Хозяин кометы - Масахико Симада

Тебе волей-неволей приходилось слушать Ханаду, не понимая что к чему, но Андзю, кажется, удавалось найти в его словах – вне всякого контекста – некую причинно-следственную связь и нарисовать фон.

Раньше Ханада занимался сумо. И, по странному стечению обстоятельств, их с Каору связала крепкая дружба.

На прощанье Ханада обнял Андзю за плечи, пожал тебе руку и сказал, протягивая визитку.

– Я однажды спас твоего отца, а он спас меня. В благодарность за то, что он спас меня, я хочу помочь тебе, его дочери. Так что если понадобится, звони.

– Что понадобится? – без всякого интереса переспросила ты Ханаду.

– Мало ли, пристанет какой урод или угрожать кто будет. Ты молодая, красивая, можешь попасть в какую-нибудь передрягу. А я помогу тебе. Знаешь слово такое – долг?

– Слышала.

– Вот и хорошо.

На визитке было каллиграфически выведено черной тушью «Киси Ханада, глава группировки Ханада» и от руки приписан номер мобильного телефона.

Ты посмотрела вслед Ханаде, который укатил на ярко-красном «мерсе», и спросила у Андзю:

– Он якудза?

Андзю ответила:

– Старой закалки.

– Почему он так много места занимает?

– По-моему, он еще сильно похудел. Когда он выступал, то вообще походил на самосвал, доверху груженный гравием.

– Он был борцом сумо?

– Да. Добрался до первых мест.

У Каору был друг – борец сумо. Тебе, совсем не разбиравшейся в сумо, невозможно было представить, что общего между ними.

– Насколько он был силен?

– Он побеждал и ёкодзуна.[61] Старые поклонники сумо, наверное, помнят Ханаду, выступавшего под именем Кумоторияма. Взял в качестве псевдонима название самой высокой горы в Токио.

Что могло связывать Каору с Кумоториямой?

Всякий раз, вновь приближаясь к тайне Каору, ты терялась в догадках и лишалась дара речи.

Андзю сказала:

– Людские встречи – ночной кошмар, да? – и, усмехнувшись, продолжила: – Даже если в младших классах школы снятся одни и те же кошмары, то через десять лет они становятся разнообразнее. Правда, Каору, по-моему, эти кошмары доставляли удовольствие. Я очень хорошо помню то время, когда Каору было столько же, сколько тебе сейчас. В год, когда ему исполнилось восемнадцать, Каору по собственному желанию оказался в нескончаемо долгом кошмаре.

11.2

В тот день Каору исполнилось восемнадцать. Его отчим Сигэру собрал всю семью в итальянском ресторане, который он посещал, когда ему хотелось остаться одному – там никто не мешал погрузиться в размышления. Все члены семьи помнили о дне рождения Каору и приготовили ему подарки, но главным героем дня был Мамору, который после двухлетней стажировки в Нью-Йорке только что вернулся домой.

Мамору учился в бизнес-школе Колумбийского университета и по протекции директора нью-йоркского филиала «Токива Сёдзи» заводил знакомства с семьями управляющих американскими нефтяными компаниями и компаниями, торгующими зерном, – в будущем эти управляющие должны были стать его бизнес-партнерами, – а также с директорами компаний, работающих с ценными бумагами, страховых компаний, банков и с адвокатами, специализировавшимися в области патентного и торгового права. После возвращения домой Мамору получил назначение в самый прибыльный отдел «Токива Сёдзи» – отдел страхования жизни. Под присмотром начальника отдела, – а он пользовался большим доверием директора компании Сигэру Токива, – Мамору без всякого риска заключал приготовленные ему контракты на крупные суммы, что приносило ему немалый успех, и планировал сделать стремительную карьеру, что не должно было вызывать никаких сомнений со стороны.

И отец и мать надеялись, что их сын за два года пребывания в Америке приобретет солидность будущего управляющего, но этого не случилось, зато он буквально закармливал родителей кучей разных историй и прожектов:

– Что ни случись, американцы тут же в суд подают. Поэтому, куда ни глянь, везде адвокаты. Среди них попадаются и красавицы. Но попробуй жениться на адвокатше, она при разводе тебя как липку обдерет. Так что я решил на таких не жениться.

На улицах – полно бездомных. У них вся территория поделена на кварталы; выходишь из дома – кругом одни и те же рожи. Постоянно давать им деньги – замучаешься, вот я и решил нанять их за пятьдесят баксов в месяц. Они говорили мне: «Счастливого пути!», «С возвращением», охраняли меня по дороге.

Надо откапывать неиспользованные патенты и скупать их. Создать в «Токива Сёдзи» банк патентов, обогнать другие компании, перехватить у них инициативу на разработку новых товаров.

