Ментовская работа - Данил Корецкий

«Судьба барабанщика», — мелькнуло в голове название гайдаровской повести: смелый пионер, пересилив страх, выпрямился с «браунингом» в руках и уложил матерого врага, отделавшись неопасным ранением в шею.

«Наган» дернулся в руке и негромко пукнул, больше играть в барабанщика Гоша не мог: захлопнув дверь, он опрометью кинулся обратно к забору, каким‑то чудом перелетел на заводской двор, даже не выпустив револьвера.

Разъяренный Бес был хорошо обучен сторожевой службе и мгновенно отреагировал на вооруженного нарушителя охраняемого периметра. Увидев оскаленную пасть и горящие красноватым огнем глаза распластанного в прыжке волкодава, которого он своими руками спустил с цепи двадцать минут назад, Гоша Лебедев успел подумать, что не правильный мир в очередной раз выкинул с ним скверную шутку, но за секунду до того, как мощные челюсти сомкнулись на тощем горле, еще понадеялся, что обойдется и на этот раз.

— Что вы тянете время? — сухо спросил прокурор. — Выписывайте справку, и разъезжаемся!

Вот она, ловушка! Справку подписывает один человек — врач Буренко — и тем самым отдает себя в руки тех, кто в любой момент сможет упрятать его за решетку. За бюллетени сажают, а тут…

— А кто будет отвечать? — противным сварливым голосом спросил врач. — Ваши штучки, ваши спектакли, а я крайний?

— О чем вы говорите, Николай Васильевич? — Викентьев брезгливо поморщился. — Что это за истерики?

— А то! Ваш Лунин живой и здоровый, пульс около шестидесяти! Нечего делать из меня дурака и прикрывать мной свои делишки!

— Что?! — Прокурор поднялся и бросился вслед за Викентьевым, который в три прыжка преодолел пятнадцать стертых каменных ступеней.

Буренко откинулся на спинку стула.

«И что теперь? — механически думал он. — «Расстреливать два раза уставы не велят?» Так то в песне… тут уставов нету…»

В подвал медленно спустился Викентьев.

— Ничего, Николай Васильевич, — мягко сказал начальник спецгруппы. — Вы переутомились. Надо отдохнуть, попить бром, валерианку, да вы лучше меня знаете…

Каменная ладонь похлопала врача по жирной спине.

— Но дело надо довести до конца. Бумаги требуют полного порядка, а других врачей сейчас здесь нет. Поэтому померьте пульс еще раз и убедитесь, что вам померещилось. А после этого выпишите справку.

Теперь Буренко рванул вверх по лестнице. Брезентовый сверток, наполовину развернутый, лежал на кафельном полу у стены. Куртка на голове осужденного набухла от крови. Врач все же взял безжизненную руку. Пульса не было.

«Дострелили! — подумал Буренко. — Не прошла их химия, и дострелили. Как же я выстрела не услышал? Хоть дверь, подвал… Ну и дела…»

Он вернулся в подвал и оформил справку о смерти.

— Мне тоже мерещится всякое, — сказал Валера Попов прокурору. — То люк неожиданно привидится, то галоша с расстрелянного. А однажды пошел на такой люк и чуть не провалился.

«Они все шизики, — подумал прокурор, направляясь к выходу. — И Григорьев был шизик. И я стану…»

— Я вас отвезу, товарищ прокурор, — вызвался Шитов.

— Куда там… Расстрелянного повезешь, — грубо перебил Попов.

— А товарищ майор сказал — вы сами…

Сергеев сидел на старой покрышке, и лицо его было совершенно безжизненным.

— Лучше бы его эти подонки убили… Тогда похоронили бы по‑людски, с салютом. А сейчас как собаку закопают. Езжай, тебе сказали!

— Могу и я поехать. — Шитов обиженно подошел к развернутому брезенту.

— Давай, Федька, заворачивай и поехали, — скомандовал четвертый номер пятому.

Глава двадцать первая

В Предгорье шла обычная размеренная жизнь. Перевыполнял план химкомбинат союзного значения, закрытия которого уже несколько лет добивались местные жители, знаменитый коньячный завод, наоборот, не дотягивал до уровня прошлых лет. Исправно работали мясокомбинат и колбасный завод, хотя, куда девалась их продукция, оставалось для всех загадкой. В роддомах появлялись на свет новые жители, в системе спецобъединения коммунальных услуг завершали свой путь старые. Выходили на маршрут карманные воры и милицейские бригады по борьбе с ними. Обильные и неимоверно дорогие базары обходили важные участковые и шустрые оперативники. Торопился утром к станкам, а вечером по пути домой терся в очередях рабочий люд. Прилетали с разными опозданиями самолеты и приходили старые, подлежащие списанию по ветхости поезда. Чаще, чем обычно, их ожидали Беймураз Абдурахманович со своими подчиненными, встречая похожих друг на друга пассажиров — молодых, крепких, почти без багажа. Прибывающих поселяли в гостинице МВД, после чего те сразу же включались в работу по реализации розыскных дел «Дурман», «Кочевники» и «Трасса».

