех грандов, которые пытались ей сопротивляться. Большинство согласилось с тем, что наш брачный контракт — обсуждавшийся с Каррильо в течение нескольких месяцев противоречивый документ, который он считал одним из лучших своих творений, — беспрецедентен и практически невыполним, учитывая наши с Фернандо супружеские отношения.

Однако, когда встал вопрос о наследовании трона, поднялась уже я.

— Муж мой, — сказала я, глядя на сидящего на троне Фернандо в красной с золотом мантии, — ввиду существующего между нами союза королевству следует оставить вопрос наследования в нашем ведении. Но поскольку на данный момент Богу было угодно подарить нам дочь, наследницей Кастилии должна стать она. Закон Арагона запрещает ей унаследовать ваш трон. Но однажды ей придется выйти замуж за принца, который сможет править нашей вотчиной себе на пользу, превратив как Кастилию, так и Арагон в вассальные государства, если Богу будет угодно не дать нам сыновей — что, как вы наверняка согласитесь, станет тяжким бременем на нашей совести и обречет на бедствия наших подданных.

Лицо Фернандо помрачнело. Мои подозрения, что он втайне боролся против жестких законов своего королевства, где наша дочь не могла быть объявлена наследницей, оправдались. Я готова была пойти на многие уступки, даже уступить право ставить его имя перед моим в официальных документах и церемониальных обращениях, выступать в роли верховного главнокомандующего наших войск и вершить правосудие, но лишь в одном была тверда: Исабель должна по праву стать наследницей. Кастилия никогда не подчинится древнему арагонскому закону, запрещающему править женщинам.

Наконец мой муж кивнул:

— Согласен. Не будем далее обсуждать этот вопрос.

Он устало улыбнулся, подошел ко мне и поцеловал в щеку.

— Ты победила, — прошептал он. — Тебе следовало быть законником, луна моя.

Подняв мою руку, он громко объявил:

— Да будет так! В честь нашего соглашения ее величество и я повелеваем изготовить новый герб, с изображением замков и львов Кастилии вместе с золотыми и красными планками Арагона.

— А под ним, — добавила я, — пусть будут стрелы и узы, переплетенные гордиевым узлом, как символ вечности нашего союза.

Гранды разразились аплодисментами. Фернандо улыбнулся, порозовев от гордости, и направился вместе со слугами к выходу — переодеться к вечернему пиршеству.

Я вздохнула и пошла к противоположным дверям, где ждали мои фрейлины, но меня остановил Каррильо. Позади нас писари собирали документы совета.

— Ты совершила серьезную ошибку, — заявил архиепископ. — Дав ему подобные привилегии, ты отвергаешь принципы, заложенные в вашем брачном контракте, и ставишь под угрозу суверенитет Кастилии.

Я холодно взглянула на него:

— Всего лишь позволила моему мужу пользоваться уважением, достойным короля. Я сохраняю за собой единоличное право назначать и повышать в сане служителей церкви; за мной остается последнее слово по вопросам фискальных выплат и сбора налогов, и только я могу объявлять войну. На самом деле, за исключением нескольких уступок, суверенитет Кастилии остается неизменным. Моя дочь унаследует трон после меня, и Фернандо никогда не сможет править здесь сам. Разве не с этим вы советовали ему согласиться, монсеньор?

Не обращая внимания на мой резкий тон, он пренебрежительно махнул мясистой рукой с массивным перстнем:

— Ты не знаешь арагонцев так, как их знаю я; они не признают границ. Если ты умрешь раньше его, не оставив сына, он никогда не объявит твою дочь королевой. Он лишит ее прав и превратит королевство в вассала Арагона.

— Вы слишком далеко зашли, — ответила я. — Он отец моего ребенка, и я связана с ним клятвой. Хоть я и сожалею, что его королевство признает наследование лишь по мужской линии, сделаю все возможное, чтобы между нами сохранился мир.

— Что ж, — фыркнул Каррильо, — уверяю тебя, для этого потребуется немало уступок.

Я высоко подняла голову, чувствуя, что уже сыта по горло его покровительственным тоном, и с трудом подавляя желание избавиться от него навсегда.

— Что вы хотите этим сказать? Выражайтесь яснее, монсеньор.

— Лишь то, — зловеще проговорил он, — что его величество уже несколько месяцев тебе лжет. В Арагоне у него есть любовница, вот почему он задержался с возвращением. Судя по всему, она беременна и умоляла его остаться. Само собой, это уже не в первый раз, о чем тебе наверняка известно.

Ни один мускул на моем лице не дрогнул, несмотря на нахлынувшие горячей удушающей волной чувства.

Каррильо внимательно посмотрел на меня:

— Или, может, все-таки неизвестно? Я думал, он рассказывал тебе о сыне-бастарде, рожденном от другой женщины до вашей свадьбы. Вряд ли это можно назвать тайной — все в Сарагосе знают, что он души не чает в мальчике. Даже король Хуан принимал ребенка у себя во дворце, осыпал его множеством подарков. Более того, ему намерены в будущем присвоить сан архиепископа.

У меня перехватило дыхание.

— Конечно, я знала, — с трудом вымолвила я. — А теперь, вы говорите, у него появилась другая?

— Да, дочь мелкого вельможи. — Каррильо пожал плечами. — Их нравы в прискорбном состоянии. Неудивительно, что французы стремятся их захватить! У Арагона намного больше общего с этой нацией выродков, чем они сами готовы признать.

Я стиснула кулаки, изо всех сил пытаясь подавить скорбный вопль. Все смешанные чувства к Каррильо, что копились во мне с тех пор, как он появился в моей жизни, наконец слились в одно-единственное и вполне определенное.

С меня достаточно. Этот человек исчезнет из моей жизни навсегда.

— Вы должны немедленно покинуть королевский двор, — сказала я. — Уезжайте в свой дворец в Акунье или Алькала-де-Энарес и оставайтесь там. Я не желаю больше вас видеть.