Придумать персонаж, способный конкурировать с Микки-Маусом, залицензировать производство товаров с его символикой и деньги на этом зарабатывать.

Надо придумать новые условия страхования жизни, чтобы можно было пользоваться страховой суммой, пока живой, занимать из очередных взносов.

Мать семейства Токива кивала каждой идее Мамору, радостно улыбаясь: как бы там ни было, от Мамору можно ожидать возвращения инвестиций в будущее дома Токива. Но Сигэру не был настроен столь благодушно:

– Признай, Мамору, твои способности к наблюдению заурядны. Любой, кто прожил там два года, смог бы перенять американский образ жизни. Ты же, кажется мне, стремишься улизнуть. Выдвигаешь идеи, но их реализацию хочешь спихнуть на других, разве не так? В бизнесе не бывает полумер. Если начинаешь что-то новое, должен довести до конца. А если с самого начала собираешься свалить вину за неудачу на других, люди не пойдут за тобой.

Мамору выставил большой палец, дослушал проповедь отца – давненько не слышал – и со смущенным видом, не скрывая, впрочем, и радости, уклонился от дальнейших разговоров:

– Я понял.

Сигэру допил оставшееся в бокале «Пьемонти Бароло», убрал с лица маску строгого управляющего «Токива Сёдзи» и, не стесняясь показать себя отцом, понимающим своего непутевого сына, сказал:

– Строишь из себя невозмутимого, а на самом деле, наверное, на душе-то неспокойно. Никто не говорит об этом, но у тебя к шее привязана табличка: наследник отцовской славы. В «Токива Сёдзи» немало сотрудников, которые будут рады твоим просчетам. Ты еще начать ничего не успеешь, а о тебе уже будут думать: пришел тут всем палки в колеса ставить.

– Если бояться неудач, ничего не получится. Папа, ты же хочешь, чтобы я наследовал твое дело? А для этого нужно стать незаурядной личностью.

– Вот уж этого о тебе не скажешь, ты, скорее, парень с большим прибабахом. Хорошо, если ты не боишься, что тебя неправильно поймут, но вопрос в том, добьешься ли ты славы и уважения.

– Важно побеждать в конкурентной борьбе и добиваться успеха, разве не так? А для этого, папа, ты своими талантливыми мозгами создашь мне надежные тылы.

Мамору с самого начала полагался на поддержку отца. С раннего возраста на нем стояла печать: будущий хозяин дома Токива. Ему говорили: и особняк в Нэмуригаоке, и дачи в Хаконэ и Каруидзаве, и кондоминиум на Гаваях – все станет твоим. Его сажали в кресло директора «Токива Сёдзи» и говорили: когда-нибудь ты будешь сидеть здесь. Он писал в школьных сочинениях: «Я стану директором «Токива Сёдзи». Когда-то предыдущий глава семьи Токива Кюсаку то же самое говорил Сигэру. В семье Токива, чьи предки восходили к придворной аристократии и у которых не было просчетов в торговле даже в смутную пору реставрации, подобные слова всегда говорили старшему сыну. А второй сын – лишь для подстраховки. Каору был не просто вторым, но еще и приемным сыном и довольствовался этим положением в течение десяти лет. Мамору всегда добросовестно следовал установленному в семье порядку.

С Андзю Сигэру строил свои отношения совершенно иначе. Семья Токива готовила Андзю к любви и браку и при этом предъявляла свои требования: любовь должна быть чиста от ревности, злобы и дурной молвы, а брак должен принести дому Токива гармонию и стабильность. Амико отвечала за воспитание дочери: чтобы ее не увлекла страсть, чтобы она очертя голову не закрутила бурный роман, противоречащий морали и долгу, чтобы она была умеренна в эмоциях. Андзю должна была видеть в матери образец супруги. Даже если любви уже нет, брак в тягость и супруги отвернулись друг от друга, долг женщин Токива – терпеть. До сих пор ни одну из женщин Токива не могли обвинить в неподобающем поведении. Так должно продолжаться и дальше. Это было молчаливым правилом в доме.

Сигэру, играя в либерального отца, который способен все понять, спросил у Андзю:

– О какой любви ты мечтаешь?

Андзю тогда исполнилось двадцать лет, она изучала японскую литературу на филологическом факультете женского университета, то есть дочь пошла по тому же пути, что и ее мать Амико двадцать пять лет назад. Мамины одноклассницы теперь стояли за кафедрой и рассказывали о раскрепощенной психологии женщин в романе «Повесть о Гэндзи». Для Андзю, еще не знавшей мужского тела, любовь существовала только в романах. Ее тело посещали смутные мечты и желания, названия которым она не знала.