Однажды вечером Беймураз Абдурахманович подогнал автобус прямо на взлетную полосу аэропорта к трапу выполнявшего спецрейс «ЯК‑40». Четырнадцать накачанных, коротко стриженных парней мигом забросили в салон с тонну снаряжения, среди которого опытный глаз без труда распознал бы зачехленные автоматы «АК‑47» и «АК‑74», мощные снайперские самозарядки Драгунова, новейшие защитные костюмы «Мираж», «Комплекс», «Система». Были здесь и импортные микрорации, и ящики с гранатами, дымовыми шашками, газовыми зарядами. Натягивая поводки, ворвались в автобус четыре молчаливые овчарки, настороженно косящие в сторону незнакомого человека. Беймураз Абдурахманович опасливо подобрал ноги. В Предгорск прибыла единственная в Союзе особая группа захвата «Удар», которая ставила точку в истории наиболее опасных банд, вооруженных группировок, кровавых бунтов заключенных и особо «выдающихся» террористов.

Но перехваченный в ту же ночь телефонный разговор отсрочил введение в действие «Удара» и перебросил внимание всех задействованных в операции лиц к Тиходонску.

Викентьев сидел у себя в кабинете и оформлял ведомость оплаты на исполнение, когда дверь тихо раскрылась и так же тихо закрылась, пропустив Ивана Алексеевича Ромова.

— Здорово, Михалыч, — буркнул он. — Вот пришел за пенсией, думаю, дай загляну. Как ты тут живешь‑можешь?

— Да ничего… Вроде нормально… — Викентьев удивился. Он был уверен, что Ромов смертельно обижен и станет обходить бывших коллег за квартал. — А ты‑то как?

— Отлично! Все время в саду, на воздухе, сплю хорошо, утром зарядочку делаю. Глянь, румянец появился!

Наполеон ткнул пальцем в обвисшую щеку.

— В общем, не нарадуюсь. И старуха рада, даже пилить меня перестала. Дурак, что раньше не плюнул — и на отдых!

Наступила пауза. Викентьеву надо было заканчивать документ, да и настроение не располагало к душевным разговорам. К тому же его раздражало, когда неудачу пытаются выдать за достижение, а от рассказов уволенных и разжалованных о том, как им теперь хорошо и прекрасно, просто тошнило.

— Ну а что у вас вчера получилось? — спросил Ромов.

Тон у него был совершенно безразличный и вид — равнодушный. Значит, он специально надел маску, скрывающую интерес. Но к чему?

— А что должно было получиться?

— Да особенного‑то, может, и ничего. Я просто интересуюсь: как прошло вчера?

Викентьев внимательно посмотрел на безразличное лицо Наполеона, на котором не появилось и признаков здорового румянца.

— Обычно. Исполнили, и все… Почему вопрос‑то?

— Обычно, говоришь? Ну ладно… — Ромов шмыгнул носом. — А чего тогда пацаны бежали как оглашенные? Чуть меня с ног не сбили сейчас на лестнице? И Валерик, и Саша — к руководству их, видно, выдернули.

— Не знаю. Это, видимо, по другому поводу. У меня все нормально.

— Нормально, значит? Обычно? — Щелкнула тяжелая заслонка, рентгеновский пучок просветил Викентьева насквозь, и тут же обычно мигнули мутные слезящиеся глазки. — Тогда покедова!

Иван Алексеевич просеменил к двери, открыл ее, на миг обернулся.

— А вдруг твой исполненный Лунин едет себе преспокойненько куда‑нибудь далеко, скажем — на Алтай, и пиво себе попивает? Или даже водочку?

Ромов подмигнул.

— Как считаешь, может такое быть?

Дверь закрылась.

Заноза в мозгу Викентьева воспалилась. И доктор, и аксакал… Второй номер нажал клавишу связи с дежурным:

— Найдите Сивцева и Шитова, пусть зайдут.

Через несколько минут четвертый и пятый номера стояли на пороге.

— Петр, зайди! — приказал подполковник. — А ты, Федор, подожди пока, позову!

— Чего случилось, Владимир Михалыч? — испуганно спросил Шитов. «Неужели выплыли запчасти? Сколько времени прошло, а он хватился…» — билась в голове неприятная мысль.

— Как прошло захоронение объекта? — строго спросил Викентьев. — Давай в подробностях: как, где…

Дотошно расспросив порознь обоих сержантов, Викентьев отпустил их и, откинувшись на спинку стула, в сердцах сказал: