Король волшебников - Лев Гроссман

Ненависть к Брекбиллсу она раскаляла в себе постоянно и не позволяла ей угасать, но понимала, почему там так оберегают свою эксклюзивность; на Труп-авеню приходилось иметь дело с большим количеством шарлатанства.

Дух соревнования был всегда в ней силен. Раньше Джулия это скрывала, теперь переменила политику. Ее унизили в Брекбиллсе, а она будет унижать всех, кто не может за ней угнаться. Магия — это вам не битва за популярность. Дом на Труп-авеню станет ее личным Брекбиллсом. Любой пришелец с уровнем как у нее или ниже должен будет показать, на что он способен, и ту фигню, которой он пробавлялся раньше, здесь мигом разоблачат. Белый он, черный, больной, усталый, двенадцатилетний — без разницы.

Просто невероятно, сколько магов оказывались на поверку мошенниками. Джулию это бесило. Кто дал этим людям звездочки? Толкни некоторые убежища посильнее, и они развалятся, как карточный домик. Это просто обескураживало. Кому нужна волшебная школа, если она выпускает одних обманщиков.

Благодаря методам Джулии убежище на Труп-авеню приобрело определенную репутацию. Случайные посетители к ним захаживали не часто, а те, что захаживали, порой вели себя агрессивно. Мошенники не любят, когда их ловят за руку, и многие самодеятельные маги, согласно диаграмме Венна,[40] занимаются также боевыми искусствами.

Да только это вам не Коннектикут. Это Бруклин. Многие жители Бед-Стая ходят с пушками — смотри диаграмму Венна. Добро пожаловать в наш мегаполис, придурки.

Однако, несмотря на борьбу за чистоту магии, на Труп-авеню существовала одна большая проблема: ограниченность Вместилища Тайн. Некоторые визитеры знали заклинания, которых не было в папке, и соглашались поделиться ими в обмен на те, которых сами не знали. Подшивка росла, но такие сделки совершались, увы, очень редко. Это мешало карьерному росту Джулии. При этом никто не помнил, откуда взялись заложенные во Вместилище чары. Текучесть в убежищах большая, а летописей никто не ведет. Подозревая, что где-то есть маги куда более высокого уровня, чем она, Джулия вознамерилась найти их — и срочно.

Она ушла с работы и принялась наматывать мили на сохранившейся с честертонских времен «Хонде Сивик» — иногда одна, иногда с Джаредом в качестве телохранителя. Убежища не просто найти: они шифруются не только от большого мира, но и от других таких же домов. Известны были случаи, когда между убежищами завязывались войны, приводившие к их взаимному уничтожению. Джулия, однако, навострилась выпытывать адреса у дружелюбно настроенных посетителей — не добром, так с помощью волшебного вантуза.

Некоторые дома, впрочем, считали себя такими большими и сильными, что почти не скрывались — во всяком случае, от своих. В Буффало, где под убежище отвели бывший банк, Джулии вручили папку такой толщины, что она упала на колени и разрыдалась. Она прожила там неделю, терабайтами загружая знания в свой изголодавшийся мозг.

Все лето она провела в разъездах: на север в Канаду, на запад в Чикаго. Южный маршрут через Теннесси и Луизиану привел ее в Ки-Уэст. Стоило горбатиться за рулем, жать на сцепление и липнуть к винилу, чтобы обнаружить двенадцатистраничную папочку в пахнущем кошками бунгало по соседству с Домом Хемингуэя, но странствующим подмастерьям выбирать не приходится. Джулия ночевала в самих убежищах, в мотелях и в «Хонде». Когда «Хонда» наконец сдохла, она стала угонять машины методом беспроводного запуска. Она встречалась с множеством людей, а порой и нелюдей. В сельских домах обитали низкоразрядные демоны, третьестепенные эльфы и специфические для данной местности духи; им давали приют в обмен на бог знает какие услуги — Джулия об этом не спрашивала. Эти романтические существа казались ей воплощением самой магии — за ними открывался мир гораздо шире того, в котором она родилась. Когда у играющего на бильярде парня из спины растут красные крылья, а у курящей на балконе девчонки глаза светятся золотом, ты перестаешь ощущать грусть, скуку и одиночество.

Но вскоре она научилась в них разбираться и убедилась, что отчаяние и растерянность некоторых из них не уступают ее собственным. Этот урок преподал ей Уоррен.

Спина ее тем временем заполнялась семиконечными звездами. Чтобы сэкономить место, пришлось наколоть на затылке одну большую с цифрой 50 в середине. Это был нетрадиционный шаг, но традиции придуманы для мошенников — такие, как Джулия, не могут не поступаться ими.

Пар, однако, понемногу иссякал в ней. Локомотив магической педагогики, каковым она себя полагала, работал исключительно на информации, но горючее истощалось, и его качество оставляло желать много лучшего. С надеждой входя в очередное убежище, Джулия все чаще испытывала разочарование. Происходило это, как правило, так: распахиваешь дверь, встречаешь похотливые взгляды местных самцов, демонстрируешь свои звезды, приказываешь старшему по званию предъявить колдовскую папку, пролистываешь ее, не находишь ничего ценного, швыряешь вместилище знаний на пол и удаляешься, предоставляя Джареду извиняться.

Она сознавала, что ведет себя плохо. Недовольство собой она срывала на других людях, отчего недовольство только усугублялось. Вот вам доказательство, мистер Хофштадтер: странная петля — это я.

В резерве оставались Западное побережье и Мексика, но Джулия предчувствовала, что и там ничего нового не найдет. В зазеркалье магического подполья наблюдалась обратная перспектива: чем ты ближе, тем мельче все кажется. Сколько орлов и решек может угадать отдельно взятая девушка? Сколько гвоздей уберечь от ржавчины? Размагниченные магниты тоже особо никому не нужны. Если это и магия, то паршивенькая. Небесный хор, которому она отдала свой голос, вызванивал поп-мотивчики, как в игровом шоу. Депозитный фонд, в который она вложила всю жизнь без остатка, похоже, надул ее.

После всего, что она пережила и чем пожертвовала, Джулия просто не могла этого выносить. Она заподозрила даже, что Джаред от нее что-то утаивает, и прибегла к ядерному решению, чтобы это проверить. Ничего. Ноль. Ну и ладно.

Если быть абсолютно честной, ядерный арсенал она в своих странствиях разворачивала уже несколько раз и начинала чувствовать себя радиоактивной и токсичной, как ядерная пустыня. Она не позволяла себе думать об этом. «Ядерный» — кодовое слово, и воспоминания тоже пусть остаются закодированными. Она сделала то, что должна была, и покончим на этом. Она даже и не фантазировала больше о настоящей любви, не могла представить ее в одном с собой мире. Отказалась от нее ради магии.

Между тем надвигалась ядерная зима, от которой магия как-то не помогала. Шел загрязненный снег, земля страдала водянкой, близилась полночь года.